...И белые тени в лесу
Шрифт:
Я вырвала руку и зашагала дальше, Каролина последовала за мной. Я старалась идти как можно быстрее и слушать пение птиц и ветер, чтобы отвлечься от звука ее шагов, но тут Каролина заговорила:
– Помнишь, как я у вас появилась? Помнишь, как остановилась в саду, под окном?
Я прекрасно помнила это. Мы с Роландом стояли на застекленной веранде и глядели на нее через окно.
Я не ответила, и Каролина продолжала:
– Однажды – тогда я была совсем маленькой – мама отправилась со мной в путешествие. Мы долго ехали на поезде, и я уснула у нее на коленях. Когда мы сошли, уже стемнело. Мне
Каролина сделала паузу, она была взволнована и говорила, задыхаясь.
– Мама прижала меня к себе и прошептала: «Там твой отец!» А потом мы снова сели в поезд и вернулись домой. Но отца я так и не увидела. Я смотрела на круглую люстру со свечами. И это было то самое окно, перед которым я остановилась, придя в ваш дом.
Каролина замолчала, слышались только ее шаги.
Почему она рассказала об этом сейчас?
Может, она хотела вызвать во мне жалость, смягчить меня? Я не поддалась, а Каролина не стала предпринимать новых попыток – и вот мы снова шли молча. Невольно я задумалась о ее матери. Она предстала передо мной в новом облике, непохожей на ту самостоятельную женщину, которую я знала раньше. Эта история говорила о ее хрупкости – значит, мать Каролины только стремилась казаться сильной. Мне вспомнились слова бабушки о «трагическом складе характера». Как странно, что Каролина рассказала это именно сейчас! Но я не собиралась долго размышлять об этом.
Тут мы подошли к конюшне.
В темном проеме ворот вырисовывался силуэт белой лошади, она стояла совершенно неподвижно и глядела на нас. Мне захотелось подойти ближе. Каролина последовала за мной.
В конюшне стояли еще четыре лошади, все они были черной масти и пятнами темнели на фоне белой стены. Они тоже застыли неподвижно, опустив головы, плавной дугой изогнув шеи. С потолка свисал большой ком паутины, покачиваясь от ветра, проникавшего сюда через открытую дверь. Больше ничто не двигалось. Казалось, мне все это снится.
Вдруг за спиной у меня раздался громкий вздох, и меня пронзило невероятное чувство утраты, сильная боль. Внезапно я поняла, что теряю Каролину!
У меня перехватило дыхание, я была готова расплакаться.
Белая лошадь смотрела на меня своими сказочными глазами, темными, как два лесных озера, полными бесконечной печали.
Какой станет моя жизнь, если мы с Каролиной расстанемся?
Если бы не она, увидела ли бы я чудо, которое вижу сейчас? Неужели без нее из моей жизни навсегда исчезнут красота и приключения? С какими тайными силами она связана? Не станет ли моя жизнь беднее, если она уйдет? Как я жила до того, как она появилась?
Я уже едва могла вспомнить это.
Но вместе с тем хочу ли я, чтобы меня обманывали? Не лучше ли вернуться к повседневной жизни?
Пустые вопросы. Таких я могла придумать еще тысячу.
Лошадь шевельнула ушами и отвернулась.
Я вышла наружу и двинулась дальше, Каролина снова пошла следом; в голове у меня продолжали
Каролина любила приключения.
Одно время я думала, что мы будем дополнять друг друга. Но различие оказалось слишком велико. Что стрекозе может дать какая-то мокрица? И наоборот? Мы принадлежали разным мирам, нас разделяли пропасти, и дороги наши должны были разойтись.
Но пока – еще совсем недолго – мы могли идти по одному пути, вместе.
Неожиданно, когда мы поравнялись с сеновалом, воздух наполнили странные звуки. Они доносились отовсюду, приносимые и уносимые порывами ветра. Это была удивительная скрипичная мелодия. Мы остановились и слушали, каждая сама по себе.
Что если попрощаться с ней сейчас и вернуться на станцию? Она останется здесь и будет слушать скрипку, а я пойду своей дорогой, и мы навсегда исчезнем из жизни друг друга. Тогда у нас останется общее воспоминание – прекраснейшее из всех. Ведь мы все равно должны расстаться, – подумала я и медленно обернулась.
И я увидела, что Каролина плачет. Ее глаза были широко раскрыты, слезы текли по щекам. Похоже, на этот раз это был не спектакль: она плакала по-настоящему. Каролина, которая не умела плакать…
Передо мной стоял молодой человек в элегантном костюме, и его лицо было мокро от слез.
Я протянула руку и дотронулась до нее.
– Каролина…
Но, заслушавшись, она не заметила моего прикосновения. Она плакала безмолвно и не пыталась скрыть своих слез: они так и капали, одна за другой. А мелодия прилетала и улетала вместе с ветром.
– Каролина, что с тобой?
– Тихо!.. Послушай!
– Да…
– Неужели ты не слышишь?
Ее взгляд говорил, что сейчас она где-то далеко. Вдруг она сделалась совсем маленькой, она всхлипнула и смахнула с подбородка слезу, вздрагивая, точно брошенный ребенок.
– Слышишь? Скрипка… – Она подняла руку и указала куда-то в воздух, точь-в-точь как это делают дети. – Скрипка…
– Да, я слышу.
Я достала носовой платок и протянула ей, но Каролина не заметила и этого; она обвела вокруг себя ясными детскими глазами, с удивлением и любопытством, как будто внезапно перенеслась в другой мир.
– Ты тоже слышишь, правда?
– Слышу.
– Но ты не узнаешь ее?
– Нет.
– А я узнаю.
У дороги рос старый дуб. У него была гигантская крона, и сначала я подумала, что музыкант мог спрятаться там. Но листва была еще такой редкой, что ветки проступали на фоне неба. Если бы там сидел человек, мы бы его непременно увидели.
– Я слышала эту песню, когда была маленькой. И с тех пор не слышала ее ни разу.
Каролина старалась взять себя в руки, но голос ее все равно дрожал.
Куда же подевалась Каролина, которой я боялась?
Мне захотелось обнять ее, но я не решилась: она была далеко, погруженная в свои мысли.
Скрипка умолкла. Ее сменил другой звук.
Под крышей сеновала было окошко с деревянной ставней, которую то открывало, то закрывало ветром. Звук хлопающей ставни казался очень сиротливым.
Каролина тоже повернулась в ту сторону.
Но в эту минуту далеко на дороге показалась коляска, которая неслась по направлению к нам. Кучер вовсю погонял лошадей, а подскакав к нам, крикнул «тпррррууу!», и лошади встали.