...а мы - с Земли
Шрифт:
— А-а, — Женя невольно поморщился и отступил назад. — Так и знал, что этот мямлик не сможет удержать язык за зубами. Так, Гера, ты, главное, успокойся. Я тебе сейчас все объясню…
— Что ты мне объяснишь? Что за моей спиной в первый же день побежал рассказывать знакомым правильные ответы? Я же тебя просил. Я же четко сказал — информация строго конфиденциальная. Но ты разболтал, подсунул мне неправильных участников, а потом как ни в чем не бывало смотрел мне в глаза и улыбался, зная, что мое дело из-за тебя полетит насмарку. Тебе это так нормально? Тебе хотя бы стыдно?
— Ну пару раз было.
— Пару раз! Подумать только, ему пару раз было стыдно! — Гера сел на корточки и вцепился в волосы. — А теперь? Ты соображаешь, хоть немного, что наделал? Мало того, что они не соответствуют отбору, так ты на меня еще и ответственность за них повесил. Ты понимаешь, что они ребенка любят? Что мне теперь придется их разлучить? Ты можешь себе представить, хоть на секунду, что я буду при этом чувствовать? Ты соображаешь, что поставил под удар весь эксперимент, и что его результаты могли стать необъективными?
— Да что ты так раздуваешь-то все! — Женя почувствовал, что начинает закипать. — Все равно этот твой так называемый экс…
— А выгода? В чем тебе-то выгода, а, Жень? — перебил его Гера и вскинул голову.
— Они до конца дней своих подписались обслуживать Фиму. Выгодная сделка. И я не виноват, что у Воли лаборатория идеально оборудована под выращивание звериных органов, и что живет он с лучшим ветеринаром-хирургом планеты! Да и потом, нормально они соответствуют, что ты нагнетаешь-то, ты видел, какая у Ромки грудь?! Во! — показал на себе, оттопырив руки.
— Лиса! Ты предал меня ради лисы!
— Да не предавал я тебя, хватит передергивать!
— Да я доверял тебе, а ты!
— А я не просил тебя мне доверять! Сам рассказал, сам и виноват! И вообще, мы тогда даже партнерами не были!
— Конечно, это же все объясняет, в самом деле, и чего же я нервный такой?!
— Хватит орать в моем лесу! Всю живность мне перепугаешь! Да и потом, этот твой эксперимент гиблое дело, не сегодня так завтра все равно развалится, и надо быть совсем безмозглым придурком, чтобы этого не понимать!
— Это ты думаешь, что он развалится, а я так не думаю!
— Да открой ты глаза-то свои красноглазые, фарс это все и парад идиотизма! Как кучка играющих в неведому ересь людей может чего-то там изменить?! Я и так тебе подыграл в свое время, мог бы и спасибо сказать, а не истерики мне тут закатывать!
— Истерики?! Женя, ты издеваешься? Плохо мне. Понимаешь? Плохо мне, обидно, я верю в эксперимент, я в него верю, мне он важен, мне! А ты все поставил под удар, ты сейчас поливаешь эксперимент грязью, а мне он важен, а тебе похоже плевать что на меня, что на мое дело, у тебя только Фимка есть и лес твой дремучий! А я же… я же… — Гера всхлипнул, — так старался тебе понравиться, прилетал, ухаживал, слушал, тормошил, а… зря все!
— Послушай-ка сюда, крыса. Ты сам добровольно согласился на те условия, что я выдвинул. И не смей меня сейчас в чем-то упрекать!!! — Женя поднялся во весь рост и едва сдерживался, чтобы не сделать чего-нибудь опрометчивого. — Я. Тебя. Не. Просил. Прилетать ко мне! Не просил тюленей этих, не просил траву в пучке, и в горы ты меня сам вытащил! И не реви!!! Хватит мне тут реветь, меня это, да будет тебе известно, не трогает!!!
— Ты…
— Я, я, я. Да и потом, Герочка. Ты — лицемер. Да я просто диву даюсь от твоей лицемерности! Но заметь, я ни разу тебе претензий не высказывал. Я даже подыгрывал. Мало тебе своих личных подопытных кроликов, так ты еще и к нам всю эту ересь тащил! Рольки, поиграем в рольки, я самочка, а ты самец — да тьфу! — окончательно разошелся Женя. Гера все так же сидел на траве, и на него даже не смотрел — отвернулся, носом уперся в плечо, зажмурился, а по ресницам обильно стекали крупные слезы; и на миг Жене показалось, что он что-то не то делает.
— А ты знаешь, — значительно осипшим голосом сказал партнер. — А меня ведь предупреждали. Ко мне сам Эн подходил и по-дружески советовал — Гера! Не хочу лезть не в свое дело, но — не связывайся. Не связывайся ты с ним. Но я же самый умный. Мне же самому проверить надо. Я же, безмозглый, голову потерял, влюбился. Да и мало ли, что там люди говорят, верно? А… самое обидное… что он прав был.
— В чем? — усмехнулся Женя.
— А в том, — Гера изволил встать на ноги и посмотреть лицо в лицо. Красные веки, красные зрачки, покрасневшее лицо — жалкое зрелище. — В том, Женечка, что ты — сволочь. Сволочь. Сволочь. Сволочь.
— Замол…
— Сволочь!!! Последняя сволочь на всей планете, самая сволочная сволочь из всех существующих сволочей!!!
— Заткни…
— Сволочь, мразь и конченная гнида!!!
— Заткнись! Заткнись и убирайся! Пошел отсюда вон!!!
— Конечно я уйду! И ноги моей здесь больше не будет!!!
— Вот и убирайся! — перед глазами все расплылось, а мышцы рук напряглись до боли. — Убирайся! Пошел вон, уходи, исчезни, проваливай, скройся с глаз моих, уходи, исчезни… скройся… вон… — голос сорвался.
Напротив никто не стоял. Гул гравиталета быстро заглох вдали.
— Я не сволочь, — смахнул слезы. — Разве я не прав? — спросил Фиму.
Она повела ухом.
— Сами они все сволочи. Все! Я, — подобрал камень. — Не, — швырнул его в далекий ствол. — Сволочь!!!
От истошного вопля перепуганные птицы взметнулись вверх на много километров вокруг. Фима развернулась и ушла. Тяжело дыша, Женя осмотрелся.
Опустил руки.
Вокруг темнело. А по телу разливался холодок — сегодняшнюю ночь придется спать одному. И следующую. И следующую. И следующую за следующей.
В голову закралась паническая нотка. Кабинет. Личный кабинет — Женя быстро зашел туда, пока его не заблокировали и не отправили в бан. Воспоминания, вот оно, то самое, второе, непросмотренное — открыл. «Придурок!!! Как ты умудрился прожить столько лет без мозга?!» — оглушил Женю его собственный голос. Он стоял и орал, злой, ладони в кулаки стиснуты, дрожат от негодования, но красивый, безумно красивый, искаженный через призму чужого восприятия в лучшую сторону.
«Ну и вали! Вали, вали, вали!» — вышел из воспоминаний, двумя прыжками забрался на дерево, встал у углубления-тайника, достал браслет — швырнул вниз, достал кусок бурой ткани, скомкал и выбросил, добрался до сложенного вчетверо листа — разорвал его, клочки полетели снежными хлопьями, с нарисованными кусочками его самого — тут рука, здесь тщательно обозначенная голень, глаз и половина лица.