Шрифт:
***
Раннее утро охватил бледный свет. За зеленым лесом виднелись пробудившиеся и разрушенные веками уральские горы. Они нависли огромным фантастическим зверем над лесом. Рядом раскинулось древнее село.
В тот день Митьку Ковина опьянило великолепное зрелище. Он стоял во дворе и не в силах был сдвинуться с места. Окружающий мир казался ему заново рожденным. Дождавшись первых лучей солнца Ковин вошел в конюшню, но не успел он войти, как радостный конь кинулся ему навстречу.
– Погоди, черт, затопчешь! –
Почувствовав, что-то под сапогом, Ковин опустился на одно колено и стал выгребать из ямы землю и истлевшие доски. Любопытный конь мягко схватил его зубами за плечо.
– Отстань! – раздраженно отмахнулся Митька и, вытащив из ямы пухлый пакет в промасленной материи.
Он размотал пакет и его глазам предстал отливающий черной сталью револьвер. Оружие было без единой ржавчины и полностью заряженным.
– Откуда ты взялся? – пробормотал Митька восторженно разглядывая револьвер.
Ковин сунул оружие за пазуху, вывел из конюшни заседланного коня и, молодецки вскочив в седло, направил молодого скакуна в сосновый лес за Денежку.
– Ты, куда? – выскочила из избы Татьяна Николаевна.
– За хворостом!
– Когда вернешься? – крикнула вслед мать.
– Скоро, – ответил Митька.
Ковин подстегнул коня плеткой и Рыжий, красиво перебирая ногами, выскочил за село, пролетел через сосновый лес и по узкой лесной дороге пересек небольшой ручей под названием Денежка. Он был настолько узким, что если хорошо разбежаться, то можно без труда ее перепрыгнуть. И единственным препятствием, чтобы преодолеть ручей были бы густые заросли черемухи и ивы. Они клонились над ручьем низко, что касались друг друга, да так что невозможно было разглядеть, что творилось за следующим поворотом.
Своим именем ручей был обязан охотнику Петру Падукову. Однажды на охоте он заметил на высокой ели крупного глухаря. Он прицелился в птицу, нажал на курок и после раскатистого выстрела она слетела с дерева и пролетая над ручьем, выронила из клюва какой-то желтый камешек. Петр подобрал подстреленную птицу и стал искать оброненный ею предмет. Падуков был твердо уверен, что глухарь обронил золотую монету, но сколько бы он не искал, так и не нашел. Однако с той поры небольшой ручей, не отмеченный ни на одной карте мира, с легкой руки охотника получил свое имя.
Скоро Митька добрался до обширного болота. Чахлые деревья на этой местности представляли собой жалкое зрелище. Они вызывали чувство сожаления. На болоте росли сучковатые, низкорослые и едва живые сосны и ели. Они каким-то чудом держались на болотистой почве и росли так тесно, что, погибая падали на соседние деревья. Да, лес выглядел бедным, но зато был богатым на хворост.
Ковин соскочил с коня, подошел к старой сосне без верхушки и, отсчитав пятнадцать шагов от дерева, вынул из-за пазухи револьвер. Прищурив правый глаз, Митька нажал на курок. После громкого выстрела от сосны отлетела тонкая щепка, с соседней невысокой ели сорвалась вспугнутая стайка птиц.
Ковин огляделся вокруг поднял револьвер и опустошил всю обойму. Но когда патроны закончились, Митька вдруг заметил, что на самом краю болота среди густого ельника что-то мелькнуло.
Ковин насторожился – кто это был: человек или зверь? Если человек, то почему он не подошел к нему. Ведь в Назаровке все друг друга знали. В тот момент внутреннее чутье подсказало Митьке, что из-за этого у него могут возникнуть неприятности.
Засунув револьвер за пазуху, Ковин вскочил на коня и направил его туда, где только что исчез таинственный силуэт. Рыжий оставляя на моховой подстилке глубокие следы дошел до ельника, но там уже никого не было.
Митька оглядел глазами по влажный, мягкий мох и заметил отчетливые следы человека. После этого у него не осталось никаких сомнений в том, что здесь кто-то внимательно наблюдал за ним.
– Ничего Рыжий, если бог не выдаст, то свинья не съест, – проговорил Митька, потрепав коня по длинной шее и с этими словами забросил револьвер в темный ручей. Избавившись от оружия, Митька наломал большую кучу сухого хвороста и, загрузив его на коня, направился в село. Он проскакал мимо скученных домов, красивых садов и косых огородов.
Весь день Митька занимался различными хозяйственными делами, чтобы избавиться от назойливых мыслей, но они упрямо лезли в голову. И мать никак понять не могла, что сделалось с ее сыном и в тоже время это радовало Татьяну Николаевну.
К вечеру село окуталось прозрачной дымкой, день угас и в красном закате утонуло солнце. В теплом дыхании ветра чувствовался конец весны. Это было уже почти лето.
В поздний час Ковин явился на окраину Назаровки, где Коля Давлетов, широко растягивая гармонь и приятным басом без перерыва горланил песню:
За дальнею околицей, за молодыми вязами
Мы, с милым расставаясь, клялись в любви своей
И было три свидетеля: река голубоглазая,
Березонька пушистая да звонкий соловей.
Давлетов заканчивал песню, девушки снова просили его спеть популярную в то время песню и он, не смея им отказать, в который уже раз пел красивым голосом:
Промчатся вьюги зимние, минуют дни суровые,
И все вокруг наполнится веселою весной.
И стройная березонька листву оденет новую,
И запоет соловушка над синею рекой.
Хорошо пел Коля Давлетов, девушки к нему прямо липли.
– Ты, что так долго не приходил? – подскочил к Митьке Ванька Бабыкин.
– Занят был, работы много накопилось, – устало ответил Ковин.
– Работа дураков любит, – сочувственно произнес Ванька.
– А ты чем занимался, – в свою очередь поинтересовался Митька.
– Ничем, – развел руки в стороны Бабыкин.
Вдруг к ним подошла Валька Насонова.
– Потанцуем? – пригласила она Ковина, но он, сославшись на усталость отказал ей.