Звонкий ветер странствий
Шрифт:
Глава девятнадцатая
Всё тайное – рано или поздно – становится явным
(Совсем немного – о смысле жизни)
Операция завершена? Интересное дело, однако…
«Ночь – с двадцать второго – на двадцать третье июня!», – первым прозрел догадливый внутренний голос. – «Не иначе, сейчас тебя, братец, будут переносить обратно – в приснопамятный двадцать первый век. Помнишь, Аль-кашар тогда, в древнем русском городе Пскове, тоже всё твердил про завершение дня летнего солнцестояния? Правда, нынче мы с тобой находимся в южном полушарии, поэтому гораздо уместнее говорить о дне зимнего солнцестояния…».
Егор, изо всех сил стараясь, чтобы его голос предательски не задрожал, спросил – демонстративно невозмутимо:
– И чем это я, собственно, не угодил уважаемому и мудрому Координатору? Когда же это я ему оттоптал любимую и нежную мозоль? Нет, уж, сделайте одолжение, скажите, пожалуйста, чем это я вам всем так мешаю? Ведь, Аль-кашар тогда чётко и доходчиво объяснил, что, мол, в результате моего вмешательства – в ход Истории – образовался новый, параллельный мир.… Ведь, так? Образовался?
– Образовался, – невозмутимо и холодно кивнула высокой и вычурной причёской Наоми. – Но это совершенно ничего не меняет.
– Почему это – не меняет? – буквально-таки взвыл Егор, не удержав внутри душащие его эмоции. – Ну, почему? Параллельный мир уже образовался, он существует и живёт, развиваясь по своим законам… Почему же меня надо непременно убирать из него? Ну, почему?
– По кочану! – насмешливо и паскудно улыбнувшись, ловко ввернула крылатое русское выражение японка, но уже через мгновение, опять став серьёзно-холодной, она вновь перешла на английский язык: – Самовольные и упрямые агенты, которые не подчиняются приказам непосредственных руководителей, никому не нужны. В любых мирах и в любые Времена… Эпизод с Аль-кашаром был обычной проверкой – на вшивость и элементарное послушание. Согласись бы вы, Егор Петрович, тогда на добровольное возвращение в двадцать первый век, глядишь, и вам бы пошли навстречу. Оставили бы здесь – с ненаглядной жёнушкой и детишками малыми, дали бы новое важное задание… А, так, кому вы, мой милый, нужны, если совершенно непонятно, что завтра ожидать от вас? По крайней мере, именно так и звучит официальная версия… А что у начальства на уме было на самом деле, о том знать рядовым пешкам не полагается… Я понятно излагаю?
– Понятно, – покаянно и хмуро вздохнул Егор. – А кто, если не секрет, заступит на моё место? И куда сейчас вы меня отправите? В смысле, в какой из двух параллельных миров? В какие конкретные года? В 2009-ый год, или в 2026-ой?
– В какие – конкретные года? И в какой – из двух параллельных миров? – зачем-то переспросила японка, внимательно посмотрев на наручные часы и подходя к Егору вплотную. – Извините, мон шер, но, честное слово, не знаю. Я же только старательная исполнительница чужих приказов. Меня, знаете ли, не оповещают – как о глобальных планах, так и о судьбоносных деталях… А вместо вас здесь старательно и целенаправленно поработает другой прямой потомок Александра Даниловича Меньшикова, родом из русской столицы Москвы. Дельный такой дяденька, прошёл очень серьёзный многопрофильный обучающий курс и нынче является одним из самых перспективных агентов славной службы «SV»… Как я оказалась на том странном корабле, который взяли на абордаж пираты Чёрной Бороды? Это очень долгая история, а со временем у нас – очень плохо. Нет времени – совсем… Ну, милый и славный Егор Петрович, вы готовы?
Показалось, или, действительно, у самого входа в палатку обозначилось какое-то неясное и подозрительное шевеление? Похоже, что и наблюдательная Наоми-сан почувствовала что-то аналогичное, шприц в её руке чуть дрогнул, и она неуверенно спросила – на прежнем ломаном английском:
– Кто там ходить? Кто – пугать бедную Наоми?
Ответом ей был оглушительный пистолетный выстрел, тесное палаточное пространство тут же заволокло густым пороховым дымом, глаза безудержно и противно защипало, а лёгкие и бронхи – под самую завязку – наполнились лающим кашлем…
«Однозначно, блин, дуплет! Однозначно! И, судя по характерному звуку, пистолет, скорее всего, саксонской работы…», – незамедлительно отреагировал сообразительный и внимательный к мельчайшим деталям внутренний голос. – «Дальше совершенно нетрудно предположить, кого мы сейчас с тобой, братец, увидим… О-па! На кисть руки капнуло что-то горячее… Кровь, понятное дело! Рядом что-то упало… Тело убитой Наоми-сан, ясен пень!».
Дым постепенно рассеялся, и пред ним предстала Сашенция – во всей своей красе: необычайно взволнованная и прекрасная, с умопомрачительно яркими и огромными глазами.
«С умопомрачительно – яркими…», – запоздало восхитился внутренний голос и потерянно замолчал…
Санька гордо задрала голову вверх, старательно сглатывая слёзы, подступившие к самому горлу, после чего – пристально и требовательно – посмотрела Егору прямо в глаза. Долго так смотрела, взгляда не отводя. Смотрела и непонятно молчала…
Долго? Что означает сей термин, господа и дамы мои? Молчите? И совершено правильно делаете!
«Долго» и «коротко». «Сильно» и «слабо». «Чуть-чуть» и «навсегда». «Абсолютно спокойно» и «до полного безумия». «Холоднее арктических льдов» и «горячее лавы, извергающейся из вулкана»…
Всё в этом скучном и предсказуемом мире – относительно…
Относительно – относительно – чего?
Относительно – восприятия – того, или иного события…
Мы с вами, мужественные друзья мои и милые подруги, просто – одно и то же – воспринимаем очень, уж, по-разному. Кардинально – по-разному. Глобально и противоположно – по-разному…
Ладно, проехали…
Санька смотрела ему в глаза – пристально и неотрывно, а он – также пристально и неотрывно – смотрел в её глаза, в такие любимые, обожаемые, небесно-васильковые, бездонные и огромные…
Она, как и всегда, первой не выдержала, недовольно отвела взгляд в сторону, обиженно уставившись в светло-бежевый парусиновый бок палатки, и проговорила – насквозь обиженно и презрительно:
– Егор Петрович Леонов? Ну, надо же… А так, по-простому, столько уже лет исправно откликался на «Сашу»! Ну, надо же… Хотя, если честно, я уже давно чего-то такого и ожидала. Слова иногда странные и чудные проскальзывали у тебя, знания хитрые, вызывающие удивление, песенки под гитару – незнакомые, построенные по каким-то непривычным, явно нездешним законам стихосложения…
– Сань, да, ладно тебе! Чего уж там…, – неуверенно и смущённо заканючил Егор. – Какая, собственно, разница…
– Какая разница, говоришь?! Я ему – всю себя… Любила его, детей от него нарожала… А он… Что, трудно было сказать всю правду? Сомневался во мне, мерзавец противный? Я же только тебя люблю! И дела мне никакого нет до всех этих – Координаторов, двадцать первых веках и прочих дел… У тебя там – в дальних годах – много было женщин? Много? Отвечай, ирод!!! Немедленно отвечай…
Минут через шесть-семь, терпеливо подождав, пока жена полностью выговорится, Егор попросил – очень серьёзно, и даже с лёгкими («Ну, с очень лёгкими!», – ехидно прокомментировал внутренний голос) строгими нотками в голосе: