Зябрики в собственном соку, или Бесконечная история
Шрифт:
Заводила, увидев, что лицо жертвы внезапно засияло, как попавшее под луч прожектора, замер на секунду и медленно повернул голову, чтобы посмотреть, что там такое произошло за его спиной.
За спиной произошел я:
— Ну ты нефартовый!
[1] Напоминаю, что в данном мире текущий год — 1093-ий.
[2] Герой намекает на картину Павла Федотова «Завтрак аристократа», на которой обедневший аристократ стыдливо прячет от внезапных гостей свой завтрак из ломтика черного хлеба
Глава 65
— Мы
— Это Вовка выдумал, что болтунья Лида, мол… — еле слышно пробормотал я.
— А болтать-то мне когда, а болтать мне некогда, — подхватила Манара, — Только на Вовка и Лида, а Колка и Нида.
Я молча развел руками, кляня себя за неосторожность. Даже знанием детским стихов не похвастаешься. Откуда я вообще знал, что их в пятидесятые Агния Барто написала[2]?
Сестренку Манару мы подхватили по дороге к дому. Она ждала брата неподалеку, на лавочке и не знала, что он влип в историю. А для Градея броситься к сестре, к девчонке, за помощью — как ножом по горлу.
Кодексы чести имеют и свои недостатки…
Брат Градей продолжал рассказывать свою трагическую историю о суровом противостоянии двух параллельных классов. Как я понял, чтобы пополнить историческую коллекцию класса он и принялся рыскать по чердакам и опустевшим домам, в надежде найти что-нибудь этакое, эксклюзивное и утереть нос противным ашкам. С удовольствием ы задарил ему что-нибудь, я сам в «Б» учился, да и цель у него, надо признать, благородная. Вот только, как назло, нет у меня ничего такого. Не чайник же ему дарить, в самом-то деле или там столик сломанный.
Великого противостояния внезапного супергероя в моем лице и суперзлодеев в лице местной шпаны не получилось. Только увидев меня, оба короля района сдернули прочь так, что только пыль взвилась. Даже ножиками не стали меряться, как в прошлый раз.
Но, на всякий случай, я решил отвести мальчишку с девчонкой до дома. Во избежание. Разве что заскочил в свое логово, задвинул обратно шкаф, да бросил на пол половую тряпку чтобы прикрыть следы от ножек на пыльном паркете.
Жили они оба в совершенно другом районе Афосина, где им выделили квартиру в новостройках. Не им двоим, конечно, а их папе, который работал инженером на каком-то заводе со сложносокращенным названием. Но раньше — да, они жили именно здесь, отчего мелкого и прессовала шпана. Как я понял — из классовой зависти, мол, а чё это ты весь такой чистенький, да еще и квартиру получил? Нна!
Сейчас они решили зайти, проведать свою старую квартиру. Смысла сего действа я как-то не понял: постоять, посмотреть на закрытую дверь? Дом-то их под снос еще не пойдет, там люди живут. Но почему бы и не прогуляться с детьми? Вернее — с одним ребенком, Манара, хотя и выглядела от силы лет на пятнадцать, оказалась восемнадцатилетней. А отчего такая худенькая… Я вовремя успел догадаться и НЕ спросить об этом. Сами считайте: если я нахожусь в аналоге Ленинграда, примерно в конце пятидесятых, а девушке — восемнадцать, то как хорошо она питалась в детстве?
Градей продолжал болтать, вероятно, выливая пережитый стресс, мы дошли до подъезда старого кирпичного здания, я собирался распрощаться…
И тут влил дождь.
Пришлось соглашаться на «зайти на чай».
Мы поднялись на третий этаж по скрипучей и вытертой деревянной лестнице — и тут я понял, как можно прийти в гости в свою старую квартиру.
Можно, если она коммунальная.
Филенчатая дверь, с каким-то трудноразличимым резным узором, сейчас скрытым под слоями краски. Ряд звонков, выстроенных аккуратным столбиком, возле каждого привинчена жестяная пластинка с выгравированной фамилией, а на самой двери — жестяная же золотистая табличка, с рядом тех же фамилией и надписями «Звонить один раз… два раза… Мышкиным — шесть с половиной раз…» Это, вообще, как?!
— Это папа пошутил. Вдруг, говорит, кто-то в гости к мышкам, которые в кладовке живут, придет, а позвонить не сможет. Папа сам таблички сделал, кислотой выжег[3].
Градей уверенно звякнул три раза, и дверь почти тут же распахнулась, как будто за ней кто-то дежурил в ожидании внезапных гостей.
— Лааакт! — радостно завопила девчонка лет примерно девяти и повисла на шее у засмущавшегося и покрасневшего Градея… или Лакта? Веселая, энергичная, с круглой мордашкой и задорно торчащими в разные стороны рыжими косичками. Пеппи Длинныйчулок прямо.
Я машинально посмотрел вниз, увидел, что девчонка действительно одета в чулки — не в цветные гольфы, как часто рисуют ту самую Пеппи, а именно в серые трикотажные чулки, с подвязками[4] — тут же осознал, что я пялюсь на ноги маленькой девочки, смутился и покраснел.
Тут девочка увидела меня, тоже смутилась, и вежливо сказала:
— Здравствуйте.
— Здравствуй, — не менее вежливо кивнул я.
— Это дядя Ершан, — выпалил Градей-Лакт, — Он меня опять от Маргона спас, тот убежал, только пятки засверкали, а я его хотел угостить чаем, а у тебя есть чай?
— А это — Ниса, — догадалась представить маленькую хозяйку Манара, — Мы раньше рядом жили, в соседних комнатах.
— Ой, — Ниса вдруг поняла, что чаем угощать будет она и засуетилась, — Проходите, проходите, сейчас керогаз поставлю, чай вскипячу, дядя Ершан, а вы какие пряники любите, мятные или немятные?
— Может, я пойду? — несколько растерялся я от такого напора.
Дождь на улице влил сплошной стеной.
[1] Надпись «Две копейки серебром» писали на медных монетах, она означала, что стоимость монеты приравнена к двум копейкам серебряной монетой. Но кто бы такие вещи объяснял в шестом классе.