...Это не сон! (сборник)
Шрифт:
Весь день Комола слышала ее голос, видела перед собой спокойные, ласковые глаза девушки. Комола ничего не знала о жизни Хемнолини, кроме того, что ее помолвка с Нолинакхо расстроилась.
Утром Хемнолини принесла корзину цветов из своего сада. И Комола после купанья стала плести гирлянду. Пришла Кхемонкори, села с ней рядом.
– Ах, моя девочка! – тяжело вздыхала она. – Сегодня, когда Хем простилась со мной и ушла, не могу даже выразить, что творилось у меня на душе. Она все же милая девушка. Теперь я уже думаю, какое было бы счастье, стань она моей невесткой. Дело-то почти сладилось. Видно,
Кхемонкори не хотела сознаваться, что в конце концов она сама воспротивилась этому браку.
Услышав шаги за дверью, Кхемонкори крикнула:
– Это ты, Нолин?
Комола поспешно подобрала гирлянду и цветы в сари и накинула его конец на голову.
В комнату вошел Нолинакхо.
– Хем с отцом сегодня уезжают, ты видел их? – спросила Кхемонкори.
– Да, я только сейчас усадил их в экипаж.
– Как хочешь, дорогой, такие девушки, как Хем, редко встречаются, – сказала Кхемонкори таким тоном, словно Нолинакхо всегда ей возражал.
Молодой человек лишь улыбнулся.
– Ты еще улыбаешься! Я добилась для тебя согласия Хем, даже дала ей свое благословение. Но ты воспротивился и все разрушил. Неужели ты не раскаиваешься?
Нолинакхо бросил встревоженный взгляд на Комолу. Любящие глаза девушки были устремлены на него. Встретившись с ним взглядом, она смущенно потупилась.
– Неужели, ма, твой сын такой завидный жених, что любая помолвка, какую бы ты ни задумала, должна состояться. Ведь трудно полюбить такого неинтересного и угрюмого человека, как я.
При этих словах Нолинакхо Комола подняла голову и увидела, что его смеющийся взгляд обращен к ней. Девушка вновь подумала, что единственное для нее спасение сейчас – бегство.
– Ступай, ступай, нечего болтать, только сердишь меня! – упрекнула Кхемонкори сына.
Оставшись одна, Комола сплела большую гирлянду, положила ее в корзину, побрызгала водой и отнесла в комнату Нолинакхо.
Когда она вспомнила о том, что эти цветы прощальный подарок Хемнолини, глаза ее наполнились слезами.
Вернувшись к себе в комнату, девушка принялась раздумывать, что бы мог значить этот смеющийся взгляд Нолинакхо. Что он о ней думает? Комоле казалось, что он разгадал ее самые сокровенные мысли. Раньше, когда ей почти не приходилось видеть его, было лучше. А теперь она то и дело сталкивается с ним. Это наказание за то, что она скрывает от него правду.
«Наверное, он сейчас думает: «Откуда мать взяла эту Хоридаши? Более нескромной особы я не видел», – мучилась Комола. – Ужасно, если он хоть секунду будет думать обо мне так».
В эту ночь, ложась в постель, Комола твердо решила, что на следующий день во что бы то ни стало признается ему во всем. А там будь что будет.
Встав на рассвете, Комола пошла купаться. Она ежедневно приносила с Ганги небольшой кувшин воды и, прежде чем приняться хлопотать по хозяйству, мыла и приводила в порядок молельню Нолинакхо. Сегодня, как всегда, она вошла в его кабинет, но застала там самого хозяина, чего раньше в такой ранний час никогда не случалось. Огорченная, что помешали ее уборке, она тихо вышла. Но, пройдя несколько шагов, вдруг остановилась и о чем-то задумалась. Затем медленно повернула назад и села на пол у дверей молельни. Она не знала, что удерживает ее здесь. Девушка не заметила, сколько времени она провела у дверей. Окружающий мир перестал для нее существовать. Неожиданно она увидела вышедшего из комнаты Нолинакхо, он остановился. В то же мгновенье Комола поднялась и, упав на колени, приникла к его ногам. Ее длинные, влажные после купанья волосы рассыпались по его стопам. Поднявшись затем с колен, девушка замерла, словно онемев. Она не заметила, что конец сари упал с ее головы, не чувствовала, что Нолинакхо пристально смотрит на нее. Комолу словно озарил свет вдохновения. И голос девушки не дрогнул, когда она произнесла:
– Я – Комола.
Звук собственного голоса вывел ее из этого странного состояния, и вся ее целеустремленность мигом исчезла. Комола задрожала всем телом и опустила голову. У нее не хватало сил сдвинуться с места, хотя оставаться было еще мучительнее. Вся ее воля, все силы ушли на то, чтобы сказать: «Я – Комола». Она не знала теперь, куда спрятаться от стыда, и лишь надеялась на милосердие Нолинакхо.
Нолинакхо медленно взял ее руки в свои.
– Я знаю, ты моя Комола. Идем со мной.
Он привел ее в свою молельню и обвил шею девушки гирляндой.
– Возблагодарим всевышнего, – воскликнул Нолинакхо.
И в тот момент, когда они оба опустились на колени и прикоснулись челом к беломраморному полу, в окно ворвались утренние лучи солнца, озарив их склоненные головы.
Поднявшись с колен, Комола снова взяла прах от ног мужа и почувствовала, что стыд уже больше не терзает ее. То не была восторженная радость – великий вечный покой освобождения в ее сознании сливался с радостным и ясным светом щедрого утреннего солнца. Безбрежная любовь переполняла ее сердце. Ее почитание было так велико, что, казалось, наполнило весь мир ароматом священных благовоний.
Комок подступил к горлу девушки, и слезы неудержимо полились по ее щекам. Комола плакала и не могла остановиться. Но сегодня то были слезы радости. Они уносили с собой тучи горя, омрачавшие ее жизнь, жизнь сироты.
Нолинакхо не сказал больше ни слова. Только с нежностью откинул упавшие на ее лоб пряди влажных волос и вышел из комнаты.
Жажда Комолы выразить свою любовь не была удовлетворена. Ей не терпелось дать выход переполнявшему ее сердце горячему чувству. Пройдя в спальню мужа, она обвила своей цветочной гирляндой его сандалии, прижалась к ним головой и снова бережно поставила на место. В тот день Комола хлопотала по хозяйству так, будто служила самому всевышнему. Каждое дело, которое она выполняла, неслось на крыльях радости к небу.
– Что с тобой, Хоридаши? – удивлялась Кхемонкори. – Ты так старательно чистишь, скребешь и моешь дом, словно за один день хочешь превратить его в новый.
Вечером Комола не взялась, как обычно, за вышивание, а закрылась у себя в комнате. Вошедший к ней с корзиной лилий в руках Нолинакхо застал ее сидящей на полу.
– Поставь эти цветы в воду, Комола, – сказал он. – Не дай им увянуть. Сегодня вечером мы пойдем просить благословение у моей матери.
Комола опустила глаза.
– Ты ведь не знаешь всего, что со мной было…