Звонкий колокол России (Герцен). Страницы жизни
Шрифт:
Первый номер вышел 2 апреля, шестой — 9 мая 1870 года. На этом издание прекратилось. По какой причине это произошло?
Прежде всего, конечно, без участия самого инициатора — Герцена звук его «Колокола» стал глуше, потерял былую звонкость. Больной и сильно постаревший Огарев оказался ограниченным в его редакторских правах двумя новыми членами редакции — Бакуниным и Нечаевым. Практически главную роль, хотя и негласную, потаенную, в новом «Колоколе» стал играть Сергей Геннадьевич Нечаев. Впоследствии эти номера, вышедшие в 70-м году, так и стали называть нечаевскими.
Однако Огарев слишком дорожил герценовскими традициями,
Нечаев объявил главной задачей газеты и всего революционного движения — освобождение России от императорского ига и во имя этой цели готов был подать руку «всякому, кто вместе с нами захочет способствовать разрушению монархической власти в России не словами только, а делом». Эта нечаевская тактика стала принимать авантюристический характер. Отказался сотрудничать с новым членом редакции и владелец типографии Чернецкий, старый друг Герцена и Огарева. Наконец, и сам Бакунин убедился в беспринципности нечаевских приемов и тоже порвал с «молодым другом». Редакция распалась. «Колокол» смолк.
Но тем временем в Женеву — центр тогдашней революционной эмиграции — вернулся не кто иной, как… издатель Николай Васильевич Постников, будто бы для издания благоприобретенных бумаг князя Долгорукова. Однако это издание было лишь маскирующим маневром петербургской тайной полиции. Главная же цель командировки столь опытного агента была поимка Нечаева. Русская полиция уже объявила его простым уголовным преступником, обвиняя в убийстве студента Иванова, и требовала выдачи Нечаева у тех государств, где он может вынырнуть.
Поэтому в Швейцарии Нечаев перешел на нелегальное положение и скрывался в маленькой глухой деревне. Даже в группе сотрудников «Колокола» настоящее имя Нечаева не было известно — он выступал под фамилией Барсов и для всех непосвященных числился главным агентом возобновленного «Колокола». Только члены семьи покойного Герцена, Огарев и Бакунин знали, кто такой Барсов, и свято оберегали его тайну.
Тем временем все лето издатель Постников готовил к изданию второй том тщательно отобранных и профильтрованных бумаг из долгоруковского архива. В декабре 70-го года увидел свет сигнальный номер этого второго тома «Мемуаров князя Петра Долгорукова» на французском языке. Весь том посвящен исключительно временам императрицы Екатерины Второй. Право же, не в интересах ее правнука Александра Второго было обогащать глубокими историческими разоблачениями царствование собственной прабабушки, однако репутацию дома Романовых книга не улучшала. Самые же ценные и важные документы, освещавшие темные места и «белые пятна» в подоплеке некоторых исторических событий, навсегда исчезли из поля зрения будущих ученых и писателей. Возможно, они были просто преданы огню напуганными царедворцами.
Однако, осуществив выпуск не очень желательной правительству книги, агент Романн решил лишь часть главной задачи — втерся в доверие к женевским эмигрантам Огареву, Бакунину, Тхоржевскому ради поимки Нечаева. Для этого он был вынужден даже помогать материально их революционной деятельности.
Можно только руками развести, каких жертв потребовала от полицейского шпика его миссия!
Знакомство с революционером Герценом, покупка старых бумаг, казавшихся теперь и не столь уж интересными, помощь деньгами государственным преступникам, бесконечные разъезды по Европе
3
Эту главную цель жизни, сулившую награды и карьеру, агент Романн преследовал упорно, никак не подозревая, что ходит буквально рядом со своей жертвой, что табачный дым, которым он дышит в надоевшем ему кабинете Огарева, остался с ночи от нечаевской сигары. Ибо тут-то и сказалась подлинная, не авантюристическая и непонятная полицейскому умишку революционная дисциплина таких людей, как Герцен и Огарев. Не нарушил законов конспирации и Бакунин, несмотря на свой пылкий темперамент, доверчивость и склонность к революционной фразе.
Все эти люди, тесно общаясь с Постниковым и лично ему доверяя, уступив ему долгоруковские документы ради их более быстрого опубликования, не могли нарушить революционную дисциплину молчания и тайны, когда дело шло о судьбе товарища. Они не питали, особенно Герцен, симпатии к «юноше Нечаеву», но никакой хитростью нельзя было заставить их проговориться о чужой конспиративной тайне, хотя Постников-Романн без конца подъезжал к каждому из них с наиважнейшим для него вопросом: где Нечаев? Агентурные сведения противоречили друг другу: Петербург снова гнал Постникова в Лион, женевские филеры намекали, что Нечаев где-то поблизости.
В эти самые дни осиротевшая Тата Герцен по просьбе Бакунина не раз тайно виделась с Нечаевым, возила ему в деревню печатные материалы, делала рисунки для его прокламаций и однажды опасной ночной порой помогла Нечаеву тайно добраться до швейцарской границы. Вдова Герцена собирала Тату в эту рискованную дорогу. И никто из этих людей ни намеком не выдал доброму Николаю Васильевичу, где же прячется таинственный Нечаев. Поняв бесполезность сыска, Романн из-за подорванного здоровья попросился в Петербург похоронить умершую в горьком одиночестве жену.
Холодно встретило петербургское начальство разбитого, больного Романна из его нелегкого иностранного вояжа. Ни наград, ни карьеры он не заработал. Сердечный порок, обостренный невзгодами, быстро вел и его к последнему расчету.
Иудина честь предательской выдачи Нечаева швейцарской полиции выпала на долю другого царского шпиона — Адольфа Стемпковского. По его наводке полиция схватила Нечаева в Цюрихе 14 августа 1872 года. В карманах Нечаева, кроме фальшивого паспорта и заряженного шестиствольного револьвера, нашли записку на имя Таты Герцен…
Агент Романн не дожил до этого дня и не корчился от бессильной зависти. В конце 71-го года он и сам последовал за женой в безвестную глухую могилу, быстро заросшую крапивой и волчцами. Неглупого, живого, сравнительно образованного человека, посвятившего себя темному ремеслу полицейского агента, природа не удостоила лучшей памяти. А жители невской столицы быстро позабыли о его существовании.
…Посреди нарядной Ниццы хорошо виден издали невысокий каменистый холм, поросший южными кедрами, соснами и пиниями. Там находится старинное кладбище. Беломраморный Герцен глядит оттуда на синеющее море. Изредка приходят сюда люди сажать цветы и заботливо выпалывать у подножия монумента сорняки, занесенные сюда недобрым ветром от дурных семян.