10 женщин Наполеона. Завоеватель сердец
Шрифт:
— Я знаю, мадам, — важно сказал Понятовский, — что это именно вы встретили императора в Блони. Интерес, который проявил к вам всемогущий повелитель Европы, дает нашей стране неожиданный шанс. Мы устраиваем бал в честь императора, и вы должны на него непременно приехать.
Мария попыталась отказаться, но вслед за Понятовским явилась целая делегация знатных вельмож, и эти бравые шляхтичи, воодушевленные горячей любовью к родине, принялись убедительно настаивать, чтобы молодая женщина, подчиняясь желанию императора Наполеона, явилась на бал. При этом каждый из них рассыпался в комплиментах и тонких намеках.
В то время как растерянная Мария сопротивлялась им из последних сил, вошел ее муж, не подозревавший о том, что произошло в Блони. В настойчивости вельмож он увидел не что иное, как почтение со стороны равных к занимаемому им положению, а также одобрение со стороны общества за выбор третьей жены, сделанный вне их привычного круга. Узнав, что Мария из ложной гордости или скромности отказывается ехать на бал, где будут присутствовать все «сливки общества», он тоже принялся уговаривать Марию. Вельможи в этой забавной ситуации едва сдерживали свои улыбки.
— Император будет восхищен, увидев столь прелестную польку!
Тем временем граф Валевский заявил, что робость его молодой жены смешна и происходит просто от непривычки к высшему обществу. Он уже не просил, он приказывал. И тогда Марии пришлось уступить.
И вот наступил решающий день. Бал уже был в полном разгаре, танцы сменялись один другим, шампанское лилось рекой, но все равно все пребывали в какой-то неловкости, не позволявшей полностью расслабиться. Все ждали появления Наполеона. Когда наконец было торжественно произнесено магическое слово «император», на лицах поляков отразилось величайшее напряжение. Двери распахнулись, и Великий Корсиканец предстал перед польской аристократией. Орлиным взором он окинул блестящее собрание, а затем начал положенный по протоколу обход присутствующих.
Не одно женское сердце билось в тот момент сильнее от воодушевления и восхищения перед человеком, от воли которого зависело, сделать или нет счастливым польский народ. Графиня Анна Потоцкая, говоря о своих переживаниях, рассказывает нам то, что чувствовали вместе с ней многие из ее соотечественниц, когда увидели Наполеона в первый раз. В своих «Мемуарах» она пишет:
«Мною овладело какое-то оцепенение, немое изумление, как от присутствия какого-то необыкновенного чуда. Мне казалось, что вокруг него сиял ореол. Недопустимо, думала я, когда несколько пришла в себя, чтобы такое полное могущества существо могло умереть, такой всеобъемлющий гений — исчезнуть без следа!.. И мысленно я даровала ему двойное бессмертие. Возможно, — я ничуть не хочу защищаться, — что в том впечатлении, которое он произвел на меня, немалую роль играли моя молодость и живость воображения, но, как бы то ни было, я рассказываю совершенно откровенно то, что тогда испытала».
И то, что испытывала графиня Потоцкая, наверняка испытывали все без исключения польские дамы.
Увидев Марию, Наполеон остановился и пристально посмотрел на нее. Да, это была та самая очаровательная блондинка, с которой он разговаривал на почтовой станции в Блони и относительно которой ему недавно докладывал верный Дюрок. Она была миниатюрна и изящна, ее лицо одновременно было смущенным и светилось счастьем, и это придавало ей какой-то необыкновенно одухотворенный вид. На ней было простое белое платье и никаких украшений, кроме диадемы из цветов в белокурых волосах. Среди блестящих, разряженных дам она казалась воплощением невинности и скромности.
Наполеон сразу отметил то, что простой туалет молодой графини лишь еще больше украшал ее и в то же время открывал взору все ее прелести. Вопреки моде, она была почти не нарумянена, и это придавало ее красоте некий оттенок беззащитности. Одним словом, внешний вид ее был из той категории, что не ослепляет взора, но взывает к чувствам.
Наполеон жестом подозвал к себе князя Понятовского, с недавних пор ставшего наполеоновским генералом. Император шепнул ему несколько слов, и тот сразу же подошел к Марии.
— Император ожидал вас с нетерпением, — важно заявил князь. — Он счастлив вновь увидеть вас. Он твердил ваше имя, пытаясь запомнить его. Ему показали вашего мужа, но он лишь пожал плечами и сказал: «Бедняжка!» А еще он велел передать вам приглашение на танец.
— Вы прекрасно знаете, князь, что я не танцую, и у меня нет никакого желания менять свои привычки, — заявила в ответ Мария.
— Как же так! — возмутился глава польского временного правительства. — Император уже несколько раз осведомлялся о вас, говорил, что ему очень хочется посмотреть, как вы танцуете.
— Может быть. Но пока я воздержусь.
— Прошу прощения, но слова Наполеона — это… это… это приказ. И вы не можете уклониться от того, что он сказал!
— Приказ? — удивилась Мария. — Приказ танцевать? В это невозможно поверить… Нет и еще раз нет! Я не флюгер на крыше, который поворачивается туда, куда подует ветер…
— Это что, бунт? — начал нервничать князь Понятовский.
— Да, я всегда бунтую против несправедливости и безрассудных требований.
— Но ради бога! — воскликнул наполеоновский парламентер. — Вы только поднимите глаза и взгляните, чье поручение я выполняю. Он за нами наблюдает. Графиня, одумайтесь, я заклинаю вас!
— Вы компрометируете меня, князь, настаивая с таким жаром. Прошу оставить меня, на нас и так уже обращены все взоры.
И Юзеф Понятовский удалился, так ничего и не добившись. Ему оставалось одно: найти Дюрока и рассказать ему все, пусть уж тот сам докладывает о его фиаско императору.
Между тем танцы продолжались. Наполеон проходил по салонам, рассыпая вокруг себя любезные фразы, но мысли его были заняты совсем другим, и эти его любезности попадали не по адресу. В частности, у одной молоденькой девушки он спросил, сколько у нее детей; одну старую деву — не ревнует ли ее муж за красоту; одну чудовищно тучную даму — любит ли она танцевать. Он говорил, как бы не думая, не слушая имен, которые ему называли; и взгляд, и внимание его целиком были направлены к той, которая одна только и существовала для него в этот момент.
Но долго так продолжаться не могло. И вот раздосадованный император пересек зал, расталкивая на своем пути гостей, и очутился перед Марией. Она опустила глаза. Сердце ее так колотилось от страха, что готово было выскочить из груди: еще бы, она дерзнула отказать самому Наполеону. Он уставился на нее и вдруг выпалил:
— Почему вы не захотели танцевать со мной? Не на такой прием я рассчитывал…
Мария молчала и не поднимала глаз. Какие-то мгновения он все так же внимательно смотрел на нее, потом протянул к ней руку. Вся дрожа, словно загипнотизированная, она начала танцевать с ним.