Зябрики в собственном соку, или Бесконечная история
Шрифт:
— Давай деньги.
— Отпустите его!
— Ты вообще не лезь, мы девчонок не бьем!
— Отпустите его!
— Давай деньги!
— Не дам!
Да тут у нас не просто так, а гоп-стоп… Я тихо сдвинулся вбок, чтобы увидеть, кто это там безобразит.
У самого входа — подростки. На вид так, лет двенадцати. Вернее, двенадцать лет — это мальчишкам, в количестве пяти штук. А кроме них тут есть еще и девочка, тоненькая, как тростинка, в светлом платье, с узким темным пояском, закрученным крендельком косички на затылке и в туфельках. На белые носочки, а как же. Так вот этой девчонке — лет пятнадцать.
Вот брату приходится тяжко: один из оппонентов держит его сзади за руки, а второй орет чуть ли не в лицо, требуя деньги. Судя по разбитой губе — Брат сопротивлялся, но безуспешно.
— Деньги давай.
— Что за шум?
А это уже явление меня. Глупо, конечно, мало мне своих проблем — фальшивый паспорт, из-за которого мне нельзя попадаться на глаза милиции, лишь одна из них — но и сидеть, забившись в угол и слушать вот это вот все — тоже как-то не комильфо[1].
Гоп-стопщики дернулись. Судя по всему, связываться со взрослым человеком им вовсе не хотелось. С другой стороны — их четверо, а шпанята толпой становятся гораздо смелее. Так что предсказать развитие ситуации я не могу. Будем действовать по заветам гражданина Бонапарта[2]…
— Мы разговариваем, — хмуро буркнул главный, тот, что требовал деньги. Главный — потому что взгляды остальных сразу скрестились на нем, мол, ты — босс, ты и разруливай ситуацию.
— Разговариваете? — я остановился в дверном проеме.
— Разговариваем, — уже чуть смелее кивнул главарь, видимо, решивший, что привязавшийся дядька не станет вмешиваться в «детские разговоры».
— А кто разговаривает?
— Я, вот, с пацанами…
Я демонстративно обвел взглядом всех, остановившись на девочке и Брате.
— Ты с пацанами. А разговариваешь с кем?
— С Лактом и с сестрой его.
Так они еще и знакомы. М-да. Ситуация запутывается.
— Лакт с сестрой — остались, ты с пацанами — убежали.
Заводила даже сначала не понял, что услышал.
— Чё?
— Парня с девчонкой оставили здесь, сами — исчезли.
Заводила побледнел. Авторитет, с таким трудом заработанный по принципу «вчетвером на одного», начал давать трещины. И не надо мне говорить «Вот, взрослый парень, самоутверждается за счет детишек». Мне эти детишки не впились ни в одно из известных науке мест. А вот пройти мимо попавших в неприятности детишек я все-таки не могу. И то, что неприятности имеют облик ДРУГИХ детей — не мои проблемы.
— А то что? — разродился Заводила.
— А то дядя сделает деткам бо-бо. Ну!
Я, если честно, ожидал чего-то вроде хмурого оставления места столкновения, с обязательными взглядами через плечо и не менее ритуальным криком с безопасного расстояния: «Мы тебя еще найдем!».
Однако Заводила сумел меня удивить.
Он отпрыгнул от меня и выхватил нож.
Мда. Судя по тому, что испугало это действо всех присутствующих — и даже самого Заводилу — ножиками здесь размахивать было не принято. Оно и немудрено: после разгула бандитизма в конце сороковых — «Черная кошка», вот это вот все — власти взялись за преступность жестко. За вот такое вот выступление взрослы мог надолго улететь в тюрячку, да и малолетке ничего хорошего не светило.
Заводила несколько раз неумело махнул ножиком перед собой:
— Пошел отсда! — прошипел он.
— Ну вот, — деланно огорчился я, — ты не мог сказать «Смотри, у меня нож!». Всегда хотел повторить фразу Данди-Крокодила…
С этими словами я достал из-за пазухи СВОЙ нож.
Талганский нож был длиннее жалкой выкидухи раза в три.
Когда топот ног затих, я повернулся к по прежнему замершей у стенки парочке родственников:
— Ну и что за деньги вы им задолжали?
— Ничего мы им не задолжали! — выкрикнула девчонка. Брат хмуро шмыгнул носом и осторожно потрогал пострадавшую губу.
— Да я и не говорю, что задолжали, — развел руками я. Потом убрал нож в карман и опять развел руками.
— Они в карты во дворе играют, — буркнул Брат, — и проигрывают. А потом деньги с ребят трясут. И в школе тоже…
Знакомое явление, чё…
— В милицию обратиться не пробовали?
— Ябедникам, сказали, темную устроят… — все так же хмуро пробубнил Брат.
Ну-ну. Если эта братва лихая не рванула жаловаться на «бандита с ножом» ближайшему участковому — я очень удивлюсь. Понятия — они такие, до первой кражи какой-нибудь нужной коллекции…
Кстати, нужно от ножа избавиться. Не навсегда, конечно, припрятать в одной из квартир. Потом заберу. Меньше вопросов, если я случайно попадусь на глаза тому самому участковому. Я с таким расчетом и выбрал брошенный дом как можно дальше от моей общаги, чтобы, если попадусь кому на глаза — можно было сбежать и быть уверенным, что возле общаги меня никто случайно не встретит.
— Ну, тогда носи с собой деньги, чтобы расплачиваться. Каждый день.
Я этим деткам, в конце концов, не папа, не мама и не Супермен, чтобы носы им вытирать.
— Мы отсюда уже уехали. На Малую Нуту, в новостройки.
— Старую квартиру решили проведать?
— Нет, мы не тут жили, в 56-ом доме. Мы… просто…
Брат внезапно засмущался. Следом покраснела Сестра.
— Так. Ребята, не пугайте меня. Вы зачем в пустом доме прятались?
— Мы не прятались, — Сестра все же была побойчее, — Мы… ну… клад искали…
Я расхохотался. Вот совпало так совпало.
— Не обижайтесь, — сказал я, отсмеявшись, — Просто я тоже тут клад ищу. Вот, нашел.
С этими словами я им гордо продемонстрировал вилку.
Свой нож я спрятал под ванну в той же квартире, где нашел вилку — в остальных двери оказались забиты где гвоздями, а где досками — и прогулялся по улочке вместе с парочкой кладоискателей-неудачников.
Брат Градей и сестра Манара еще когда жили в этом районе слышали о каком-то кладе, который кем-то был спрятан. Где-то. И состоял, видимо, из чего-то. Где именно — никто не знал, но всем детям было интересно его найти. Вот братец Градей и уговорил сестренку съездить поискать. Потому что дома оставлены и, значит, никто не помешает, и, во-вторых — скоро их будут сносить и клад пропадет. Тут они и наткнулись на старых знакомых…