Зюзюка и другие
Шрифт:
– Василиса, мы попытаемся отыскать твою маму, а ты пока побудешь у Валечки, у нее трое детей, тебе скучно не будет, – ласково сказала Майя.
– А они меня рыжей дразнить не будут?
– Нет, у меня младший, Петька, тоже рыжий! И вообще, пусть попробуют обидеть, отец им задаст. Да мы с Майечкой ненадолго. Только в одно место смотаемся и сразу назад.
– С мамой?
– Этого я тебе обещать не могу, как получится, – грустно сказала Майя. – Знаешь, ты дай-ка нам номер папиного телефона. Вдруг нам удастся дозвониться.
– Хорошо!
Девочка продиктовала Майе номер отцовского мобильника.
– Вот и чудненько! Пойдем, Васюта, к нам, тебе скучно не будет.
– А мне скучно не бывает, – ответила Василиса. – Я за компьютером сижу... Но у тети Майи нет
– И у нас пока нету, так что с живыми детьми поиграешься, тоже полезно. Майечка, ты одевайся пока и через полчасика встретимся внизу, годится?
– Годится!
Ей очень нравилась Валя, простая хорошая женщина со своей простой и такой нормальной жизнью. Муж Николаша, трое детишек... А ведь она моложе меня. И никаких тебе терзаний, исканий, комплексов... К чему они приводят, если у тебя нет звериного оскала и мертвой хватки или уж какого-то особенного таланта и везения? А вот Валя, не мудрствуя лукаво, исполняет свой женский долг... Тьфу, что за глупые мысли? Что-то навеянное не столько жизнью, сколько «великой русской литературой». Что-то от «Трех сестер», черт побери, так и до Чернышевского Николая Гавриловича додуматься можно. Кажется, ничего тошнотворнее я в жизни не читала. Как остро я в школе ненавидела Веру Павловну с ее снами, с этим ее «миленьким». Забыла, как звали ее мамашу, единственное живое лицо в романе, ну и черт с ней. Странно, меня в детстве так любили, что я полагала, будто все матери обязательно души не чают в своих детях. А как стала постарше да оглянулась вокруг, то увидела, что матери-то, оказывается, разные бывают. И плохих зачастую больше, чем хороших. Или это время такое? Вот эта пресловутая Инга – отсудили у нее ребенка, а она и рада. Или во всяком случае согласна с решением суда. Так, что ли? Давненько, выходит, дочкой не интересовалась, раз папаша не в курсе, что она сменила место жительства? Кошмарная на самом деле история! Несчастный ребенок... А я бы хотела, чтобы Инга не нашлась, а папаша куда-нибудь сгинул. Тогда Василиса останется у меня... Хорошо иметь такую дочку. Валя сразу назвала ее Васютой. Какое славное, теплое имя – Васюта... Как хорошо, когда есть о ком заботиться. Но это я зря размечталась. Вон Генриетта сразу увидела в этой истории сюжет для фильма. Да, в кино у меня должен был бы начаться роман с отцом Василисы... Он начался бы со скандала, грандиозного скандала, который я бы ему устроила из-за его действительно чудовищного поступка, а он попытался бы объяснить этот свой поступок какими-то немыслимой срочности делами, связанными, например, со спасением людей в горах, или в шахте, или в подводной лодке, или в батискафе... Но я ничего не желала бы слушать, твердила бы свое, а он заткнул бы мне рот поцелуем... Но это в односерийном фильме, а в двухсерийном он бы обиделся или разозлился и, забрав ребенка, хлопнул бы дверью. Конец первой серии! А во второй моя одинокая беспросветная жизнь. На память о новогодней истории осталась бы забытая им какая-нибудь вещь, за которой он придет к концу второй серии. Нет, сам он не придет, он пришлет Василису... Но чем же заполнить пустое пространство второй серии? А, знаю! Я в начале первой выдумала не старую тетушку, а любовника, вполне приемлемого, вовсе не принца, а просто подходящего для такой скромной женщины, как я, но достаточно романтичного... Ну, во всяком случае, такого, чтобы мне можно было чуть-чуть завидовать... Я бы сама себе изредка дарила подарки, даже довольно дорогие, французские духи например или там сережки, не бриллиантовые, а, скажем, бирюзовые или коралловые... И верила бы сама, что это подарок от возлюбленного. Вполне щемящая нота в новогодней мелодрамке... А одна из завистниц на работе, у которой так же, как у меня, никого нет и к тому же, в отличие от меня, нет воображения, каким-то образом узнаёт, что мой любовник – выдумка чистой воды, и публично меня разоблачает, а я в слезах, униженная и оскорбленная, плетусь домой и вдруг у подъезда на лавочке вижу Василису и ее папу... Класс! Все женщины России будут в восторге, умоются слезами, особенно если папашу будет играть какой-нибудь красивый или смертельно обаятельный актер... Гуськов, например... или Домогаров. Смерть мухам и комарам!
