10 гениев, изменивших мир
Шрифт:
В конце 1877 года Эдуард Циолковский вышел в отставку и решил вернуться с семьей в Рязань. Он хотел купить там домик с огородом, где собирался спокойно дожить свой век. Однако после переезда оказалось, что накопленных средств на домик не хватает, и жилье все равно пришлось снимать.
Константин поселился отдельно от отца и снова оборудовал у себя в доме лабораторию, хотя заниматься наукой в Рязани оказалось куда труднее, чем в Вятке. Тем не менее, молодой человек не оставлял своих изысканий. Еще в Вятке он изучил «Математические начала натуральной философии» Ньютона и познакомился с небесной механикой. В Рязани Циолковский чертил схемы Солнечной системы, старательно вырисовывая орбиты планет, составлял астрономические таблицы, в которые вписывал плотность разных планет по сравнению с Землей, по отношению к воде, величину притяжения массы на поверхности планеты, время обращения вокруг оси, скорость движения экваториальных точек, площадь поверхности, объем и массу небесного тела. «Астрономия увлекла меня, – объяснял впоследствии свою страсть ученый, – потому что я считал и считаю до сего времени не только Землю, но и Вселенную достоянием человеческого потомства». Предмет размышлений Циолковского обширен –
Он, видимо, надеялся продолжить репетиторство, но из-за отсутствия нужных знакомств найти учеников не удалось. Остатки вятских сбережений быстро растаяли, и Циолковский снова оказался в нужде. Наука – тем более отвлеченная – не могла прокормить молодого человека, и обладавший несомненными педагогическими способностями Константин Эдуардович решил стать учителем. Он больше не хотел зависеть от случайностей.
И вот осенью 1879 года Константин Циолковский сдавал экстерном экзамены на право преподавания арифметики и геометрии в уездных училищах. Волновались экстерны отчаянно. Особенно страшным представлялся Закон Божий, а он, как на грех, шел первым. Стоило провалиться – и все кончено! Тех, кто не сумел одолеть этот барьер, к дальнейшим испытаниям не допускали. Экзаменаторы будущих учителей уделяли Закону Божьему особенно серьезное внимание. «Мне как самоучке, – писал Циолковский, – пришлось сдавать «полный экзамен». Это значило, что я должен был зубрить катехизис, богослужение… и прочие премудрости, которыми я раньше никогда не интересовался. Тяжко мне было…» Не мудрено, что при первом же вопросе Константин «растерялся и не мог выговорить ни слова». Его пожалели: усадили на диван, дали пятиминутный отдых. Нервное напряжение спало, и юноша ответил без запинки. Затем молодой человек провел пробный урок в пустом классе и успешно сдал экзамен. Через четыре месяца, зимой 1880 года, он получил назначение в Боровское уездное училище Калужской губернии и отправился к месту службы.
Боровск был известен тем, что когда-то здесь заточили протопопа Аввакума, одного из знаменитых раскольников, сюда же сослали и боярыню Морозову, а за ними потянулись староверы. Из поколения в поколение чтили они заповедь: «С бритоусом, табачником, щепотником и всяким скобленым рылом не молись, не водись, не бранись, не дружись» [24] . Старообрядцы не хотели пускать на постой человека, не исповедовавшего их веру, так что Циолковский нашел себе жилище в доме священника единоверческой церкви Евграфа Николаевича Соколова. Через несколько месяцев, 20 августа 1880 года, дочь священника Варвара Евграфовна Соколова стала его женой. Константин Эдуардович создал семью без любви, не желая отвлекаться от ученых занятий.
24
«Щепотник» – у раскольников бранное прозвище православных, которые крестясь, складывают три пальца в щепоть; «табачник» – тот, кто курит или нюхает табак.
