10 000 € за ночь
Шрифт:
И тут я поняла, что я не смогу.
Не смогу заняться с ним сексом.
Просто не смогу и всё. И плевать мне на деньги. Не смогу. Пускай уйдёт. Пускай всё это прекратится. Я больше не могу. Штрафуй. Иди. Уйди от меня.
— Слушай, я беспокоюсь, — внимательно глядя на меня, сказал Олег. — Ты можешь кивнуть? Для этого не обязательно ничего говорить. Просто кивнуть. Ты в порядке?
Я испепеляюще посмотрела на него.
— Нет, — покачав головой, сказала я. Сказала, нарушив правила, штрафуя себя саму этим на двадцать тысяч евро. — Нет, Олег, я не в порядке.
Один миллион четыреста двадцать тысяч рублей штрафа за то, что я нарушила молчание сейчас. Ночью.
Сумма, которую
Штраф почти в полтора миллиона рублей просто за то, что я заговорила с ним ночью, а не днём. Да ещё и по собственной инициативе.
Никогда в жизни я не тратила так быстро столько денег. Но мне нужно было это сказать. Меня трясло уже так, что я боялась, что что-нибудь натворю…
И почувствовав его смятение, увидев, как он оторопел и, услышав мой голос, чуть отпрянул от меня — да, услышав слова, а не стоны наслаждения! — я принялась высказывать ему всё то, что у меня наболело за этот месяц.
Я воспользовалась этой возможностью, оплаченной гигантским штрафом, чтобы снять со своей души тяжёлый, ставший уже невыносимым, груз. Меня всё равно ведь уже оштрафуют. Ведь я позволила себе говорить.
Слышишь, ты, недоделанный рабовладелец, твоя кукла, твоя игрушка, названная тобой чужим именем, посмела заговорить!
— Я не в порядке, Олег, — хрипло продолжила я, садясь на постели и исподлобя глядя вошедшему мужчине в глаза. — Я не в порядке. Я вижу тебя сейчас и думаю о том, что это ужасно. Я ведь полюбила тебя. Дело не в деньгах, пойми… Полюбила… Женское сердце никогда не обманывает. Мы, женщины, всегда знаем, любим мы или нет. Но ты, ты, Олег, топчешь мои чувства, ты насмехаешься над тем, что я чувствую, чувствую вопреки тому, что ты меня похитил, что ты меня переделал под эту Леру… Которую я никогда не знала, но к которой я после сегодняшней, уже вчерашней, поездки прониклась сочувствием. Ты знаешь, Олег, мне её жалко. Правда. Как бы роскошно она не жила с тобой, сколько бы ни улыбалась на этих фотках, что ты мне показывал, не льсти себе — она не была с тобой счастлива. Больше тебе скажу, Олег. Думаю, она тебя и не любила. А если и любила, то тогда ты убил её любовь. Женщина, когда мужчину любит — с собой не кончает. Ты убил её. Ты. Бросив там в одиночестве, в старом доме, в заброшенном посёлке. Ты бросил её после выкидыша. Ты оставил её, чтобы предаваться утехам со своим, как ты говоришь, партнёром, а на самом деле, любовником. Ты боялся, что она узнает то, что узнала я, да? Что твоя настоящая любовь — Ньенга, да? Так почему же ты не отпустил её, Олег, скажи мне? Не отпустил тогда, когда она стала тебе не нужна?! Ответь! Почему ты не отпускаешь меня сейчас, когда я сказала тебе, что не хочу больше это продолжать, что не могу это продолжать больше?! Ты посмотри, — я вытянула пальцами вперёд дрожащие руки, — ты посмотри, как меня трясёт. Я словно алкоголичка с похмелья, видишь? Почему ты не отпускаешь меня? Ответь мне, Олег, ответь, прошу тебя… Ну, почему…
Олег провёл снизу вверх обеими руками по волосам, будто бы схватился за голову
А затем, внимательно, при этом оторопело как-то на меня глядя, покачал головой и сказал:
— Но я не Олег…
Глава 20
Прозрение
Едва поняв услышанное, я обомлела. Кровь отлила от моих щёк, и, в неосознанном желании прикрыться, спрятаться, схватив в руки лёгкое, почти невесомое одеяло, я попятилась на кровати и упёрлась спиной в стену. Буквально вжалась в неё. Я во все глаза с ужасом смотрела на мужчину, который вглядывался сейчас в меня. И во взгляде его сквозил ужас человека, которого предал кто-то близкий. Он так вглядывался в меня, будто я посмела его обмануть.
