...И скрылся с места преступления...
Шрифт:
– Вы находите? Важно, чтобы создавалось впечатление активности, это действительно очень важно. Когда приходят мои помощники, мне кажется, они ощущают определенный прилив энтузиазма, понимая, что до этого здесь поработали другие, такие же, как они, – они видят, что их здесь ждут, что им осталась работа. А вы знаете о моей кампании, старший инспектор? Я... Ах нет, а то я снова оседлаю своего конька. Вначале ваше дело! Чем могу быть полезен?
Роджер продолжал оглядываться по сторонам:
– Извините за нескромный вопрос, мистер Уэйт. А многие ли из тех, кто начинали с вами, продолжают оказывать помощь?
– Что? А, из первых помощников, пожалуй, остались только двое или трое самых преданных. Но
Роджер внимательно посмотрел на него и промолчал: надо дать ему время, пусть соберется с мыслями.
Тем временем с проповедником что-то происходило, некая метаморфоза, и наблюдать за нею было довольно любопытно. Большие детские глаза уставились на Роджера с немой мольбой, словно требуя внимания и поддержки. Проповедник схватил себя за лацканы – должно быть, так он выступает на митингах, для беседы же один на один жест несколько странный. В позе появилось нечто патетическое, но в целом фигура пастора являла собою образец достоинства и уверенности в себе. Голос стал тверже, в нем появились низкие грудные нотки:
– Человек испытывает страх за свою драгоценную жизнь и в то же время равнодушен к ближним. Нет, нет, в этом равнодушии есть и зерно сострадания, уверяю вас, но к чему это холодное сострадание мужчинам, женщинам, маленьким детям, раздавленным колесами автомобиля, – покалеченным, изуродованным, тем, кто не может больше вести нормальную человеческую жизнь, или погибшим? Убитым. Им не нужно сострадание, сэр. Сострадание – это пустая чаша, в какой бы форме она им ни предлагалась. Жертвам нужно не сострадание, а война против убийц, вопль негодования всей страны, негодования против убийц на наших дорогах. Миллионы граждан должны потребовать от правительства, чтобы оно подняло свою стальную длань и покарало преступников. Надо потребовать от правительства, чтобы оно узаконило – и это надо было сделать еще давно – отношение к преступникам на колесах как к подлинным убийцам. Разве они заслуживают иного? Кто они, как не убийцы?
Сейчас в этих детских глазах горел гнев – воздев руку с устремленным в небо перстом, хрупкий человечек почти кричал:
– Ответьте мне! Тот, кто убивает безнаказанно, тот, кто калечит и увечит, – кто он? Разве не убийца? Почему же он не должен нести наказание, какое несут другие убийцы? Скажите мне, почему?
Глава 13
Проповедник говорит
Голос Уэйта гремел. Его охватил восторг, словно он верил, что вдохновение ниспослано ему свыше, и теперь это вдохновение работало как бы само по себе. Палец все упирался в небеса, глаза сверкали, он вновь и вновь повторял:
– Почему?!
– Полагаю, я могу сказать вам, почему, – спокойно сказал Роджер. – Но бывают случаи...
– О, я еще ни разу не встречал полицейского, который не защищал бы распущенность, – эта распущенность проявляется даже в тех немногих законах, которые направлены против преступных водителей, – холодно произнес Уэйт.
Какая мгновенная метаморфоза, подумал Роджер, куда девалась его любезность.
– Понятно, что для постижения идеи необходимо приложить усилия, – продолжал он, – но если б у меня была поддержка влиятельных организаций... – он на секунду умолк, но лишь для того, чтобы потом требовательно спросить: – Скажите, разве вашим людям по душе то, как они вынуждены относиться к этим страшным дорожным происшествиям? Им нравится осматривать искалеченные куски плоти, собирать по кусочкам кости? Им нравится...
– Нет, им это не нравится, – голос Роджера прозвучал
– Именно так все они и говорят. Мягче, мягче, пусть в законе появятся новые дыры, сквозь которые будут ускользать убийцы. Вы когда-нибудь изучали мои предложения? Вы потратили хоть одну минуту своего драгоценного времени, чтобы подумать: что он предлагает, для чего вся эта кампания? Скажите мне!
– Специально этим я не занимался.
– По крайней мере, вы нашли в себе мужество в этом признаться, – голос Уэйта смягчился. – Большинство же делают вид, будто им отлично известно, что я имею в виду. А на самом деле они лишь читают газетные заголовки и считают меня лицемерным фанатиком. Посмотрите, посмотрите сюда!
Он резко повернулся, и в глазах его вновь вспыхнул огонь. Он подошел к стеллажу и стал доставать буклеты. Набрав пять брошюр, он бросился к Роджеру и буквально вложил их ему в руки:
– Возьмите, прочитайте, подумайте над тем, чего я добиваюсь, а после этого можете приказать своим полицейским относиться ко мне, как к спятившему демагогу. Я повторяю: водитель, вследствие своей беспечности убивший человеческое существо, ничем не отличается от братоубийцы. Да, приговор столь же суровый. "Не убий", – сказал Господь, а автомобилисты убивают людей ежесекундно – лишь несколько часов назад, у этих самых ворот, был сбит офицер полиции. Что выдумаете об этом, старший инспектор? То, что в качестве орудия убийства было использовано транспортное средство, разве делает убийство менее кровожадным, чем если бы оно было совершено с помощью пистолета или молотка?
Он подошел вплотную к Роджеру. Глаза метали молнии, в уголках рта пузырилась слюна, и его страстность не могла не производить впечатление – как, впрочем, не могла и не тревожить. Он говорил от всего сердца, со страстным убеждением и пылом, почти с евангелической яростью.
– Ну, – потребовал он, – что вы думаете о гибели этого полицейского, старший инспектор? Почитайте мои буклеты, ознакомьтесь с моими предложениями, убедитесь, что я все же не законченный идиот. Если в ходе следствия будет установлено, что человек повинен в убийстве другого человека вследствие неосторожности или любого рода небрежности, то – прости меня Господи – у меня нет достаточного мужества предложить более суровое наказание, но остаток жизни он должен провести в тюрьме. Если он нанес телесное повреждение – один год тюрьмы. Если повреждения незначительные – менее строгое наказание, но в любом случае не менее полугода тюремного заключения, старший инспектор. Посмотрите мне в глаза! – Роджер и без этого предложения не отрывал взгляда от священника. Он пытался оценить его беспристрастно, но тем не менее ощущал странное волнение. – Посмотрите мне в глаза, старший инспектор, и скажите: если бы к водителям закон применял такую меру наказания, как выдумаете, они продолжали бы быть беспечными?
Он сделал паузу и затем дернул Роджера за руку, вновь выстрелив в него вопросом:
– Думаете, будут? Ответьте мне!
– Нет, – произнес Роджер очень медленно. – Думаю, не будут.
Уэйт опустил руку:
– Благодарю вас, – сказал он, – благодарю вас за искренность. Приятно было слышать. Большинство бывают настолько шокированы, что начинают придумывать фальшивые аргументы, говорят, что на практике это не будет оказывать никакого действия, или же убеждают себя, что несправедливо так относиться к человеку, совершившему одну ошибку. Несправедливо! Но, ради Бога, неужели это справедливо по отношению к погибшему, к женам, детям, которые страдают, которые... – Уэйт оборвал фразу, он задыхался, его била дрожь.