05-Мой престол - Небо (Дилогия)
Шрифт:
Иосиф, не обращая внимания на смешки и дурацкие шутки, упал на колени, обнял мальчика.
— Наконец-то ты нашелся! Мы уж думали, потеряли тебя совсем… Ну, куда ж ты пропал? — причитал он, торопливо гладя волосы Иешуа.
Все это было совсем не похоже на жесткого, жестокого иной раз, отца.
— Мы вернулись в Иершалаим, искали тебя по дороге, целый день шли… Как ты здесь очутился? — Иосиф спрашивал и сам себе удивлялся: никакой обычной злости, только отчаянная радость от встречи. — Иешуа, ответь, не молчи!
Мальчик смотрел на отца все тем же стеклянным взглядом. Ответил
— Зачем меня искать? Или вы не знали, что мне надлежит быть в доме Отца моего?
Опять смешки раздались. Ну чем не радость для публики: мальчик-дурачок, совсем болезный…
Хорошо, Иосиф, поглощенный своим неожиданным счастьем, не услышал ответ сына.
— Вставай, сынок, пойдем… — Он рывком поднял мальчика, взял за плечи, повел прочь.
И Петру пришла пора уходить. В общем он был доволен первым контактом. Да, есть шероховатости, мальчик еще сырой, но потенциально — возможности гигантские. А ведь это — только момент подсадки матрицы. Она еще практически не работает: Петр вел мальчика. Но вряд ли он смог бы его вести, если бы не она, не ее присутствие в мозгу Иешуа. Напрасно боялся Кевин, что внедрение не заладилось. Еще как заладилось! Да, матрице еще вживаться и вживаться — в мозг, в сознание, в душу. Особенно — в душу, если быть максималистом. Плюс — немножко мистиком. Через девятнадцать лет сегодняшний маленький мудрец станет взрослым и мудрым чудотворцем. Сейчас Петр уверен был в том. Матрица если и не действует пока в прямом смысле этого слова, то существует наверняка, Техники хлеб зря не едят. Все прошло нормально. Точно по инструкции.
Однако какой цинизм: называть Библию — инструкцией…
И еще. Вероятно, те, кто две без малого тысячи лет вгрызался и вгрызается в самое по-крестьянски обстоятельное — да простится Петру это определение! — из писаний апостолов — Евангелие от Луки, вероятно, они прочитывали между строк рассказа о двенадцатилетнем отроке куда больше, нежели произошло только что. Как там? «И все дивились ответам его…» Скорее, возмущались. Смеялись.
Настроение было отличным. Идя по Иерусалиму в сторону дома, Мастер насвистывал услышанную здесь же мелодию, удивительно похожую на одну песню из его времени.
А вопрос уже возникал сам собой: какое время — его?..
ОТСТУПЛЕНИЕ — 3
Из бесед Мастера-3 Петра Анохина (далее — М.) с экспертом-историком Службы Соответствия Клэр Роджерс (далее — Э.)
М. Интересно, что было бы, если б мы не послали Шестого в первый век…
Э. Вам работать, Петр. Но запомните, загните где-нибудь в памяти уголок: вы делаете то, что в любом случае кто-нибудь да сделал бы. Или, скорее, все само собой сложилось бы — рано или поздно…
М. Что вы имеете в виду?
Э. Я имею в виду Христа. Мессию. А уж как его звали бы — Иисус, Иоанн или Павел, — для Истории решающего значения не имеет.
М. Клэр, вы что? Как не имеет? История знает именно Иисуса, Иешуа из Назарета, Назаретянина…
Э. Наша история — да. Но агент Шестой увидел пожилого плотника в Назарете…
М.
Э. В тот год не объявился. А годом позже или десятилетием позже объявился. Иначе быть не могло. Надо учитывать революционную ситуацию.
М. Какой революции?
Э. Христианской. Самой великой революции в истории человечества.
М. Эка вы! В чем же ее величие?
Э. Петр, вы специально прикидываетесь дауном, да? Для чего? Для того, чтобы я для вас сформулировала идею? Вы все прекрасно понимаете сами! Вы просто используете меня, причем — даром. И вопросики эти ваши провокационные, с которых вы беседы начинаете. Вы думаете, я ученая дура и купилась?
М. Поймали, Клэр. Прикидываюсь дауном. Но именно потому, что никоим образом не считаю вас дурой, использую напропалую. Каюсь, посыпаю главу пеплом. Хотите — прогоните. И никогда со мной не разговаривайте. Но мне действительно позарез нужно проверить свои куцые соображения — вашими. Вы заметили: как только я возвращаюсь из броска-сразу к вам…
Э. Что ж мне, плакать от счастья?
М. Лучше говорите со мной. У вас есть мнения, а у меня — сомнения, простите за дурную рифму. Моих знаний хватает только на них. А ваши чаще всего превращают их тоже во мнения…
Э. Чаще всего?
М. Сомнения — вещь упрямая. А я ведь почти все время-там…
Э. И как там?..
М. Трудно, Клэр. Люди — живые. Им больно. Поэтому я и мучаю вас, и буду мучить. И прошу вас: все-таки считайте меня хитрым дауном, так и мне и вам будет легче. Мне — задавать глупые вопросы, вам — отвечать на них. Ладно?
Э. А вы и впрямь Мастер, Петр… Если не секрет, сколько вам отроду?
М. Какой тут секрет! Сорок два.
Э. И сколько чужих жизней вы прожили?
М. Не так и много. Всего — одиннадцать. Просто двенадцатая какой — то другой оказалась…
Э. Берегитесь ее, Петр. Мне — шестьдесят шесть. Из них сорок три я живу в вашей двенадцатой жизни. Не так, как вы, конечно, но не легче от того. Это время — заразно. Оно затягивает намертво, а иногда даже убивает…
М. Я живучий, Клэр. Это время действительно мертво затягивает, тут вы правы, но я же — Мастер. Сумею сладить…
Э. Дай вам Бог, Петр. Или не дай Бог… Ну, ладно, забыли лирику. Итак революция. Почему великая? По многим причинам. Во-первых, она зрела более тысячи лет. Во-вторых, она произошла не спонтанно, взрывом, как известные нам революции типа тоже Великой Французской или еще более великой — Октябрьской, а почти незаметно, мягко, медленно и продолжалась долго, столетия… В-третьих, она сначала захватывала души, потом сознания, а только потом телеграф и почту. И то — телеграф и почту, извините за вольность, захватывали не революционеры, а те, кто всегда приходит на их место — собиратели падали…