Впрочем, биограф ученого М. Арлазоров пишет: «Жизнь не слишком баловала Циолковского. Все десять лет после смерти матери он чувствовал себя одиноким и заброшенным. Естественно, ему хотелось ласки, теплого женского внимания. Но, готовый отдать жене запас нерастраченных чувств, Циолковский по отношению к постороннему по-прежнему застенчив и конфузлив». Сам же Константин Эдуардович писал совершенно противоположное: «Пора было жениться, и я женился <…> без любви, надеясь, что такая жена не будет мною вертеть, будет работать и не помешает мне делать то же. Эта надежда вполне оправдалась. Такая подруга не могла истощить и мои силы: во-первых, не привлекала меня, во-вторых, и сама была равнодушна и бесстрастна. Так и она до глубокой старости сохранила силы и способность к умственной деятельности. <…> Браку я придавал только практическое значение. <…> Венчаться мы ходили за четыре версты, пешком, не наряжались, в церковь никого не пускали. Вернулись – и никто о нашем браке ничего не знал. В день венчания купил у соседа токарный станок и резал стекла для электрических машин».
Это был странный брак, хотя супруги хранили друг другу верность и со стороны казались любящими мужем и женой. К концу жизни бедность собственных семейных уз стала доходить до Циолковского. В автобиографии он писал: «Хорошо ли это было: брачная жизнь без любви? Довольно ли в браке одного уважения? Кто отдал себя высшим целям, для того это хорошо. Но он жертвует своим счастьем и даже счастьем семьи. Последнего я тогда не понимал. Но потом это обнаружилось. От таких браков дети не бывают здоровы, удачны и радостны, и я всю жизнь сокрушался о трагической судьбе детей». И еще: «На последний план я ставил благо семьи и близких. Все для высокого. Я не пил, не курил, не тратил ни одной лишней копейки на себя: например, на одежду. Я был всегда почти впроголодь, плохо одет. Умерял себя во всем до последней степени. Терпела со мной и семья… Я часто раздражался и, может быть, делал жизнь окружающих тяжелой, нервной…» Впрочем, на философских воззрениях личные переживания Циолковского никак не отразились –
Спустя много лет, похоронив мужа, Варвара Евграфовна вспоминала о свадьбе так: «Пира у нас никакого не было, приданого он за мной не взял. Константин Эдуардович сказал, что так как мы будем жить скромно, то хватит и его жалованья».
Говорят, новая семья лучше строится на новом месте. Вскоре после свадьбы чета Циолковских стала жить отдельно. Поначалу они поселились неподалеку от училища, но вскоре переехали на Калужскую улицу, в дом бараночника Баранова. Жизнь потекла скромно и размеренно, хотя и совсем не так, как у боровских обывателей. «Я возвратился к своим физическим забавам и к серьезным математическим работам, – рассказывает об этом периоде ученый. – У меня в доме сверкали электрические молнии, гремели громы, звонили колокольчики, плясали бумажные куколки… Посетители любовались и дивились также на электрического осьминога, который хватал всякого своими ногами за нос или за пальцы, и тогда у попавшего к нему в «лапы» волосы становились дыбом и выскакивали искры из любой части тела. Надувался водородом резиновый мешок и тщательно уравновешивался посредством бумажной лодочки с песком. Как живой, он бродил из комнаты в комнату, следуя воздушным течениям, подымаясь и опускаясь». Благодаря «Физическим забавам» учитель арифметики и геометрии снискал известность среди жителей Боровска.
