Звучат лишь письмена
Шрифт:
Не только мои спутники, но даже и туземцы прониклись интересом к раскопкам. Мы только и говорим о Хара-Хото: вечером о том, что найдено в течение истекшего дня, утром, что предстоит найти…
Время бежит быстро. После вечернего метеорологического наблюдения, которое проводится в 9 часов, мы быстро засыпаем. Просыпаемся чуть не с зарею и в сравнительной прохладе ведем свои работы. Днем отдыхаем, а то и пуще томимся от изнурительного жара, так как в тени воздух нагревается до 37° с лишком, а земная поверхность накаляется солнцем свыше 60 °C. Пыль или песок, поднимаемые горячим воздухом, положительно изнуряют. Но зато по утрам и вечерам мы дышим легко и свободно, чувствуя себя еще способными продолжать дальнейшие, дополнительные работы в Хара-Хото».
Субурган до раскопок
Субурган после раскопок
Раскопки шли полным ходом. Однако ничего нового и интересного не попадалось. Поэтому, пока большая партия монголов-торгоутов, нанятая П. К. Козловым для раскопок, продолжала работу в стенах Хара-Хото, Петр Кузьмич направил своих людей для обследования окрестностей мертвого города. Было решено вскрыть большой субурган высотой до 10 метров, состоявший из пьедестала, середины и конического полуразрушенного верха, попорченного то ли временем, то ли охотниками за сокровищами. Субурган стоял метрах в 400 от западной стены города, на правом берегу сухого русла.
Ранним утром 30 мая начались раскопки субургана.
Из дневника П. К. Козлова.
«30 мая. Обойдя работавших монголов, я отправился к моим спутникам, которые исследовали один из самых крупных субурганов, отстоящих на запад от города в 200 саженях. Исследование показало, что он богат бурханами и китайскими письменами, которых к 9 часам утра столько нанесли на бивуак, что я тотчас же пошел к ним, сортируя, очищая от излишней пыли и приготовляя к упаковке. Подобно тому как в субургане прошлогоднем, в этом были всевозможные книги, тетради, свитки, иконопись. Попался очень старинный мандал[23]. Надо полагать, что крыша часовни обрушилась и повалила бурханы или же они с самого начала были так брошены, куда бросали и книги, и свитки, и иконопись…»
Начиная с 30 мая раскопки субургана продолжались в течение девяти дней и были закончены 7 июня. Этот субурган, названный позднее «знаменитым», подарил экспедиции целую библиотеку книг на тангутской и китайском языках, много икон, буддийских скульптур и предметов буддийского культа. Книги большими пачками в огромном брезенте сносили к лагерю, где их очищали от пыли и сортировали. Работы напоминали разбор и приведение в порядок древней библиотеки, чьей-то недоброй рукой сваленной в одну кучу и смешанной с песком и грязью. Свежестью и великолепием поражали буддийские иконы, сохранившие всю живейшую гамму красок и свидетельствовавшие о мастерстве неизвестных художников. К сожалению, многое гибло тут же, на глазах. «Когда мы раскрыли эти образа, — вспоминал позднее Петр Кузьмич, — перед нами предстали дивные изображения сидящих фигур, утопавших в нежно-голубом и нежно-розовом сиянии. От буддийских святынь веяло чем-то живым, выразительным, целым, мы долго не могли оторваться от созерцания их, так неподражаемо хороши они были… Но стоило только поднять одну из сторон того или другого полотна, как большая часть краски тотчас отделялась, а вместе с нею, как легкий призрак, исчезало все обаяние, и от прежней красоты оставалось лишь слабое воспоминание…» Находок было так много, что их изобилие поражало.
Из дневника П. К. Козлова.
«2 июня. Сегодня я прогуливался к субургану посмотреть, много ли осталось в нем археологического добра, и пришел к выводу, что мои ребята справедливы, заметив, что взята только лишь половина. В верхней части ступы все очищено, кругом сложены, сидя, круглые деревянные, глиняные бурханы, а в середине книги, письмена, письмена, книги — большие, малые, в переплетах или папках, тетрадями или свитками и проч.
