Звезды против свастики. Часть 1
Шрифт:
– Что у тебя? – спросил Прошкин.
– Товарищ командующий! Срочное донесение от нашей разведгруппы. Немцы готовятся нанести сегодня авиаудар по Узловой!
– Авиаудар? – Жуков посмотрел на Прошкина. – Пока Галин держится молодцом, но авиаудара может и не выдержать. Давай так, Игорь Валентинович, я звоню в штаб Юго-Западного фронта, попрошу у них истребителей для прикрытия Узловой, а ты останови отправку этого новенького бронепоезда в Мосты, и перенаправь-ка его в Узловую. Для нас, сам понимаешь, это капля в море, а Галину, глядишь, сгодится!
Галин доел борщ и принялся за второе. Сидящий
– Эк тебя на свежем воздухе на чифан– то пробило!
Галин чуть не подавился, с трудом пропихнул кусок в горло, сказал с шутливым укором:
– Ты чего, Семёныч? Завидуй молча.
Оба были знакомы ещё по совместной службе на Дальнем Востоке, где и прицепилось к ним это словечко «чифан», «чифанить», производное от китайского чи фан – еда.
Закончив с трапезой, Галин засобирался на выход. Начштаба осторожно осведомился:
– Может, бомбёжку всё же здесь пересидишь?
– С какой такой стати? – удивился Галин. – Или ты думаешь, они бомбы на церковь будут тратить? Боюсь, что тебе тут будет жарче, чем мне там. К тому же руководить обороной с верхотуры намного сподручней.
– Ну, как знаешь, – не стал настаивать начштаба. – Только скажи, куда новый бронепоезд определить?
Галин остановился на полушаге. Фу-ты, ну-ты! А ему весь обед мозг выносило, что он что-то упустил. Конечно, вместе с предупреждением о возможном авианалёте из штаба армии сообщили также об отправке к ним ещё одного бронепоезда.
– Спасибо, Семёныч, что напомнил. Я не очень понял, но, кажется, этот бронепоезд оснащён какими-то усовершенствованными зенитными установками. Так ты передай командиру, пусть выберет рельсы по своему усмотрению, откуда сподручнее по самолётам бить.
У входа на колокольню топталась группа военных. Опытным взглядом комбриг определил центральную фигуру: статный мужчина в форме полковника инженерных войск. Остальные – его окружение, либо даже охрана. Когда Галин приблизился, все офицеры, включая полковника, вскинули руки к фуражкам. Галин козырнул в ответ. Бегло пробежав взглядом по офицерам и отметив среди них парочку из своей бригады, остановил взгляд на полковнике. Тот шагнул навстречу и протянул руку:
– Ульянов Владимир Ильич, полковник инженерных войск!
Галин слегка опешил. Такая реакция, видимо, была не в диковинку, поскольку полковник сразу пояснил:
– Даже не родственник, хотя и полный тёзка.
Галин кивнул, мол, с этим вопросом разобрались. Теперь взгляд комбрига требовал: объясни-ка, дорогой товарищ, откуда ты на мою голову свалился, и по какой-такой надобности?
– Вот, доставил вам бронепоезд с установленными на нём новейшими зенитными установками, для испытания в боевых условиях.
Значит, бронепоезд уже здесь? Замечательно!
– Давно прибыли? – поинтересовался Галин.
– Буквально только что, – ответил полковник.
– Вы, товарищ полковник, как я понимаю не строевик?
И к подобному вопросу Ульянов, по-видимому, тоже был готов.
– Опять что-то не так сказал? – смущённо улыбнулся полковник. – И вы совершенно правы, Павел Михайлович, если не ошибаюсь? Я конструктор,
– Ну, хорошо, – заторопился Галин. – После договорим. Вы сейчас на бронепоезд, или хотите, чтобы вас проводили в штаб?
– Да нет, Павел Михайлович, – улыбнулся Ульянов, – хочу вот на эту колокольню забраться.
– Товарищ комбриг, – выступил вперёд офицер с эмблемами контрразведчика в чине капитана, – хоть вы объясните, что это очень опасно. Я ведь за жизнь товарища полковника головой отвечаю.
Нытьё капитана совсем не понравилось Галину, но сермяжная правда в его словах была.
– Действительно, – обратился он к Ульянову, – капитан прав. Я тоже считаю, что это плохая идея.
– Товарищ полковник! – неожиданно вскипел Ульянов. – Я ведь вас не учу воевать. Вот и меня не надо учить, как проводить испытания! Они у меня далеко не первые, да и в боевых действиях принимать участие мне тоже доводилось. В конце концов, у меня бумага есть, вот!
Конструктор вытащил из кармана сложенный вчетверо лист бумаги и протянул Галину. Документ, отпечатанный на бланке ГКО, предписывал всем воинским начальникам оказывать всяческое содействие инженер-полковнику Ульянову В. И. в деле особой государственной важности. Под документом стояла подпись Сталина.
Галин свернул бумагу и протянул Ульянову. Потом участливо посмотрел на капитана.
– Извини, брат, но против такого лома даже у меня нет приёма! – Обращаясь к инженер-полковнику, указал рукой в сторону входа на лестницу, ведущую на колокольню. – Прошу!
Пропустив Ульянова вперёд, жестом остановил ринувшихся за ним офицеров.
– А вас, товарищи, попрошу остаться! На верхней площадке места и для троих-то мало, – и приказал часовому перекрыть вход.
Подымаясь по крутым ступеням следом за Ульяновым, Галин спросил:
– Товарищ полковник, вы сказали, что принимали участие в боевых действиях; можно узнать, в каких?
– К сожалению, нельзя, вы уж извините…
– Понимаю, – ответил Галин, – и, в свою очередь, прошу прощения за бестактный вопрос.
Помолчали. Потом Ульянов спросил:
– Павел Михайлович, вы стихи любите?
– А кто же их не любит? – осторожно ответил Галин.
– Тогда можно я прочту вам одно из последних стихотворений Эренбурга?
Не туманами, что ткали Парки, И не парами в зелёном парке, Не длиной, – а он длиннее сплина, Не трезубцем моря властелина, Город тот мне горьким горем дорог, По ночам я вижу чёрный город, Горе там сосчитано на тонны, В нежной сырости сирены стонут, Падают дома, и день печален Средь чужих уродливых развалин. Но живые из щелей выходят, Говорят, встречаясь, о погоде, Убирают с тротуаров мусор, Покупают зеркальце и бусы. Ткут и ткут свои туманы Парки. Зелены загадочные парки. И ещё длинней печали вёрсты, И людей ещё темней упорство…