04.1912
Шрифт:
Лиззи покачала головой.
— Но они сразу поймут, что я не мальчик, — сказала она.
— Как? Мы столько времени шатались по палубе, вдоль и поперек ее исползали, и никто, знаешь ли, не спросил, почему здесь девчонка щеголяет как парень, — хмыкнул Джо неуступчиво, — всё у нас получится! Будет весело!
— У меня голос не такой, как у мальчика, — с сомнением произнесла Лиззи. — Они сразу подумают, что я — переодетая девчонка.
— И дальше что?
— Тогда они поймут, что ты их обманываешь! — и она сердито притопнула.
— А я буду настаивать, что ты — Ларри, мой старый добрый друг, просто голос писклявый, — хохотнул Джо и хлопнул её по плечу. — Давай попробуем! Всё равно ты на большее не согласишься, как пить дать.
Лиззи тут же попалась на крючок: она вскинула голову, и глаза её загорелись.
— «На большее»… Что ты имеешь в виду? — уточнила она.
Джо с преувеличенным равнодушием повёл плечами и стал смотреть куда-то за борт. Лиззи нетерпеливо подёргала его за рукав и крикнула:
— На что?..
Джо лениво протянул:
— Даже не знаю, например, ты могла бы поболтать со стариной Оскаром: надо его только подкараулить…
— У Оскара могут возникнуть большие неприятности, — тут же сказала Лиззи.
— Или мы могли бы попробовать проведать радистов: как залезть наверх, я знаю, но я не пробовал… вот тебе ещё предложение, к примеру.
— Нас сразу выгонят, — мрачно отчеканила Лиззи.
— Или мы могли бы подразнить этого дурацкого американского клерка, которому мы так не нравимся. Интересно, он всё-таки оторвёт зад от стула, если его разозлить по-настоящему?
Лиззи культурно прикрыла рот рукой, но зевнула совсем не культурно: громко и протяжно.
— Ску-учно, — вынесла она вердикт.
— А канаты?
— И канаты надоели, что в них особенного? К тому же, это тоже очень опасно. Сами мы не сорвёмся, но если нас кто-нибудь увидит? Не хотелось бы, чтобы это произошло.
— Нам вовсе не нужно висеть на канатах с утра и до ночи, — пожал плечами Джо, — как насчёт того, чтобы прогуляться по палубам как настоящие леди и джентльмен, а?
Лиззи помедлила. Она обвела Джо критическим пристальным взглядом и, наконец, вынесла свой вердикт:
— Не получится.
— Это почему?
— Потому что ты ни капли не похож на джентльмена, — Лиззи развела руками, — у тебя нет ни манер, ни одежды по статусу.
— Можно подумать, что все те, кому охота называть себя джентльменами, такие благовоспитанные и порядочные, — процедил Джо и круто повернулся к Лиззи спиной. — Но ты права, подходящей одежды у меня действительно нет. Разве что если сбросить куртку…
Лиззи снова осмотрела Джо с беспощадной суровостью инквизитора. Наконец, она отрицательно покачала головой и поцокала языком.
— Даже так не похож, — заключила она, — у тебя штаны потёртые и висят. Джентльмены, если они и вправду считают себя таковыми, никогда не надевают одни и те же брюки каждый день, вот они и не провисают.
— Понимаешь ли, штанов у меня в гардеробе — всего четыре, чтоб ты понимала, — энергично пояснил Джо и показал Лиззи четыре растопыренных пальца, — двое летних, и зимних столько же. Одни — на мне, другие сушатся после стирки. Тут особенно не пошикуешь!
— Вот поэтому ты и не джентльмен, — заключила Лиззи с каким-то мрачным торжеством и задумчиво почесала подбородок. — Но знаешь, на самом деле, у меня есть идея, как можно тебе помочь.
— И какая?
Лиззи хитро покачала головой.
— А вот об этом, — сказала она, — я предпочту умолчать!
Джордж Юджин Флэнаган был мальчик порывистый, импульсивный и стремительный. В словах он не расходился с делом, но весьма прискорбно было то, что дела эти обычно совершались в порыве чувств. Управлять собой Джорджу лишь предстояло научиться, и эта наука давалась ему даже хуже, чем все прочие, каким его с ошеломляющим упорством старался обучить отец.
О Джордже мистер Флэнаган-старший с гордостью говорил: «Юноша-ураган!»
И Джордж действительно был ураганом: в порыве стремительных действий он приносил разрушительный вред не только многим окружающим, но, бывало, и самому себе.
Именно так и произошло утром тринадцатого апреля тысяча девятьсот двенадцатого года, когда молодой мистер Флэнаган умудрился посадить пятно на лучшую из своих накрахмаленных рубашек. Таких рубашек у Джорджа был полный чемодан, и он мог бы беспрепятственно заменить одну другой, если бы именно эта, испорченная, рубашка, как назло, не оказалась особенной. Рубашка была богатая: из прочной ткани, сияющая белизной, с роскошными манжетами и изящной формы воротничком — именно такие сейчас носили щеголи.
Юный мистер Флэнаган не поклонялся моде и к одежде относился практично. Ему важно было выглядеть как джентльмен — и не стараться обогнать всех прочих. Однако модой интересовалась миссис Флэнаган, и она настаивала на том, чтобы к сегодняшнему ужину Джордж явился именно в той самой модной рубашке со стоячим воротничком и роскошными манжетами. Джордж исполнил бы просьбу матери — с ворчанием и вздохами, однако, — если бы на его пути не оказалось неожиданное препятствие.
Рубашка была испачкана.
Всю её белую грудь, переднюю часть прекрасного воротничка и даже одну манжету заливал сок. Освежающий прохладный сок тёмно-оранжевыми пятнами изъел, погубил сверкающую чистоту новомодной рубашки и привёл Джорджа в ужас.
— Мисс Джеймс! — с этим призывом он устремился на поиски.
Так как мистер Флэнаган решил не перевозить в Америку всех слуг сразу, Мэри пришлось взвалить на себя множество чужих обязанностей. Если миссис Флэнаган неожиданно становилось скучно или дурно, Мэри терпеливо развлекала её. Если мистеру Флэнагану срочно нужно было отправить телеграмму, текст передавала Мэри. Также в обязанности Мэри входило следить за резвыми детьми Флэнаганов и не допускать, чтобы те поранились, обиделись или заскучали — словом, день её был насыщенным и долгим. Когда она возвращалась к себе в каюту, Лиззи уже наверняка спала, поэтому Мэри даже не пыталась зайти к ней. У Лиззи был установлен строгий режим дня: Мэри выдала ей листок с расписанием оного перед плаванием и строго-настрого приказала придерживаться каждого пункта. После того, как Лиззи едва не очутилась за бортом, у Мэри возникли смутные сомнения относительно того, исполняются ли её приказы — но проверить возможности не представлялось.