Звезды без пощады
Шрифт:
— Пойду им помогу, может тянуть чего, — вызвался Черновол, снимая куртку и поручая Лугину свой козлобой.
— Пятьсот сорок шесть кеброа мертвы. Аризаии Ганка, Нашиарти, Проитуи Ранран, Лушаак Готии не дожили до этого дня, — задрав голову к небу произнес Керан. — Я единственный кто на свободе, я жив! Но какая цена?!
— Мы тоже заплатили огромную цену: свою родную планету, — отозвался Лугин. — Планету целиком! С ней не один миллиард людей! Почти каждый потерял родителей, детей, дорого друга!
Он, потрогал рукоять ножа за ремнем и вспомнил Дениску Клименьева, сгоревший джип, могилу, вырытую в раскисшей
Отчего так дико стучало сердце? Вряд ли от близости дружков Гудвеса. Наверное, от вида бледно-голубого неба, подернутого поволокой. Еще бы! Настоящего неба, в котором светит настоящее солнышко! И этот запах! Сойти с ума! Наверное, даже на родной матушке-Земле луга не пахнут лучше!
Как и в мрачных пещерах Кахор Нэ Роош здесь тоже валялись огромные куски пенолита, перемешанные с коричнево-черной землей — ее густо разбросало от удара звездолета. Но за них уже не цеплялся взгляд. Трава, зеленая трава, ходившая волнами от легкого ветерка — вот что занимало глаза и пускало сердце вскачь. А ниже по склону виднелась река, широкая, сверкающая в оранжевых лучах солнца. На дальнем берегу стоял лес, огромный — до зубчатой линии желтых скал.
Народ, выходивший из проклятого Кахор Нэ Роош спускался к берегу, таща кто тяжелую поклажу, кто раненых родных, товарищей. Справа от пролома в звездолете стоял сам Перец и с девяток к нему приближенных, но отвратная рожа Гудвеса пока еще нигде не мелькнула.
Постояв еще несколько минут, Хитрова отступила за гигантский обломок пенолита. Рассудила так: если народ идет направо и спускается к реке под присмотром дружинников, то ей налево. И пошла потихоньку, будто любуясь видом по другую сторону от пролома и морщась от боли в плече. Рюкзак казался неподъемно тяжелым, в довесок на плече автомат и в левой руке кое-как свернутая трехместная палатка — без всего этого одной вряд ли выжить. И если честно, то лучше умереть, чем снова вернуться под администраторов.
— Эй, а ты куда? — раздался неприятный окрик с хрипотцой.
Как и ожидалось, пройти незамеченной не получилось. Не замедляя шага, Хитрова пошла дальше. Только не поворачиваться, не вступать в разговор! Как же неприятно скрипят, хрустят под подошвой кроссовок куски пенолита, точно огромные мертвые жуки.
— Это телка Василия Григорьевича. Чо, догнать ее? — вступил в разговор второй.
Сердце Хитровой остановилось. Что делать, если пустится за ней? Бежать? Не станут же стрелять аж в «телку Василия Григорьевича». Если бросить рюкзак и побежать, то она любому из этих мерзавцев фору даст.
Света не слышала, что ответил другой с винтовкой, и пока ее не догоняли ничьи торопливые шаги, просто шла дальше, не оглядываясь, все чаще дыша. Шагов через двести за небольшим подъемом она обогнула выступ останков Посланца Смысла Живого и вдруг увидела, что впереди довольно далеко из разлома в звездолете тоже выходят люди. Людской ручеек там был пожиже, чем поток за спиной и вряд ли имел отношение к граду пещерном Нововладимирску. Но хороши ли те неизвестные люди?
Света решила не рисковать. Какие бы ни сулила опасности чужая планета, после всего, что Хитрова отведала в обществе людей, как-то спокойнее было самой. Чтобы скрыться от посторонних глаз, она двинулась в обход холма по ложбине. Наверное, выбранный маршрут был проигрышным: ведь теперь она не видела, что впереди далее, чем на сто шагов-двести — ложбина вилась между невысоких, поросших травой холмов. За то и ее теперь никто из переселенцев не наблюдал.
