Чтение онлайн

на главную

Жанры

Звонок в пустую квартиру
Шрифт:

А дело было так. Режиссер театра Грипич в своих творческих поисках ощутил нехватку связующего звена в пьесе Погодина и, робея перед именитым драматургом, предложил своему завлиту дописать недостающую сцену. Что отец и сделал. И отправился к Погодину в Кисловодск – там классик набирался сил перед новым классическим броском. Погодин ознакомился с написанным, угостил отца арбузом и включил эту сцену в канонический текст своей пьесы. «Понял?! – сказал я своему подельнику Алеше Айсбергу. – Погодин не дурак, он не стал бы допускать в свой текст плохо написанную картину. И угощать отца арбузом. Люди подумают: ай да Погодин, что он такое там написал?!»

Мы вернулись домой. Отец пил чай вприкуску. И из блюдца. Кстати, эта привычка передалась мне, я нередко ловлю себя на том, что

наливаю чай в блюдце. Кроме того, я очень похож на отца внешне, и с годами все больше и больше, даже сам ощущаю, как ни странно…

Мы вернулись домой и сели на тахту в ожидании приговора, искоса поглядывая на большую общую тетрадь в синей дерматиновой обложке, что лежала на краю стола.

Несколько раз из кухни с нетерпением во взоре выглядывала мама. Отец продолжал пить чай. Блюдце за блюдцем.

– Палач! – не выдержала мама. – Открой рот, скажи детям слово.

Отец отодвинул блюдце, перевернул стакан вверх дном и положил на него огрызок желтоватого сахара – сахар варили из сахарного песка из-за острого дефицита рафинада.

Так, – проговорил отец. – Я не говорю об орфографических ошибках, их гораздо больше, чем слов…

Я передернул плечами. Начисто повесть переписывал я, а с орфографией у меня были некоторые проблемы. Утешало то, что многие знаменитые писатели тоже были не в ладах с орфографией…

– Второе, – продолжал отец. – Кто из вас написал эпизод, в котором герой… как его звали?

– Товарищ Мамедов, – подсказал я.

– Кстати, это уже говорит о вашем вкусе: «товарищ Мамедов»!

Правильно назвали, – не выдержала мама. – Хотела бы я посмотреть, кто бы взялся напечатать повесть, героем которой был бы товарищ Рабинович!

– При чем тут Рабинович?! – вскричал отец. – Есть более благозвучные для читателя фамилии, – и, помолчав, продолжил: – Хорошо… кто написал сцену, в которой товарищ Мамедов узнаёт, что его сосед видел, как пустую яму наполняют мазутом?

Мы молчали. Непонятно, куда клонит отец, и наш авторский союз виделся нам крепостью, занявшей оборону.

– А кто написал эпизод, в котором советский контрразведчик в Бразилии выходит на след шпиона? И почему в Бразилии растет тутовник?

В комнате стояла долгая тишина ожидания, изредка прерываемая вздохом мамы: «Палач!»

– В Бразилии все растет, – веско вставил я.

– Но почему наш апшеронский тутовник? – не отвязывался отец. – Других деревьев нет? Конечно, из всех деревьев вы знаете только тутовник. Весь двор загажен раздавленным тутом… Так вот, должен вам сказать, что я с интересом прочел повесть, – продолжал отец, не обращая внимания на вздох облегчения и восторга, что донесся со стороны тахты. – Но почему я читал повесть с интересом? Меня не оставляло изумление от мысли, что два здоровых молодых человека могут сотворить с безответным листом бумаги… Впрочем, тот из вас, кто написал эпизод с ямой и мазутом, еще может на что-то надеяться. А тот, кто послал героя в Бразилию, должен бежать куда угодно, едва завидев письменный стол. Мой совет!

Первый эпизод, с ямой и мазутом, написал Алеша Айсберг, второй, бразильский, написал я…

В начале записок я решил оттолкнуться от временного порога ответственной взрослой жизни мужа и отца, от 1958 года. К тому же отдаленные годы детства и юности в памяти потускнели. Но сейчас мне кажется, что важны не столько конкретные факты, связанные с давними событиями, сколько сегодняшнее отношение к тем событиям. Жизнь, как это ни кощунственно, оценивается потерями, что подобно дорожным столбам размечают жизненный путь, придают смысл существованию. Неполно прожил человек, если ему не о чем тосковать, некого вспоминать, который забывает о потерях. В той далекой жизни у меня было два друга – Изя Арнопольский и Рома Эйдельман. Оба моих друга ушли из жизни. Изя тяжело болел, а Рома погиб в автокатастрофе. Во взрослой нашей жизни друзья возникают реже, чем в детстве. В детстве труднее скрыть свой характер, свои поступки – детство импульсивно, простодушно. С годами же нас нередко направляет расчет и корысть, что заставляет

строить отношения хитростью и притворством. Это исключает искренность – основу истинной дружбы. Возможно, поэтому так трепетны отношения, что сложились в детстве и юности.