Видя этот взгляд, показавшийся мне в свете бра, едва не безумным, я заметалась мыслями, думая одновременно и над сказанным и над тем, что вызвало такую его реакцию и над тем, как спастись, если этот сумасшедший тип на меня сейчас бросится.
У меня и сомнений не было, что передо мной стоял не Олег. А кто же тогда, если не он? Я хорошо знала его черты, знала этот прищур, эти блики в гладких волосах, эти движения бровей, когда он волновался. Я знала этого человека. Он совершенно точно был тем, с кем я давно была знакома. С кем я не раз занималась сексом. Тем, кто так нежно и любяще смотрел на меня в прежние ночи… И если он перестал считать себя Олегом, то у него определённо поехала крыша… И тогда он попросту опасен.
И если то, что он перестал считать себя Олегом было его реакцией на то, что я заговорила с ним, нарушив созданные им правила, то что же тогда ожидать от него в следующий момент — ведь вся его поза говорила о том, что он подобен сжатой пружине, которая вот-вот развернётся. Он смотрел на меня так, будто я была мошенницей, будто позволила себе надругаться над чем-то очень ему дорогим.
Я было хотела спросить его, что имеет в виду, но боялась его реакции на мой вопрос. Я не понимала, чего от него ждать. Он пугал меня и я едва не дрожала в предверии истерики. Во взгляде его и позиции застывших губ, да что там, во всей его мимике явно сквозило презрение ко мне и это отчего-то ранило, хотя менее всего меня по приезду сюда, в отель, волновали чувства этого зарвавшегося полусумасшедшего богача.
— Ты ведь действительно не Лера…
— Не Лера… — прошептала я. — Просто очень на неё похожа…
Он изумлённо смотрел на меня, похоже, не в силах поверить в услышанное.
— И кто же ты тогда такая? — наконец вымолвил он. И в голосе его ясно слышалось презрение ко мне. — Кто ты, мать его, такая?
Меня снова охватила паника, ещё пуще прежней. Что мне нужно было ответить на его вопрос?! Какого ответа он ждал?! И что он собирался сделать со мной в случае, если я отвечу ему неправильно?! Лера я, или всё-таки Катя?!
Сглотнув, я попыталась было попросить пощады, но не смогла вымолвить ни слова. Наверное, лицо моё искривилось из-за накатившего на меня ужаса, потому что он брезгливо поморщился и сказал:
— Перестань кривляться. Ответь на мой вопрос…
— Я… я… — давясь собственными словами, я изо всех сил старалась не разрыдаться, — я не знаю…
— Чего ты не знаешь? — снова поморщился он.
— Не знаю, что сказать… — выдавила из себя я.
И тут он, видимо понял, что я не притворяюсь и нервная дрожь моя — у меня даже зубы уже стучали друг об друга — настоящая. Он отвернулся на мгновение в сторону и тяжело, устало вздохнул.
Затем снова взглянул на меня. Я сидела у стены, заламывая пальцы, изо всех сил стараясь не расплакаться и боялась сойти с ума от ужаса.
Он подошёл к кровати, чуть наклонился ко мне и посмотрел мне в глаза. Иначе. Явно добрее, даже сочувственно, без остатка недавнего презрения. И всё же я боялась его.
— Ты чего? — вдруг участливо спросил он, легонько коснулся моего плеча и, я, закрыв лицо руками, впервые за всё это время, за часы этого невыносимого напряжения, разревелась.
Он сел рядом и обнял меня. Сначала меня это сильно напугало. Я дёрнулась и попыталась вырваться, но он держал меня крепко. И одновременно с тем мягко. Как-то даже по-дружески. И я как-то обмякла немного в его сильных руках. Просто поняла, наверное, что если бы он хотел сделать что-то плохое, то уже наверняка сделал бы и уж точно не стал бы меня так трепетно, сочувственно обнимать. Но меня всё равно ещё трясло.