Звезды расскажут, комиссар Палму!

MIKA WALTARI

T"ahdet kertovat, komisario Palmu!

1964

Перевод Е. Каменской

Начнем с барышни Кайно Пелконен. Согласно ее словам, ей сорок девять, она бывшая страховая служащая. Ранним утром тридцатого сентября, задолго до рассвета, ее шотландский терьер, Надежный Друг, пробудился в их вполне современной однокомнатной квартирке на Обсерваторской улице; едва разлепив глаза, Надежный Друг устремил любовный взор на спящую хозяйку. Около шести он тихонько заурчал, переместился поближе к изголовью кровати, уселся на задние лапы, продолжая сосредоточенно глядеть в закрытые глаза хозяйки.

Не прошло и нескольких минут, как гипноз возымел действие. Кайно Пелконен со вздохом приподняла веки и обнаружила перед собой преданные глаза Надежного Друга. Заметив, что цель достигнута, собака подобающим образом выразила свой восторг, а именно: не подавая голоса, беззвучно рассмеялась и чмокнула хозяйку в щечку. Надежный Друг был воспитан в уважении к общественному порядку, да к тому же и благородная кровь обязывала его не выказывать нетерпения в столь ранний утренний час.

Следует сразу заметить, что Кайно Пелконен и пес совершенно, так сказать, сроднились, знали и уважали привычки друг друга. Посему собака никогда не торопила хозяйку, давая ей возможность сварить себе две чашечки кофе и совершить утренний туалет, то есть оживить краской бледные щеки и губы; Надежный Друг в это время поджидал за дверью ванной, держа в зубах свой поводок.

За окнами колыхались тусклая серость и сырость городского осеннего утра, когда барышня Пелконен и собака, крадучись, спускались по лестнице. В эти ранние часы они никогда не пользовались лифтом, чтобы его шумом не обеспокоить жильцов дома. Кайно Пелконен и так довольно претерпела обид и горя от своих соседей. И хотя в правилах для жильцов не говорилось, что в доме нельзя держать собак, живший наверху судья на собрании пайщиков грозно заметил, что в правилах равно не сказано и того, что собак в доме держать можно!

Итак, это необычное, полное приключений утро началось для Кайно Пелконен спозаранку. К ее несказанному облегчению, входная дверь оказалась на запоре, а это означало, что дворник еще не вставал. Не то чтобы это открывало Надежному Другу путь для скорейшего удовлетворения некоторых естественных потребностей прямо возле дома, на ближайшем углу, — ни в коем случае, такое не могло привидеться ни барышне Пелконен, ни тем более Надежному Другу в самом фантастическом сне! (Даже если временно не брать в расчет бдительного дворника, который каждую секунду готов был наброситься на них, едва они выходили из дома.)

В этот час улица была просторна и пустынна, и даже разносчики газет еще не показывались. Барышня Пелконен облегченно перевела дух и отдалась на волю Надежного Друга, настоятельно влекшего ее к центральной аллее Обсерваторского парка.

На широкой, усыпанной гравием дорожке собака остановилась и обратила свой деликатный взор на хозяйку. Та огляделась на всякий случай по сторонам, отстегнула поводок, и Надежный Друг смог наконец умчаться в укромный, заросший деревьями и кустарником уголок парка. Мокрые желтые листья устилали землю, было безветренно, сыро и по-рассветному мглисто.

Барышня Кайно Пелконен (49 лет, на щеках легкий искусственный румянец) отлично знала, что нарушает все правила, отпуская бегать по парку свою собаку. Но выпитый горячий кофе бодрил ее и придавал отваги. С вызывающим видом она озиралась по сторонам, в глубине души понимая, что в такую рань встреча со сторожами или с подметальщиками ей не грозит.

А такое, увы, случалось: несколько раз сторожа ужасно кричали на нее, а один дворник даже поднял метлу на ее кроткую собаку. После этого происшествия Кайно Пелконен решила, что ей будет приятнее вставать пораньше, около шести, а в прекрасное летнее утро не грех подняться и в начале пятого, но зато спокойно и без помех выгуливать своего пса. Она не могла понять людского жестокосердия и таких несправедливых по отношению к собакам городских правил! А ведь собаки безропотно платили налог, и, между прочим, куда исправнее, чем многие люди! Что делать, за эту человеческую нетерпимость расплачивалась она — своим утренним сладким сном.

Итак, барышня Пелконен прогуливалась по усыпанной гравием аллее, а ее Надежный Друг в упоении, но совершенно безмолвно, сновал между кустами, изредка проверяя, не потерялась ли его хозяйка. Но та коротала время поблизости, вдыхая унылый запах земли и мокрых листьев, пока не надумала подняться на холм, к Памятнику жертвам кораблекрушений. В воздухе, правда, висел туман, но она надеялась, что сможет полюбоваться оттуда золотистой зарей, разгорающейся на небе за Южной гаванью и мысом Катаянокка. Не раз она вот так, никому не мешая, наслаждалась созерцанием пленительных восходов, в то время как внизу, на Рыночной площади, уже сновал в этот ранний час деловой люд.

Но нынче утром солнце было бессильно прорвать серую мглу. И все же вокруг посветлело, пожелтевшие и красноватые листья освежили свои краски, а трава вдруг оказалась ярко-зеленой. Барышня Пелконен на минутку задержалась, чтобы кинуть взор на гавань, а собака с неутомимой любознательностью продолжила свои исследования среди кустов.

Если верить утверждению, которое любит в иные минуты вспоминать комиссар Палму, а именно: nomen est omen [1] , то имя и фамилия Кайно Пелконен [2] были поистине говорящими. Она и не заблуждалась на свой счет, прекрасно зная, что она и робка, и боязлива. Первое время она до жути боялась этих ранних прогулок по пустому, безмолвному парку. Боялась не того, что их могли поймать с поличным, нет, она содрогалась при мысли, что может столкнуться с какой-нибудь пьяной компанией или с бездомными бродягами.

Все же, любуясь восходами солнца, которые иногда бывали поистине прекрасны, она постепенно забывала свои страхи и даже позволяла себе тихо улыбаться, воображая, как однажды, в одну из таких ранних прогулок по парку, ей повстречается Он — погруженный в свои мысли ученый или задумчивый поэт, который внезапно увидит ее, — ну, и так далее…

Барышня Пелконен успела домечтать всего лишь до этого места, как вдруг в кустах оглушительно залаял Надежный Друг, ее бесстрашный спутник. Резкий и громогласный лай сотряс тишину пустого парка, и помертвевшей от страха Пелконен показалось, что он прогрохотал над городом, подобно грому. Это не был визг боли, лай предупреждал о серьезной опасности.