Звезды-свидетели
Шрифт:
— Ну и шуточки у вас! — покачал он головой. — Я же мог обвариться!
— Но я не шутила, — поджав губы, проговорила она обиженно. — Разве такими вещами шутят?
— Конечно, шутят! Знаете, подобные вещи, точнее, такие слова, как «убила» или «убийство», лучше не произносить вслух. Сами же знаете, что слово может стать фактором материальным.
— Я застрелила их обоих. Не уверена, что меня ищут… Постараюсь объяснить. Понимаете, я попала в очень нехорошую историю. Сначала — любимый муж и все такое… Полное ослепление. — Она, перед тем как отправить ложку в рот, подула на горячий суп. — Мой муж занимается… точнее, занимался бизнесом. И задолжал своему
Герман вдруг расслабился и облегченно расхохотался. Пистолет! Это многое объясняет. Девушка обладает превосходным чувством юмора!
— Вы мне не верите?
— Нет-нет, что вы, конечно же, верю! Каждая нормальная девушка начинает день с того, что кладет в сумочку пистолет своего мужа — мало ли что, а вдруг пригодится? Жизнь-то нынче какая! Полная всяких опасностей! К тому же такую красивую девушку, как вы, вероятно, так и хочется куда-нибудь умыкнуть, на дачу ли или еще куда-нибудь.
— Ну и ладно! — Она вдруг улыбнулась во весь рот и тряхнула головой, мол, проехали. — Не хотите — и не верьте! Знаете, очень вкусный суп. А где вы покупаете сметану к нему? Она прямо как деревенская.
— В деревне и покупаю, неподалеку, в Уваровке.
— Отлично! И вообще, у вас тут — просто рай. Думаете, я не заметила ваших курочек? На белом снегу — чернушки и пеструшки… Наверное, вы и яйца свежие каждый день едите?
Она заговорила — после того, как он практически поднял ее на смех, — очень манерно, покачивая головой, постоянно и как-то нарочито улыбаясь. Вот и тему для разговора нашла такую, чтобы поддеть его: мол, великий композитор — и курочек выращивает. Хотя какой он, к черту, великий?!
— Знаете, я очень люблю на завтрак хлеб с маслом и яйца всмятку. Просто мечта!
Герман, вздохнув (в голове у него промелькнула мысль, что в его доме загостилась сумасшедшая), принялся раскладывать салат по тарелкам. И вдруг поймал себя на мысли, что ухаживает за совершенно чужим человеком, расшаркивается перед неизвестной женщиной, которая не удосужилась даже рассказать ему «историю своей жизни», разрыдавшись при этом на его плече. То есть эта Нина ведет себя совершенно не по-женски. Плюс еще это нелепое и унизительное для него предложение — заплатить ему за постой. Бред какой-то!
— Знаете, я понимаю, что вы в шоке от моего пребывания здесь и считаете, вероятно, меня нахальной и скверной особой.
Герман даже жевать перестал, настолько он удивился из-за того, что в голосе Нины послышались слезы.
— Я и сама сейчас понимаю, насколько по-идиотски все это выглядит со стороны! Я-то выбрала вас в качестве своего защитника, действуя исключительно в своих эгоистических целях и уж, конечно, нисколько не заботясь о вашем душевном состоянии… А теперь, находясь здесь и осознав, что вы спрятались в этом лесу, в этом доме вовсе не для того, чтобы стать чьим-то защитником и благодетелем, и у вас, когда вы сбегали сюда, были свои, вполне определенные планы… я понимаю, что поступила по отношению к вам… отвратительно! Знаете что, Герман, я все доем, и, пожалуйста, отвезите меня обратно. То есть к супермаркету. Пусть меня арестуют, если догадаются, конечно, что это
— Нина! — заорал он, чувствуя, что начинает терять терпение: за время ее монолога он, уже успев попасть под ее влияние, понял, что готов хоть удочерить ее! — Что вы такое несете, право?! Вы бы лучше рассказали, что произошло с вами на самом деле, и мы подумали бы, как вам помочь! Может, я бы подсказал вам, где снять квартиру. Хотя вы сами сказали, что у вас есть деньги? Знаете, я уже ничего не понимаю!
— Вам и не надо ничего понимать. Лучше поставьте чайник. Очень чаю хочется! Думаю, что положили в салат слишком много лука и чеснока, у меня внутри все горит.
Герман встал, налил в чайник чистой родниковой воды (которую он привозил из Каменки), включил его. Движения его были автоматическими. Если бы его спросили через пару минут, поставил ли он греться воду, он вряд ли бы ответил уверенно — да или нет.
Так же машинально он вымыл заварочный чайник и приготовил его для ошпаривания горячей водой. Достал из буфета коробку с черным чаем. Отвернулся к окну, зажмурился, тотчас представив себе, что, обернувшись, он не увидит за столом Нину. Какие бы чувства он испытал? Облегчение? Да? Это на самом деле так? Или он расстроился бы, что снова остался один, а впереди — еще целый вечер, наполненный тишиной или чужой музыкой, и до такого уровня ему никогда не дотянуться?!
— Нина, давайте поговорим начистоту, — предложил он, смело глядя ей в глаза, в душе побаиваясь, однако, увидеть в них какие-либо признаки ее сумасшествия. — Вы — нормальная девушка? Вы случайно не сбежали из психушки?
— Нет. А что, похоже? — Она совершенно не обиделась. Только нервно улыбнулась.
— Но согласитесь, что нормальная девушка не расскажет первому встречному о том, что она буквально только что совершила два убийства! Не так ли?
— Так я же пыталась объяснить вам, что вы — не первый встречный! Что я выбрала именно вас! Я и раньше представляла вас себе именно таким… порядочным, добрым, нежным… Об этом свидетельствует ваша музыка! И, конечно, немаловажный факт — что вы живете в лесу, то есть в полном уединении, и маловероятно, что меня у вас кто-то увидит. Поймите и меня: а что, если меня все-таки вычислят?
— Давайте так. Вы мне рассказываете, как все произошло, и потом я решаю — оставлять вас у себя или нет. Идет?
— Идет. Да только я ведь вам уже все рассказала! И не думаю, что вам нужны подробности. Поймите, наконец, что мой муж, Вадим, оказался порядочной дрянью, просто сволочью. Он привез меня на дачу, куда спустя несколько минут приехал и его друг, Андрей. Я поставила чайник, потому что очень замерзла. Словом, мы сели за стол, и вот тогда-то Вадим и объяснил, что он привез меня сюда специально для того, чтобы я осталась с Андреем — на три дня. Он задолжал Андрею, и я, как его жена, должна помочь ему расплатиться… вот в таком духе! И что мне было делать?!
— Но… — Герман решил подыграть ей, все еще не веря в то, что она говорит правду. — Ведь ты же могла просто взять и сбежать!
Он и не заметил, как перешел на «ты».
— Так я и сбежала, предварительно пальнув в них обоих из пистолета, — она пожала плечами.
— А пистолет откуда взялся?
— Вадим сам разрешил мне носить его с собой. Просто однажды на меня напал какой-то маньяк, хотел меня в лифт затащить. Еле отбилась. Мне было так противно, так мерзко, что я пнула его каблуком в живот, потом еще куда-то… Словом, после этого случая Вадим и сказал, что я могу брать его пистолет.