Звезды-свидетели
Шрифт:
Она была очень красива. Вот что было самым главным и что давало ей право так нахально вторгаться в чужие жизни. Она знала, что ей все простят потому, что она красива. Что любой мужчина, к которому она пристанет со своими проблемами, не сможет отказать ей сразу — уже хотя бы потому, что ему захочется рассмотреть ее хорошенько: ее нежное лицо, блестящий, словно чисто вымытый и насухо вытертый розовый носик, огромные синие раскосые глаза, белые зубки, такие белые и ровные, что ими тоже хочется любоваться, не говоря уже о полненьких аккуратных губках. Спутанные, но чистые волосы до плеч — они мешают
— У меня есть суп, очень вкусный, с грибами, — сказал Герман. — Будете?
Она как-то неопределенно пожала плечами. Конечно, она была голодна. Мало того что на улице зима и почти все время хочется есть (Герман судил по себе), к тому же надо учесть: чтобы создать себе проблему и испытать всю положенную в этой ситуации душевную боль — тоже требуется время, плюс — неизвестно, где она поджидала его: может, торчала у супермаркета, зная, что он по пятницам приезжает туда за продуктами… неужели она за ним следила?!
— Вообще-то я за вами следила, — она кивнула головой, снова прочитав его мысли. — Даже такси нанимала. Но просто взять и приехать в лес я не посмела.
— Может, вы все-таки расскажете, что с вами случилось?
— Да так… неприятности.
— И что же, во всей Москве не нашлось ни одного человека, который пустил бы вас под свою крышу и оказал вам помощь? Это как же надо прожить жизнь, чтобы не обрасти друзьями? Знаете, у меня существует своя философия на этот счет. Если человек никому не делает добра, то и ему тоже никто и ничего не сделает. Может, это покажется смешным, но я придерживаюсь… теории пожара.
— Пожара? — Она взяла листик салата и принялась его нервно грызть.
— Ну да! Вот, если, к примеру, у вас сгорит дом, вам будет к кому пойти?
Он не успел договорить, как она уже ответила:
— Нет! А у вас?
— У меня есть такие друзья, которые примут меня, голого и босого, голодного и без жилья, и поселят меня у себя хоть на веки вечные, — ответил Герман не без гордости. — И они знают, что двери моего дома всегда открыты для них.
— Странный вы человек, Герман! А как же ваше затворничество? Вы же сами сказали в интервью, что никого не хотите видеть.
— Это же временно! Просто мне надо закончить одну важную работу.
— Музыку к очередному фильму? — Нина улыбнулась так нежно, что он невольно устыдился своего недавнего намерения отказать ей в гостеприимстве.
— Да, — солгал он, потому что никакого нового заказа у него давно уже не было. Вернее, он уже сдал последнюю работу, причем фильм готовился к выходу,
— Какая же у вас интересная работа!
Она продолжала сидеть за столом с видом случайной гостьи и даже, что называется, ухом не повела, чтобы помочь Герману накрыть стол.
— Понимаете, сижу я тут у вас и чувствую себя крайне неуверенно, — неожиданно сказала она, словно оправдываясь. — Вы, насколько мне известно, холостяк, у вас установились свои привычки, и, возможно, вы не любите, когда посторонние люди прикасаются своими руками, — она скорчила гримаску отвращения, как если бы ее собственные руки были грязными и липкими, — к вашим тарелкам и кастрюлькам. Вообще-то я умею все делать, готовить…
— Да-да, вы все правильно понимаете. — Он и сам не понял, зачем это сказал. Да и вообще, он еще не разобрался в себе — хотелось ли ему, чтобы она продемонстрировала ему свои женские хозяйственные способности, или нет? Но уже то, что она объяснила ему свою пассивность, показалось ему милым.
Он готов был сам расспросить ее, что же с ней такого случилось, почему она подстроила это странноватое знакомство, как вдруг услышал:
— За постой в вашем доме я готова заплатить столько, сколько вы скажете. У меня есть деньги.
Сказано это было не то чтобы с достоинством, но как-то просто, естественно, что тоже понравилось Герману.
— ???
— Понимаете, все это крайне серьезно… Поэтому ваше согласие я расценю, как… как работу, если хотите!
Она широко раскрыла глаза, и Герману показалось, что они увеличились чуть ли не вдвое. Чудесная загадочная девушка! Из-за таких стреляются, принимают яд или бросаются с крыши.
— Давайте сначала пообедаем, а потом вы все мне расскажете, — сдержанно произнес он.
— И вы уверены, что хотите все знать?
— А как бы вы поступили на моем месте?
— Просто пустила бы человека к себе под крышу, поверив ему на слово.
— Но и вы тоже должны понять меня. Вот если бы я, к примеру, сбил вас (не дай бог, конечно!) на дороге, словом, слегка травмировал и привез бы к себе, предложив вам пожить у меня до окончательного выздоровления, тогда бы все было понятно. Или просто познакомился бы с вами в том же супермаркете, случайно оказавшись свидетелем семейной драмы, в ходе которой ваш муж или, например, любовник ударил бы вас… Улавливаете мою мысль? Вот тогда бы я сам, скорее всего, поддавшись эмоциям, предложил вам свой кров. А так? Что получается в действительности? Вы выслеживали меня, причем сами в этом признались. Зачем? Почему вы выбрали именно меня?
— Мне показалось, что я все объяснила — вы внушаете мне доверие! И именно газета с вашим интервью попалась мне под руку! Я восприняла это как знак судьбы.
— Но не слишком ли все сложно, учитывая сложившиеся обстоятельства? Насколько я понял, у вас проблемы именно в личном плане?
— Да как вам сказать… — Она с благодарным видом приняла из его рук тарелку с дымящимся супом. — Просто я убила мужа, а потом — и его друга.
Герман подумал: хорошо, что тарелка с огненным супом оказалась у нее в руках — иначе он бы уронил ее, предварительно здорово ошпарившись. Ну и шуточки у этой девицы!!!