Валя уже ждала ее внизу.
– Ну что, погнали? – улыбнулась она.
– Погнали! А далеко ехать-то?
–
– Слава богу, хоть не к черту на кулички! Слушай, Валя, а как же мы заявимся к этому мужику, у него ведь жена...
– Ой, правда... Надо придумать чего-то, а то неудобно...
– Легко сказать!
– Слушай, а давай скажем, что его собака нас покусала!
– Обеих, что ли? – засмеялась Майя. – Так придется показать укус! А если собака сдохла за это время?
– Ой, правда... Да ладно, на месте что-нибудь придумаем. Вдруг он вообще один дома? Жена в гости ушла... Да мало ли... Чего раньше времени в панику ударяться? Прорвемся! Девчонку жалко...
– Я просто поражаюсь ее отцу.
– Одно слово – козел! – резюмировала Валя. – Май, а ты почему не замужем?
– Я в разводе.
– А другого что, не нашлось?
– Пока нет. В прошлый Новый год встретила одного, показалось, что...
– Когда кажется, креститься надо! А вообще-то, чем с плохим жить, лучше одной.
– А у тебя хороший? – улыбнулась Майя.
– У меня – хороший! – убежденно заявила Валя. – Непьющий, работящий, меня любит, в детях души не чает, руки золотые... И из себя ничего, вполне даже...
– Господи, где ж ты такое чудо нашла?
– У нас на фабрике. Я, Май, на «Красном Октябре» работаю...
– Это кондитерская фабрика?
– Ну да! И он там технологом. Я простая работница, а он у меня технолог! Пищевой институт окончил!
И столько в этих словах было гордости и любви, что Майя ахнула про себя. Неужто еще такое бывает в жизни?
Они некоторое время молчали, потом Майя спросила:
– Валь, а если нас через дверь спросят, кто такие, что скажем? Мы ж даже имени не знаем...
– Да не парься ты. Поглядим, что там такое. Кто спросит, как спросит, спросит ли вообще... – безмятежно ответила Валя. – Честно говоря, я не уверена, что, если даже мы Ингу сыщем, от этого хоть какой-то толк будет.
– Послушай, а ты не думаешь, что разумнее было бы обратиться к арендаторам?
– К каким еще арендаторам?
– К тем, которые квартиру Ингину снимают? Они-то наверняка знают, как с ней связаться... Мне только сейчас это в голову пришло.
Женщины посмотрели друг на дружку и расхохотались.
– Ну и дуры мы! – радовалась Валя. – Вот что значит праздники... совсем крышу снесло! А мы к полюбовнику поперлись! Хотя... Мы уже почти на месте, так давай все же заглянем к нему! Может, и не придется в Ясенево тащиться. Инга-то в Ясеневе жила.
– А может, она опять дома живет?
– Слушай, нам пять минут ходьбы осталось, не поворачивать же сейчас. Вперед и с песней!
Они вошли в подъезд большого сталинского дома.
– А номер квартиры ты знаешь?
– Не-а, но этаж точно четвертый, собака там, пошумим, авось залает, сам на артиста Сидихина похож!
Майя чувствовала себя ужасно. Неужто придется звонить во все квартиры, не дай бог, разговаривать с женой человека, похожего на артиста Сидихина. Почему-то она представила себе этого «полюбовника» в галифе, белой футболке и в подтяжках. Хотя понятия не имела, носят ли подтяжки с галифе...
Они вышли на четвертом этаже. Бред, идиотизм! Слева от лифта две квартиры были загорожены старыми дверями от лифта. А справа никаких оград не было.
Валя вдруг изо всех сил ударила рукой по сетчатой ограде. Майя замерла. И тут из квартиры справа донесся лай.
– Ну, что я говорила! – с торжеством улыбнулась Валя и нажала на кнопку звонка.
Собака залилась лаем. Но никто им не открыл.
– Слушай, Валь, а какая у того мужика собака? Большая?
– Здоровенная, я в породах не разбираюсь.
– Это лает маленькая! Даже не лает, а тявкает.
– Так большая могла издохнуть, и они маленькую завели, – невозмутимо отозвалась Валя, продолжая жать на кнопку.
– Там никого дома нет, – с облегчением заметила Майя, чувствовавшая себя очень неловко.
– Да ну прям, дрыхнут небось с перепою!
Но тут подъехал лифт, двери разошлись, и оттуда вышел мужчина. На артиста Сидихина он не был похож.
– Вы к кому, девушки?
– Ой, с Новым годом! – широко улыбнулась ему Валя. – Мы тут мужчину одного ищем, высокий такой, белобрысый, с собакой. Он в этой квартире живет?
– Нет, тут живет пожилая леди. А описанный вами персонаж тут вообще не обитает. Вы, может, этажом ошиблись?