Уйдя от обломков звездолета достаточно далеко, Хитрова позволила себе скинуть тяжеленный рюкзак, бросить в траву палатку и оглядеться, держа в руках лишь автомат. Дальше ложбина спускалась в сторону реки, и там трава становилась много гуще и выше, появлялся кустарник, похожий на листья пальм, собранные крепким пучком. Кое-где виднелись крупные желтые цветы. Еще дальше росли деревья, издали вполне похожие на земные. Если бы не нервное напряжение сразу после бегства с Посланца Смысла Живого, то можно сказать, Фаргет радовал. Так радовал, что хотелось отбросить к чертовой матери калаш, развести руки в сторону и радостно закричать, расхохотаться. Наружу так и просилось веселое безумие, которое все это время было задавлено мрачными и тяжкими стенами из пенолита.
Рассудив, что по ложбине без разведки идти опасно, Света осторожно стала взбираться на возвышенность. Шла налегке, — вещи лежали внизу — держа наготове автомат. Уже у самого верха холма послышались далекие голоса — увы, неприятное открытие. Повернуть назад? Забрать рюкзак, палатку и поискать покоя в другой стороне? Все-таки Хитрова решила подняться до самого верха и очень осторожно выглянуть.
Сидя на корточках между двух кустов, она различила, что негромкие голоса исходят с низа пологой ложбины, тянувшейся параллельно с той, которой шла сама Светлана. Хотя слов с такого расстояния было не разобрать, один из голосов явно был женским и даже знакомым. Подкравшись еще на десяток-другой шагов, Хитрова наконец увидела говоривших. Совершенно чудное зрелище: существо, похожее на обезьяну в синей одежде вроде комбинезона, за ним вроде мужчина и… девушка в белой куртке.
Вдруг Светка вскочила на ноги, закричала, раскинув руки. И так и рухнула на колени, закрыв лицо руками.
Там внизу в белой куртке стояла Ира Красина! Ирка! Хитрова не могла ошибиться даже издалека! Из груди просился крик — его было не удержать, а тело потряхивало от безумного коктейля эмоций. Светлана видела, что ее заметили, услышали тоже, двинулись к ней все втроем, а потом побежали, крича и размахивая руками.
— Господи! Господи! — Хитрова пыталась выкрикнуть что-то еще, но не было слов и горле застрял ком. Изо всех сил она прижималась к Лугину, вся, дрожа от рыданий.
Слева в нее вцепилась Ирка, пытаясь поцеловать ее в щеку, мокрую от слез.
Первая ночь на чужой планете не может быть спокойной. Каждый понимал, что вряд ли уснет до утра, хотя нашли удачное место для стоянки, защищенной двух сторон обрывистым берегом реки. С двух других пылали костры, стояли часовые, по три. В каждой тройке по козлобою.
Перед тем, как остальные смоленские устроились на запоздалый ужин, Воронин сам досконально проверил посты. Беспокойство внушали крупные звери. Их видели издалека. Какие-то бурые твари, размером чуть меньше слона с шипастыми спинами — так удалось разглядеть в бинокль. Но здесь вблизи их точно не водилось. Однако, ночь — время хищников. И никто не знал, какие сюрпризы может преподнести Фаргет. Поэтому отнеслись к ночлегу крайне серьезно: усиленные посты, много костров. Все кто на отдыхе не расставался с оружием.
Но страхи страхами, а имелось в наступившей ночи много приятностей: и небо, полное звездных россыпей — не бывает их столько на Земле, и душевное общение, и праздничный ужин, умерено под водочку. Ведь повод случился архиважный: самый первый день новой истории! Такое, извините, в анналах точно будет значиться самыми жирными буквами.
По этому случаю, как все угомонились, и наладилась тишина у срединных костров, Николай Антонович слово взял. Сначала поздравил всех с окончанием горестных межзвездных странствий, упомянул о погибших — за них выпили стоя и в долгом молчании — а потом поделился планами. Так Воронин сказал: