Звёзды за той темнотой
Шрифт:
– Дети, познакомьтесь, у нас в классе новый ученик – Клюшин Андрей!
Он стоит перед новым классом, руки его новой классной руководительницы у него на плечах. Все с интересом смотрят на него. Ему очень неловко, он стесняется такого внимания, ведь пиджак, купленный с таким трудом мамой, явно на пару размеров больше. Он смотрит на свои потертые туфли – под слоем гуталина новей они не стали.
– Падай сюда! – Его новый, пока что незнакомый одноклассник смотрит на него ярко-голубыми глазами. Какие у него удивительные глаза.
– Андрей! –
Он так и не пожал ее в ответ. Андрею становится очень неуютно рядом с ним.
– Сам откуда? – наконец спрашивает новый одноклассник шепотом, глядя в сторону доски.
– Из области. Малиновка, слыхал? – Андрею не очень-то хочется отвечать этому хаму.
– Деревня? – Тот обращается к нему все так же, не поворачиваясь.
– Ну да.
– Колхозник, короче. – Он чуть слышно хихикает.
Андрей не реагирует. Видимо, ему будет нелегко подружиться с этим типом.
– Пахан кем работает?
«Почему он спрашивает об этом?»
– У меня только мама.
Андрею больше не хочется разговаривать с ним, но он не может просто взять и замолчать.
– Умер?
– Не знаю. Я его никогда не видел.
– А, понял. И мать, небось, не особо рассказывала? – Теперь тот смотрит прямо на него своими смеющимися, удивительно яркими глазами.
– Не рассказывала. – Андрей отворачивается. Голубоглазый раздражает его.
– А знаешь почему?
– Нет.
– Потому что сама не помнит, кому дала по пьяни. Ее там, наверное, всей вашей Малиновкой мужики по кругу гоняли, а потом ты родился – и пойди разберись, от какого алкаша.
Он сдавленно хихикает.
– Прекрати! – Андрею обидно до слез, он сжимает тонкие пальцы в кулаки.
– Ты что, чмо, быковать вздумал? На перемене увидимся за школой. – Он уже не смеется, его глаза наполнены какой-то холодной злобой. Андрей боится смотреть в эти глаза…
– Короче, пообщался с новеньким. – Голубоглазый картинно расхаживает среди нескольких любопытных одноклассников.
Андрей стоит в центре, опустив голову. Что же сейчас будет?
– Рассказал мне немного о себе. Мать, говорит, у него шлюха конченая, залетела сама не помнит от кого.
– Я не говорил такого! – Андрей кричит, горькие слезы застревают у него в горле, он ни за что не расплачется перед ними, ни за что.
– В смысле, не говорил? – Голубоглазый останавливается перед Андреем и смотрит ему в глаза. – Я тебя спросил – ты не возражал. Или ты меня перед всеми фуфлометом хочешь выставить?
– Моя мама не шлюха! – Слезы все-таки наворачиваются на глаза.
– Да ладно, я же пошутил, ты чего? Я, кстати, Лобов Максим, можно просто Макс! – Он протягивает руку.
Опешивший Андрей растерянно оглядывает смеющиеся лица одноклассников.
– Андрей…
Не успев протянуть руку в ответ, он сгибается от звонкой, жгучей пощечины. Все, словно по команде, громко хохочут.
– Ты что, падаль, руку мне собрался жать? Тебя там в этой вашей Малиновке самого, заместо мамки, не пользовали?
Андрей, выпрямив спину, сжимает кулак с твердым намерением ударить обидчика в ответ. У него впереди долгие годы, и он будет ненавидеть себя за этот момент, что не смог, испугался, не ударил.
– А я Ваня Карчин!
К нему подходит большой пухлый парень с прыщавым лицом. Черная челка практически закрывает его маленькие темные глаза. И снова пощечина, только в этот раз он, не удержавшись на ногах, падает на грязный потрескавшийся асфальт. И снова хохот любопытных зрителей. Не в силах более сдерживаться, он закрывает лицо руками и громко плачет. Кто-то больно пинает его по ребрам. За что они с ним так? Что он сделал им плохого?
Он так и не стал для них Андреем Клюшиным.
***
– Шлюхин, ты чего сидишь? – Запыхавшийся Лобов склоняется над ним. – Бегом на ворота, мразь! И попробуй хоть один пропустить!
Они играют с параллельным классом в футбол. Андрей не хочет, но он уже привык к тому, что с Лобовым и особенно с Карчиным спорить нельзя. Они проиграли со счетом 4:6. Его снова ведут за школу, снова толпа любопытных школьников идет следом, среди них и девочки.
– Я тебя предупреждал! – Лобов смотрит на него своим холодным злобным взглядом.
– Пожалуйста, не бей. Мы ведь все проиграли…
Лобов снова расхаживает взад-вперед, рисуется перед внимательными зрителями. Прям прирожденный актер.
– Не бить, говоришь? – Он останавливается и поглаживает большим пальцем подбородок, словно решая какую-то сложную задачу. – Хорошо. Мы не будем тебя бить, если ты принесешь завтра по сто рублей за каждый пропущенный гол. Идет?
Андрей смотрит на свои пыльные кеды. Шестьсот рублей – да это нереально, где столько взять? Он после школы, конечно, помогает маме мыть подъезды, там платят по две тысячи за каждый пролет, но это в месяц. Просить у мамы такие деньги бессмысленно. Где-то глубоко мелькнула мысль сказать, что даже если бы у него было столько денег, он все равно не отдал бы их им.
– Ну, что молчишь, Шлюхин? Будут бабки или нет?
– Нет.
Он стоит, стиснув зубы, все так же смотрит на потертые кеды. Он знает: сейчас Лобов или Карчин его ударят, потом еще и еще. Лишь бы не заплакать. Если они не смогут заставить его плакать, это будет хоть какая-то победа. Хоть в чем-то.
– Да что ты цацкаешься с ним?! – слышится раздраженный голос Карчина сзади.
Он не успевает среагировать, как сильные пухлые пальцы хватают его за трико и резко стягивают вниз вместе с трусами. В сумасшедшей панике он пытается надеть их обратно, сгибается и получает сильный удар коленом в голову от Лобова. Все кругом крутится, как в безумной карусели: смеющиеся лица, серое, вечно равнодушное ко всему небо, желтые листья. Он никак не может сообразить, что случилось, почему все так смеются, их смех доносится словно издалека.