Вдали от основных научных центров России Циолковский занялся исследовательскими работами в интересовавшей его области – аэродинамике. Он начал с того, что разработал в 1881 году основы кинетической теории газов и даже отослал свои расчеты в Русское физико-химическое общество в Петербурге. Вскоре пришел ответ от Менделеева: кинетическая теория газов уже открыта… 25 лет назад. Профессор Фан дер Флитт, докладывая 26 октября 1882 года на заседании физического отделения общества свое мнение об исследовании Циолковского, заявил: «Хотя статья сама по себе не представляет ничего нового и выводы в ней не вполне точны, тем не менее, она обнаруживает в авторе большие способности и трудолюбие, так как автор <…> своими знаниями обязан исключительно самому себе. Единственным источником для представленного сочинения автору служили некоторые элементарные учебники механики, курс наблюдательной физики профессора Петрушевского и «Основы химии» профессора Менделеева. Ввиду этого желательно содействовать дальнейшему самообразованию автора». Общество постановило ходатайствовать перед попечителем Петербургского или Московского округа о переводе К. Э. Циолковского, если он того пожелает, в любой город, где он мог бы пользоваться научными пособиями. Кроме того, ученые единодушно приняли провинциального коллегу в число членов своего содружества. «Но я не поблагодарил и ничего на это не ответил (наивная дикость и неопытность)», – замечает по этому поводу молодой ученый. Но дело не только в «дикости и неопытности». Любовь Константиновна, дочь Циолковского, сообщает еще одну грустную деталь: у отца не было денег для уплаты членских взносов.
Из Боровска Константин Эдуардович никуда не уехал, однако и изысканий своих не оставил. Правда, их характер в очередной раз изменился – теперь Циолковского интересовала биофизика, и он вывел формулу зависимости скорости перемещения животного в жидкой среде от его размеров. На первый взгляд может показаться, что исследователь занимался бессистемными экспериментами в несвязанных отраслях знаний (особенно если принять во внимание рязанский период увлечения астрономией, постоянные физические опыты, создание разнообразных самодвижущихся повозок и необычных лодок). На самом же деле новая работа молодого ученого лежит в основе его дальнейших трудов по аэродинамике, кроме того, она вполне соответствует увлечению Циолковского федорианством. Боровский учитель не только подтвердил свою веру в обитаемость других миров, но и попытался найти взаимосвязь между обликом инопланетных существ и размерами планет, которые они населяют.
Свой труд исследователь снова послал в Русское физико-химическое общество. Заключение дал физиолог И. М. Сеченов, который заинтересовался выводами Циолковского: «Автор придерживается французской школы, и выводы, сделанные им, частично известны; но труд его показывает несомненную талантливость. К печати он не готов, потому что не закончен». В том же 1883 году Циолковский отправил все в то же Русское физико-химическое общество исследование под названием «Продолжительность лучеиспускания Солнца», и оно получило положительный отзыв знаменитого физика А. Г. Столетова. Сам Циолковский отзывается о своем исследовании так: «Ломал голову над источниками солнечной энергии и пришел самостоятельно к выводам Гельмгольца [25] . О радиоактивности элементов тогда не было ни слуху ни духу. Потом эти работы были напечатаны в разных журналах».
25
Гельмгольц Герман Людвиг Фердинанд (1821–1894) – один из крупнейших немецких естествоиспытателей, работавший в области физики, математики, физиологии и психологии.
Еще одна работа, выполненная ученым в Боровске, – «Свободное пространство». По сути своей она является фантастическим рассказом и представляет подобие научного дневника первооткрывателя, совершающего космическое путешествие. Этот дневник, начатый в воскресенье 20 февраля 1883 года, велся до 12 апреля. Рассказ исследователя о свободном пространстве насыщен множеством точных деталей: мир лишен горизонтали и вертикали, отсутствует сила, способная натянуть гирьку отвеса, человек висит, «как парящая птица, но только без крыльев». «Страшно в этой бездне, – писал Циолковский, – ничем не ограниченной и без родных предметов кругом: нет под ногами Земли, нет и земного неба!» Однако на этом размышления о космосе в 1883 году прерываются: «Этим далеко не полным очерком, – уточнял ученый, – я заканчиваю пока описание явлений свободного пространства. <…> Когда я покажу, что свободное пространство не так бесконечно далеко и достижимо для человечества, как кажется, то тогда свободные явления заслужат у читателя более серьезного внимания и интереса».