...а мы - с Земли
Шрифт:
Почему-то Женя пребывал в уверенности, что Гера находится с верховником, но на грязном болоте был только Эн и четверо незнакомых людей. Все бродили с ведрами и собирали ягоду, похожую на малину, но желтого цвета.
— Ну зачем ты оставил свои координаты? — недовольно пробурчал один из незнакомцев, когда Женя выбрался из гравиталета.
— Ну я же не могу просто взять и исчезнуть, — начал оправдываться Эн. — Ж-женя?
— Есть разговор, — он сразу перешел к делу.
Эн громко сглотнул и непроизвольно попятился назад.
— А так ты чего, собственно,
— Энчик, — Женя шагнул вперед, уставился в его лицо, повел бровью — верховник растерялся еще больше. — Так где он?
— Ах-ха-ха, — ответил Эн.
Красивое место. Горы, обрыв и длинный скалистый выступ, похожий на язык. Река внизу, отсюда она казалась тонкой голубой веревочкой. Облака. Белые. Бескрайний лес по горизонту. Тепло, но не жарко.
Как же тошнит от незнакомых мест!
От волнения спина вспотела. Женя спрятал руки в карманы и тихо подкрался к маленькой фигурке. Поникший Гера сидел на корточках и задумчиво смотрел вниз, крутил в руке браслет из металла, а рядом с ним стояла штука, та самая, из пещеры. Дельтаплан. Недоработанный. С таким прыгать — только убиваться.
Женя молчал. Ему столько всего хотелось сделать, но это было тогда, когда Гера на виду не сидел, а сейчас он мог только стоять и улыбаться. Его волосы шевелились от ветра, а позвонки выпирали сквозь одежду; их бы потрогать, пальцами, последовательно и тщательно, ведь столько искал, так грезил об этих позвонках! Сказать бы что-нибудь такое, значимое, доброе — а ничего на ум не приходило. Но не стоять же молча?
— Выброси эту штуку, — решился Женя.
— С чего бы? — вяло отреагировал партнер.
— С того, что ты на ней убьешься.
— Да ладно, — он медленно встал на ноги. Правда, лицом не повернулся. — Ты посмотри на меня. Я же весь в шрамах! И со мной никогда и ничего не случается. Я как бессмертный.
— В шрамах, ага, — Женя шагнул к нему, провел ладонью по бедру. Сквозь тонкую одежду отчетливо выпирали жесткие рубцы — от них по коже бегали мурашки. — Вот этот помнишь? Это мы познакомились.
— А этот, — он оголил плечо, — я тебя в гости затащил.
— А где ты Фиму гладил?
— Вот, — поднес к лицу Жени палец. Совсем крохотный рубец. Ему пришлось встать передом, и теперь Женя смотрел в красные опухшие глаза.
— Ты как?
— А как я могу быть? — быстро отвернулся.
— Ну же, крысенок, — не удержался, обнял его спины. И ненавязчиво отвел подальше от обрыва. — Так хорошо, что я тебя нашел.
— Эн поди выдал? — Гера совсем не сопротивлялся.
— А кто же еще? Выдал, сказал, что если я тебя расстрою — то он лично меня из-под земли достанет.
— Мне приходится каждые двадцать минут слать ему отчет. Где нахожусь, что делаю. Волнуется. А по-хорошему, за меня не волноваться надо, а… не знаю. Отвернуться, презирать.
— Да ну с чего ты взял?
— Не притворяйся. Я столько дел наворотил, что их просто невозможно исправить. И я… и я… пусти меня, — объятия пришлось разжать. Гера осел на землю, сдавил виски. —
— А вот сейчас я буду тебя ругать. Ты зачем закрылся? Ты понимаешь, что я за тебя боялся? Работать не мог, спать не мог, искал, да я за три дня пять раз вылетел из леса! Ты понимаешь? Пять! Пять раз, а он закрылся! — повысил Женя голос. Тут же спохватился: — Ладно, прости. Гера, не плачь.
— Да-да. Я помню. Они тебя не трогают, — спрятал лицо в ладони.
— На самом деле, трогают. Я просто так тогда сказал. Не думая. Крысеночек, все будет хорошо.
— Да как все будет хорошо? Саша погиб, и по моей вине, это я его убил, ты понимаешь, я!
— Нет, не так. Нелепая случайность.
— Случайность? Да это я эксперимент организовал, я отмахивался от его жалоб, я продавливал его, а он же молодой еще, красивый, и так вот, нелепо, все. А ведь ему бы просто поспать, ты понимаешь — банально выспаться, и все бы было хорошо, а мы смотрели, как он постепенно сходит с ума, и масла подливали. Ты понимаешь? Хуже зверей. Я хуже зверя, а выгляжу, как человек. Безмозглая скотина. Ну как? Как можно было не заметить, что человеку плохо? У него же лицо, как у покойника, было — такие кружищи под глазами, а я смотрел и…
— Ш-ш-ш, Гера. Хватит.
— И ты был абсолютно прав. Я же хотел, как лучше, думал, прогресс настанет, человечество расцветет, а никаких инстинктов нет, среда токсичная и…
— Эх, Герка. Глупый ты. Ну какой прогресс? Вернуться в прошлое — регресс. Вот что-то принципиально новое — прогресс.
— Тебя мне надо было слушать, — шмыгнул носом. — А помнишь ту статистику? Я как ее открыл, сразу о тебе подумал. Жень, там, там такое было! Помнишь число, семь с половиной миллиардов? Это их столько тогда было. Людей.
— Семь миллиардов?!
— Семь с половиной. Даже чуть больше. И примерно по сто сорок тысяч — тысяч, Жень! — в день их умирало. Но это мелочи. Знаешь, что самое страшное? Что среди этих ста сорока тысяч более тысячи убили сами люди, три с половиной тысячи человек они же задавили транспортом, а около двух тысяч убили себя сами. И войны — ты знаешь, что такое войны? Не знаешь? Так вот лучше тебе не знать. Ты понимаешь? Они друг друга убивали, пачками, давили насмерть, жили так плохо, что убивали себя сами! А угадай, что было в том процентном соотношении? Там сравнивали количество убийц-самцов к убийцам-самкам. Ты знаешь, в чью сторону был обалденный перевес?
— Не знаю. И знать, честно, не хочу.
— А чего мы хотели? Если вот так, с рождения, людей давить под подготовленные роли, то…
— Да хватит, Гер. Я больше ничего знать о предках не хочу.
— А еще…
— Крысенок, все, — чтобы возбужденный Гера перестал говорить вслух неправдоподобные кошмары, Женя зашел к нему спереди, сел, подтянул к себе — лицо уткнулось в плечо, и так он замолчал. — Это все в прошлом. А мы здесь и сейчас, и мы не дикари. Все будет хорошо.
— Не будет.