Звонок другу
Шрифт:
Второй вариант: он уже оставил бумер на попечение парней из своей бригады. Но этот последний расклад — так себе, весьма сомнительный. Ольшанский не слишком доверяет своим парням, особенно сейчас, когда в «Карамболе» охранники не только не защитили хозяина и его собственность, даже сами за себя не сумели постоять. Просрали все, что можно. Оставлять этим людям тачку, с которой он пылинки сдувает, на которую молится, это все равно что отдавать беспредельщикам на поругание родную мать.
Третий вариант тоже сомнительный: Ольшанский остался ночевать в «Карамболе», разобрал диван
В кармане Кота список с адресами и телефонами баб Ольшанского. Всего-то пять имен. Тамару и Нину можно отбросить сразу. Одна живет в Зеленограде, вторая в Долгопрудном. Толмач сейчас не в том состоянии, чтобы далеко ездить. Елена, скорее всего, тоже отпадает. Она женщина замужняя, по информации, полученной от Кирилла, любовники чаще всего встречались на квартире Толмача. Остаются некие Вера Кулагина и Татьяна Мотина. Обе в разводе, Мотина живет в районе Чистых прудов, Кулагина в Новых Черемушках. Оба адреса нужно проверить. Если бумера там нет, завернуть в «Карамболь».
До рассвета не так много времени, если ехать вместе, едва ли успеют побывать в двух местах. Не получится взять бумер нынешней ночью, возьмут завтра. Утром Ольшанский нарисуется в бильярдной. Надо найти неприметную тачку, сесть на хвост Толмача и не слезать, пока не установят его лежбище.
— Надо все доделать сейчас, — сказал Петя Рама. — Уж коли начали, надо закончить.
Килла допил пиво и спрыгнул с верстака:
— Конечно. Чего откладывать-то?
— Я готов, — сказал Ошпаренный. — Чего-то в последнее время плохо спится. Совесть не мучает, но сна все равно нет. Ночная смена — это как раз для меня.
— Тогда так, — Кот вытащил тетрадный листок с адресами. — Рама и Димон поедут на «мерсе» на Чистые пруды. А мы с Киллой, так и быть, возьмем чайника и проверим адресок в Новых Черемушках.
— Я не понял, а что делать с бумером? — спросил Ошпаренный. — Ну, если он окажется на месте?
Кот разорвал листок с адресами надвое, вложил бумажку в ладонь Рамы.
— На ваше усмотрение, — пожал плечами Кот. — Если получится, заберите. Лично я сжег бы его на хрен собачий.
Глава третья
Мерс сбавил ход. Рама, сидевший на переднем пассажирском сиденье сказал «порядок» и замолчал. Бумер стоял там, где он должен был стоять, у подъезда старого дома в районе Чистых прудов.
— Сейчас ее быстренько обливаем и поджигаем, — сказал Ошпаренный. — Я сверху оболью, а ты через лобовуху. Главное, в печку побольше налей, чтобы салон выгорел.
— Да погоди, Димон. Если он без сигналки, я его себе заберу.
— Мы этого комерса наказать хотим, или тебе бумер нужен? — спросил Ошпаренный.
— Мы его и так накажем, если я бумер под себя перебью, — ответил Рама.
Ошпаренный тормознул, подал машину назад. Остановился. Тишина, впереди полутемная улица. За правым поворотом посольство какой-то африканской страны. Так сказал Кот, значит, мент от них, как говорится, на расстоянии вытянутой руки. Если сработает
Рама подошел к машине, посветил фонариком на лобовое стекло и коротко свистнул. Из-за угла выскочил Ошпаренный, на ходу задрав куртку, вытащил кусок троса, обмотанного вокруг талии. Привязал один конец к ручке входной двери в подъезд. Другой конец прикрутил к двери, ведущей в подвал мусоросборника. Конечно, закрытая дверь может задержать Ольшанского ненадолго, возможно, на минуту. Сообразив, что и как, он поднимется на площадку между этажами, размолотит окно парадного и поднимет такой крик, что разбудит весь квартал. Но в этой ситуации и минутная фора во времени кое-что значила.
Осмотревшись по сторонам, Рама вставил заготовку ключа, выполненную из особо прочной стали, в замок передней дверцы, достал гаечный ключ и принялся поворачивать заготовку по часовой стрелке, до тех пор пока не услышал сухой щелчок. Все, замок сломан. Петя осторожно потянул на себя дверцу и вздрогнул. Загудела сигнализация. Сорвавшись с места как по команде, Рама и Димон, добежали до угла дома, свернули налево, к мерсу. И остановились. Машина продолжала гудеть.
— Ну, чего там? — спросил Ошпаренный.
— Сигналка родная сработала. Прокричит — и все. Сейчас… Если лох не проснется, мы ее заберем.
Все звуки смолкли. Впереди пустая улица, по-прежнему не видно ни прохожих, ни машин. Ветер гоняет по асфальту темные листья и бумажный мусор.
— Все, пошли, — прошептал Рама.
Ольшанский беспокойно заворочался на диване, открыл глаза, соображая, где он и почему от боли голова раскалывается надвое. На сером потолке отпечаталась тень ажурной занавески. Господи, что же это такое? Приснился какой-то кошмар, теперь и не вспомнить, что именно. Кажется, он удирал от ментов на машине. Милицейский «чирик» прилепился на хвост, врубил мигалки и сирену. Почему он убегал от ментов? И куда держал путь?
Ольшанский, сев на диване, тряхнул тяжелой головой, прикоснулся к сломанному носу. Повязка не на месте, сбилась на сторону, сползла куда-то вниз, на шею. Он встал на ноги, чувствуя, как его шатает от слабости.
Не стоило принимать на ночь поганое снотворное, что оставил этот подпольный лепила Максимов. Ничтожество и придурок, старый отморозок. Чтоб его вырвало на молодую жену. Тяжелый синтетический сон не принес облегчения, не разогнал усталость. Скорее наоборот, Толмач чувствовал себя семидесятилетним стариком, пережившим операцию после травмы или тяжелой болезни. Во рту пересохло, губы потрескались.
Если бы не этот слабый свет, пробивавшийся с улицы, в комнате было бы совсем темно. Он просунул руку между подушками дивана. Ствол на месте. Осторожно, боясь споткнуться и грохнуться на пол, Толмач подошел к окну. Отдернув занавеску, посмотрел вниз. Все в порядке, машина на месте. Вон она стоит возле подъезда под фонарем. Все-таки правильно он сделал, что завернул сюда, к Таньке Мотиной. Надо быть полным придурком, самоубийцей, чтобы попытаться тронуть машину, стоящую рядом с иностранным посольством.