10 000 € за ночь
Шрифт:
Может быть здесь и было раньше красиво, но сейчас мне трудно было представить, что здесь жила женщина. Тем более — Лера. Она представлялась мне королевой — и красоты и манер и воспитания, светской львицей и вообще очень самодостаточной и независимой женщиной. Такой, до которой мне было, как до Пекина на четвереньках. Если уж Олег так сильно её любил, то уж наверное — она была очень крутой. И то, что я видела вокруг себя — и сад, и внешний облик двухэтажного дома — совершенно с этим образом не сочеталось, откровенно вызывая у меня недоумение.
Наконец
— Электричества нет, поэтому свет я сейчас не включу, — сказал Олег.
Войдя в дом, он нахмурился и явно стал более напряжённым.
— Всё хорошо? — спросила я.
— Да, насколько это возможно, — ответил он. — Я не люблю сюда приезжать, если честно. Просто руки не доходят всё это вывезти, и продать этот участок вместе с домом.
В сумраке коридора я видела впереди только лестницу, ведущую на второй этаж. Гулко пройдя вперёд, Олег открыл сбоку дверь и стало немного светлее.
— Сейчас, погоди, я ставни открою, — сказал Олег. — Здесь кухня и за ней туда — гостиная. Лера любила там читать, сидя в кресле.
Заскрипели половицы под его ногами, затем послышался шум открываемых окон и следом в комнату ворвался свет со двора, осветив и коридор, в котором я стояла, напряжённо обхватив себя руками. Мне было очень неуютно здесь, но теперь стало получше — даже интересно.
— Давно ты здесь был в последний раз? — спросила я, входя в кухню.
А войдя, я изумилась — впечатление было такое, будто хозяева дома просто уехали в отпуск. Плиточные стены со стильными деревянными вставками между ними создавали впечатление кухни после евроремонта. На запыленном столе у окна стояла пустая корзина для фруктов, рядом с ней из салфетницы торчали поникшие разноцветные салфетки. Коврик на полу, стулья, шкафчики вдоль стен, белая электрическая плита, современный холодильник — всё было пыльным, заброшенным, но при этом, похоже, вполне рабочим и функциональным. Прибраться чуть-чуть — и вполне можно жить. Правда при этой мысли я невольно поёжилась: вот чего-чего, а я бы здесь жить точно не хотела. В тишине дома поскрипывания половиц под нашими шагами звучали жутковато — и это при свете дня! Ночью я тут, наверное, со страху бы описалась.
— Зимой, — отозвался Олег, выходя из гостиной. — В феврале приезжал. Я вообще не очень люблю здесь бывать. Я бы и сегодня не приехал — просто ты заколебала со своими расследованиями. Ты что думаешь, мне прислуга о твоих расспросах не сообщает, что ли?
Я ничего не ответила.
— Чего тебе неймётся? — продолжил меж тем Олег. — Непонятно. Обижать не обижаю, деньги плачу нормальные, нет, блин, лезешь ко мне и лезешь. Ну вот, чтоб ты успокоилась наконец, я тебя сюда и привёз. Ты делай то, о чём мы с тобой договорились и получай своё бабло. А в частную жизнь мою не лезь.
Я хотела было возразить, что его частная жизнь — несколько и моя, мы всё-таки сексом иногда занимаемся! Но решила промолчать, чтобы не сердить его. Он казался мне теперь более дружелюбным, но я прекрасно помнила, что он мог быть разным, в том числе пугающим. А мне тут и так было откровенно не по себе, хоть и интересно. К тому же я хорошо помнила, как он реагировал, когда я ему возражала и поскольку я, связанная с ним контрактом, была в каком-то роде в его власти, желания спорить с ним у меня не было абсолютно. Напротив, я была рада тому, что он наконец-то пошёл мне навстречу и решил всё-таки объясниться. Правда, способ, который он для этого выбрал я находила несколько странным, но вполне возможно — он был лучшим по его мнению.
Между кухней и гостиной высился овальный сверху проём — двери не было, и я увидела в этом проёме край светло-серого дивана на фоне белых обоев с парой витиеватых жёлтых разводов под потолочным плинтусом. Я прошла ближе к кухонному окну, за которым зеленел раскидистый куст, и увидела на полке между шкафчиками несколько рамок с фотографиями. Сквозь слой пыли силуэты изображённых на них людей различить было очень трудно, и я спросила Олега:
— Можно я посмотрю?
Он провёл пальцами вдоль стекла, сняв с угла окна паутину, взглянул в мою сторону и, тряхнув рукой, кивнул.
— Там фотки из отпусков, — сказал он. — Она магниты все эти не любила, ну, знаешь, которые на холодильники цепляют, а вот фотки в рамочки просто обожала ставить.
— А отчего она умерла? — осторожно спросила я, взяв в руки одну из рамочек, ту, что была побольше и стояла по центру.
— Повесилась.
Резко оглянувшись на него, я едва не выронила из рук рамку с фотографией.
— Здесь? — сглотнув, спросила я.
Олег показал пальцем вверх:
— Да, на втором этаже. Вот прям примерно надо мной сейчас. В спальне. Там балка была декоративная. Я её снёс потом в сердцах. В спальне сейчас только сейф.
Дрожащей от волнения рукой я протёрла салфеткой рамку и увидела улыбающуюся Леру на фоне моря. Она стояла в нежно-розовом бикини полубоком на фоне парусника вдали, явно позировала. Довольная, счастливая, с развевающимися на ветру волосами.
— Вот как раз распечатки, что я хотел тебе показать — в нём и лежат.
Я не поняла, про какие распечатки он говорит, но кивнула, дав понять, что услышала. Потом повернула рамку фотографией к нему и спросила:
— Это ты фотографировал?
Олег покачал головой:
— Подруга её. Это на Бали. Меня там не было. Они вдвоём отдыхали.
— А почему ты не поехал?
— Ты задаёшь слишком много вопросов, — поморщился он. — Которые к сути дела не относятся. У меня были некоторые финансовые трудности. А она любила с подругой отдыхать.
— Хорошо, — сказала я и поставила рамочку обратно на полку. — Я могу задать тебе пару вопросов, которые напрямую относятся к делу?
— Зависит от вопросов, — уклончиво сказал Олег. — Задать точно можешь, но не факт, что я сочту нужным тебе ответить.