5 июня. У нас работа с раннего утра — наконец, доставляются последние книги, последние рукописи.
6 июня. Пишу и любуюсь всеми теми изящными головками бурханов. Некоторые из лиц так художественно исполнены, что стоят и смотрят, словно живые… По лицам видно, что у художников, скульпторов было чутье к классической красоте. Все бы взял, да не имею возможности…»
7 июня раскопки субургана были завершены. Оказалось, что в основании его, в центре возвышенной площадки, размером приблизительно полтора на два метра, был воткнут деревянный шест, вокруг восседали статуи буддийских божеств, «лицами внутрь, наподобие лам, отправляющих богослужение перед большими рукописными листами письма Си-Ся, сотнями наложенными один на другой…»
В субургане было захоронено какое-то важное духовное лицо, «костяк которого покоился в сидячем положении несколько выше пьедестала, у северной стены надгробия».
Возникла проблема: как доставить все эти богатства в Петербург? Козлов отправил своих людей в окрестные стойбища монголов, чтобы закупить у них все, что годилось для упаковки и перевозки книг, икон, скульптуры. К вечеру 15 июня все приготовления к отъезду были закончены.
Петр Кузьмич вышел из палатки. После дневной жары воздух казался особенно прохладным и свежим. Быстро надвигалась ночь. В мягком, неверном свете сумерек причудливо колыхались очертания крепостных стен и субурганов. Было тихо-тихо. Тихо до жути. Лагерь спал. Козлов пошел назад, к своей палатке. Песок громко скрипел под ногами. «Итак, завтра в дорогу, на Эдзин-Гол, — подумал он. — Прощай приятель, «древний старец», прощай, Хара-Хото. Мне суждено связать с тобою свое имя, мне посчастливилось вызвать тебя к новой загробной жизни. Скоро история твоя, твоя тайна будет открыта. Счастье вручило мне дорогой субурган…». И уже в палатке, засыпая, он решил: надо будет сделать все возможное, чтобы и Географическое общество и Академия наук достойным образом обработали и издали материалы Хара-Хото…
Осенью 1909 года путешественники благополучно возвратились на родину. Привезенные из Хара-Хото рукописи, памятники искусства и материальной культуры взволновали ученых России и зарубежных стран. Кроме незначительной по объему надписи на воротах Цзюйюнгуаиь, памятной надписи из Лянчжоу и нескольких книг «Лотосовой сутры» наука располагала теперь громадной библиотекой книг на тангутской языке, насчитывающей несколько тысяч томов. Живопись и скульптура Хара-Хото обещали открыть новую, неведомую до сих пор страницу в истории буддийского искусства Центральной Азии. Тайна письма, само существование которого оспаривалось еще полсотни лет назад, теперь неминуемо должна быть разгадана.
Выставка наиболее ценных находок из Хара-Хото была устроена в Географическом обществе в конце 1909 года. Привезенные из глубин Азии материалы ожили, чтобы раскрыть тайну мертвого, заброшенного Хара-Хото, и секреты необычайного тангутского письма, и самую историю забытого тангутского государства. За ветхими книгами и поблекшими иконами скрывалась неведомая жизнь, полная неизвестных миру радостей и страданий, побед и поражений. Это была такая страница истории человечества, которую следовало еще прочесть.
Имя П. К. Козлова стало известно всему миру и было отныне навеки связано с Хара-Хото. Петр Кузьмич великолепно понимал, что своим открытием он обязан самоотверженной работе всех членов экспедиции. Поэтому по возвращении он писал в рапорте: «Но если мне и выпало счастье благополучно совершить новую экспедицию в Центральную Азию, то успех ее в значительной степени приписывается смелости, энергии и беззаветной преданности своему делу моих спутников… Отчужденные на целые годы от своей родины, от всего близкого и дорогого, мои спутники свято исполнили свой долг и вели себя поистине героями».