Нас было трое, и мы дружили. Готовили вместе уроки, репетировали концертные выступления на школьных вечерах: Изя и Рома пели, разыгрывали забавные школьные ситуации, я аккомпанировал на рояле (бабушка все-таки своего добилась). Школьники города нас знали. На одном из школьных вечеров нам приглянулись две девочки. Мы их поделили между собой, благо у Изи подружка уже была. Я, ветреный шалопай, отнесся к этому знакомству без особой пылкости, а Рома – всерьез: он удивительно серьезно ко всему относился. Рома пронес эту любовь через всю свою недолгую жизнь – цельная натура. Мастер спорта по волейболу, душа любой компании. И впрямь Бог призывает к себе лучших. Инженер-нефтяник, полковник, Рома стал крупным специалистом по ликвидации пожаров на нефтяных скважинах. Люди его профессии – элита пожарного дела, требующего и личного мужества, и точных знаний. Пожар на нефтяной скважине сродни извержению вулкана. Случается, скважины горят годами, нанося непоправимый экологический вред и огромные материальные потери. Поэтому такие специалисты, каким был мой друг, за рубежом ходят в миллионерах и весьма известны. Рома не был миллионером, но был известен. В тот роковой день его вызвали на гашение пожара в Туркмению, в Небит-Даг. Он ехал со своими помощниками в вездеходе. Какие в пустыне дороги? Как на воде. Неожиданно появляется бетономешалка и врезается в вездеход, точно в то место, где сидел Рома. Мы с Изей осиротели. А через несколько лет ушел и Изя, балагур, затейник и, кстати, управляющий крупным нефтепромысловым хозяйством в Белоруссии…

Прекрасные две жизни. Я же ищу сюжеты в каких-то чужих судьбах. Почему бы мне не описать жизнь близких людей? Не получится. Для того чтобы написать правдиво, убедительно, мне кажется, надо не все знать о том, о ком пишешь. Тогда и появляется чудодейственный манок, следуя за которым ты вовлекаешь и читателя. И в мировой литературе не часто встретишь произведение, в основе которого без всяких прикрас и домыслов, без всяких придуманных ситуаций лежит судьба конкретного человека. За исключением документальных произведений. Да и те нет-нет да и соскальзывают в капкан завлекательности.

Известна история о том, как Бальзак, услышав разговор мужа и жены, идущих с какой-то вечеринки, жадно внимал их беседе на бытовые, рыночные, семейные темы, даже стал свидетелем их ссоры и примирения. Он как бы воплотился в третье действующее лицо уличной встречи. Но когда попытался перенести на бумагу все «как есть», получилось скучно. И Бальзак создавал мир по своим законам, не менее убедительным, чем подсмотренные в жизни. Этим фотография отличается от художественного полотна. Фотография – факт, полотно – фантазия. Если полотно сливается с фотографией, становится неинтересно. Важно сохранить между ними промежуток, глоток, вмещающий как бы «вкус вещи», тот внутренний подтекст, который не сможет проявить никакая самая превосходная фотография…

Мне сегодня кажется, что то, далекое уже время юности и детства было без забот. Но тогда, в той жизни, забот хватало, и предостаточно. Особенность лишь в том, что тогда я не был в ответе за другие жизни, а по мере наслоения годов стал. Ответственность за другую жизнь – огромная психологическая нагрузка. Отношение к ней разное. Одни принимают ее с мазохистским упоением, идут на жертвы, другие разрубают этот узел разводами, отречением и даже самоубийством.

Вероятно, со стороны восхищала и удивляла степень жертвенности, которую приносили мои родители, сохраняя семейный союз, чтобы уберечь меня и сестру. Жили они между собой неладно: сказывалось и отсутствие материального достатка, и противоположность характеров, и, отчасти, разный интеллектуальный уровень. Но это только со стороны. Ибо, убежден, несмотря на бытовые дрязги, они любили друг друга. И через пятнадцать лет после кончины отца мама вспоминала его так, словно между ними никогда не пробегала черная кошка. Перед своей смертью, в забытьи, она повторяла его имя…

Поделиться:
Популярные книги

Дракон с подарком

Суббота Светлана
3. Королевская академия Драко
Любовные романы:
любовно-фантастические романы
6.62
рейтинг книги
Дракон с подарком

Наследница Драконов

Суббота Светлана
2. Наследница Драконов
Любовные романы:
современные любовные романы
любовно-фантастические романы
6.81
рейтинг книги
Наследница Драконов

Кровь Василиска

Тайниковский
1. Кровь Василиска
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
аниме
4.25
рейтинг книги
Кровь Василиска

Академия

Сай Ярослав
2. Медорфенов
Фантастика:
юмористическая фантастика
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Академия

Мятежник

Прокофьев Роман Юрьевич
4. Стеллар
Фантастика:
боевая фантастика
7.39
рейтинг книги
Мятежник

Чиновникъ Особых поручений

Кулаков Алексей Иванович
6. Александр Агренев
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
5.00
рейтинг книги
Чиновникъ Особых поручений

Чужое наследие

Кораблев Родион
3. Другая сторона
Фантастика:
боевая фантастика
8.47
рейтинг книги
Чужое наследие

Мастер 7

Чащин Валерий
7. Мастер
Фантастика:
фэнтези
боевая фантастика
попаданцы
технофэнтези
аниме
5.00
рейтинг книги
Мастер 7

Темный Лекарь 2

Токсик Саша
2. Темный Лекарь
Фантастика:
фэнтези
аниме
5.00
рейтинг книги
Темный Лекарь 2

Восход. Солнцев. Книга IX

Скабер Артемий
9. Голос Бога
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Восход. Солнцев. Книга IX

Попаданка в деле, или Ваш любимый доктор

Марей Соня
1. Попаданка в деле, или Ваш любимый доктор
Фантастика:
фэнтези
5.50
рейтинг книги
Попаданка в деле, или Ваш любимый доктор

Кукловод

Злобин Михаил
2. О чем молчат могилы
Фантастика:
боевая фантастика
8.50
рейтинг книги
Кукловод

Бремя империи

Афанасьев Александр
Бремя империи - 1.
Фантастика:
альтернативная история
9.34
рейтинг книги
Бремя империи

Элита элит

Злотников Роман Валерьевич
1. Элита элит
Фантастика:
боевая фантастика
8.93
рейтинг книги
Элита элит