10 баллов с острова Наварон
Шрифт:
— Должен сказать, они неплохо организованы, — произнес Нойфельд с видимым удовольствием.
Дрошный по-волчьи оскалился:
— Тем лучше для нас, верно?
— По-моему, все сегодня стараются изо всех сил, чтобы помочь нам, — согласился Нойфельд.
Темная громадная туча медленно проплыла к югу, и белая луна осветила плато. Нойфельд сразу увидел самолет, совсем близко, не более чем в миле. Его очертания резко выделялись в мерцающем свете луны, пока он опускался на дальний конец взлетной полосы. Вновь прозвучал сигнальный свист, и в ту же секунду люди
— Посадка закончена, — сказал в микрофон Нойфельд. — Это бомбардировщик «Веллингтон».
— Будем надеяться, что посадка прошла удачно, — сказал Циммерман.
— Будем надеяться, герр генерал.
«Веллингтон» совершил успешную посадку. Настолько успешную, насколько возможно было в таких труднейших условиях.
Сначала он быстро снижал скорость, но затем, приземлившись, покатился вперед, как будто не тормозя.
Нойфельд произнес в микрофон:
— Посадка закончена, герр генерал.
— Почему он не останавливается? — удивился Дрошный.
— Нельзя сажать самолет на снег так же, как на бетонную полосу, — объяснил Нойфельд.'— Им потребуется каждый ярд полосы при взлете.
Было видно, что пилот «Веллингтона» придерживается того же мнения. Когда ему оставалось ярдов пятьдесят до конца дорожки, две группы людей выделились из рядов, огородивших взлетную полосу. Одна группа бросилась к уже открытой двери самолета, а другая — в хвост. Обе группы подбежали к бомбардировщику, когда он выруливал на стоянку в конце полосы. Дюжина человек схватилась за хвост машины, поворачивая ее на 180 .
Дрошный был потрясен.
— Клянусь Богом, они не теряют времени.
— Они не имеют права терять ни секунды. Если самолет остановится даже на самое короткое время, то начнет погружаться в снег, — Нойфельд поднял к глазам бинокль и сказал в микрофон:
— Они садятся в самолет, мой генерал. Один, два, три... семь, восемь, девять. Есть, девять! — Нойфельд вздохнул с облегчением. — Примите мои поздравления, мой генерал. Девять!
Самолет тем временем уже развернулся в ту сторону, откуда прилетел. Пилот, не отпуская тормозов, запустил двигатели на полную мощность, и через двадцать секунд машина уже опять бежала по взлетной полосе. Пилот не допускал случайностей. Он дотянул «Веллингтон» до самого конца полосы, и только после этого самолет взмыл в ночное небо.
— Взлет завершен, герр генерал, — доложил Нойфельд. — Все точно по плану. — Он прикрыл микрофон рукой, посмотрел вслед удаляющемуся бомбардировщику и улыбнулся Дрошному. — Я думаю, мы могли бы пожелать им «счастливого пути».
Меллори в числе сотен людей, окружавших взлетную площадку, опустил бинокль:
— Счастливого пути.
Полковник Вис печально покачал головой:
— И все эти усилия только для того, чтобы отправить пятерых моих людей на каникулы в Италию.
— Видит Бог, они заслужили отдых, — возразил Меллори.
— Бог с ними. Лучше подумаем о себе, — произнес Рейнольдс требовательно. Несмотря на тон, лицо его не выражало злобы. Он был всего лишь расстроен и слегка удивлен:
— В этом чертовом самолете должны были сидеть мы!
— Будет вам. Я просто передумал.
— Черт бы вас побрал с вашими вечными фокусами, — в сердцах выпалил Рейнольдс.
На борту «Веллингтона» усатый майор оглядел трех своих товарищей и пятерых партизан, покачал головой и повернулся к сидящему рядом капитану:
— Просто удивительно!
— Очень странно, сэр, — сказал капитан. Он бросил взгляд на бумаги в руке майора, — Что у вас там?
— Карты и документы, которые я должен отдать какому-то бородатому моряку, когда мы приземлимся в Италии. Странный малый этот Меллори.
— Так точно, сэр, очень странный, — согласился капитан.
Вис, Вланович и Меллори со своей группой отделились от толпы и стояли у входа в палатку Виса.
Меллори обратился к Вису:
— Вы приготовили веревки? Мы должны немедленно отправляться.
— К чему вся эта спешка, сэр? — поинтересовался Гроувс.
Так же, как у Рейнольдса, его обида сменилась замешательством. — Все как-то неожиданно.
— Петар и Мария, — угрюмо произнес Меллори. — Это из-за них надо спешить.
— А что с Петаром и Марией? — подозрительно осведомился Рейнольдс.
— Их держат взаперти в блокгаузе. А когда Нойфельд и Дрошный вернутся туда...
— Вернутся? — изумился Гроувс. — Что вы имеете в виду?
Мы же их заперли. И каким образом, господи помилуй, вам стало известно, что Петара и Марию держат в блокгаузе? Как это может быть? Ведь их же не было там, когда мы уходили... а это было совсем недавно.
— Когда Андреа сказал, что его лошадь поранила копыто о камень по пути сюда из блокгауза, дело было совсем не в этом.
Андреа установил наблюдение.
— Видите ли, — объяснил Миллер, — Андреа никому не доверяет.
— Он видел, как сержант Баер вел туда Петара и Марию, — продолжал Меллори. — Они были связаны. Баер освободил Нойфельда и Дрошного, и, бьюсь об заклад, наша драгоценная парочка следила, действительно ли мы улетели.
— Вы не все нам рассказываете, правда, сэр? — с горечью отметил Рейнольдс.
— Вот что я вам скажу, — уверенно отчеканил Меллори. — Если мы не попадем туда как можно скорее, Марии и Петару придется туго. Нойфельд и Дрошный еще не знают, но уже, должно быть, предполагают, что именно Мария сообщила мне, где скрывают этих четырех связных. Они всегда знали, кто мы, — Мария сказала им. Теперь они знают, кто такая Мария. Как раз перед тем, как Дрошный убил Саундерса...
— Дрошный? — лицо Рейнольдса выражало полную растерянность. — Мария?
— Я ошибся, — в голосе Меллори слышалась усталость. — Мы все понаделали ошибок, но эта была самая серьезная. — Он улыбнулся, но глаза оставались серьезными. — Вспомните те резкие слова, которые вы бросили в адрес Андреа, когда он затеял драку с Дрошным у столовой в лагере Нойфельда.