100 грамм предательства
Шрифт:
Стараюсь не выделяться и держусь торговых лотков, притворяясь, что подыскиваю себе что-то особенное.
– Чего ищем? – костлявая старуха с бегающим взглядом перегибается через прилавок и хватает меня за запястье. – Вот, купи! Ну купи-и!
Её кривые пальцы быстро перебирают своё добро: бейсболки в цветах нашего флага или с изображением Регентства, статуэтки эйдосов на любой лад, брелоки с лозунгами, диски – на самом видном месте красуется пластинка «страны чудес» – когда-то их можно было достать только из-под полы, а теперь, вон… на каждом углу Площади.
Не терплю, когда ко мне прикасаются, так что выдираю руку и иду дальше, удостоив старуху недовольным взглядом. Усохшая, весит, небось, как пушинка – и как её ещё не отправили на Утилизацию?
От крикливых призывов что-нибудь купить у меня разболелась голова, хотя и торгашей понять тоже можно, ведь часть заработанного пойдёт им на эйдоплату.
Ходят легенды, что в далёком прошлом на Площади не торговали, а выступали несогласные. Жители выдвигали требования, а правительство раздавало обещания, некоторые из которых даже исполнялись. Но я в такие байки не особо верю.
Когда расположенные над парадными дверями Регентства настенные часы пробили десять, я занервничала ещё больше. Огромная металлическая стрелка двинулась дальше, заходя на новый круг, а мои спасители так и не появились.
Где они?
Лихорадочно озираюсь по сторонам, ища в толпе хоть намёк на заинтересованность, и натыкаюсь на пристальный взгляд той самой фифы… Какова вероятность трижды за час случайно встретиться с человеком? Я лично не сильна в теории вероятностей, но подобное совпадение кажется очень подозрительным.
Мы стоим в пяти метрах друг от друга, пока она не делает шаг ко мне. Вот тут-то и срабатывает инстинкт самосохранения – я пячусь сначала назад, затем медленно разворачиваюсь и ныряю в самую гущу толпы. А потом, стараясь не привлекать к себе излишнего внимания людей и особенно церберов, продираюсь назад, к воротам.
Затылок начинает гореть, будто кто-то направил невидимый луч. Неужели девица последовала за мной? Ускоряю шаг, насколько могу.
Оказавшись на Кольцевой, быстро оглядываюсь и торопливо покидаю Центр. Битый час бездумно брожу по улицам Олимпа под громкий аккомпанемент собственного желудка – так сильно мне хочется есть.
С тоской вспоминаю о контейнере с едой, которым сама же и пожертвовала, запустив в ту женщину из Комитета. Что ж, я осталась на свободе, только вот много ли от неё проку, если я помру с голоду?
Мимо проплывают жевальни – одна другой краше. Толпы особенных проходят через сканер, чтобы подтвердить своё право на посещение, правда, для большинства подтверждением служит их собственная комплекция – среди нас таких мясистых однозначно не встретишь.
Облизываю пересохшие губы и кладу ладони себе на живот, словно пытаясь убаюкать. Чудный аромат распространяется на всю округу.
Особенная еда для особенных людей.
Это вам не каша на воде, а настоящие деликатесы. Сквозь прозрачные витрины видно, как особенные с важным видом поедают свой завтрак, а дефектные суетятся вокруг них, вовсю стараясь угодить. Представляю, каково этим беднягам: с утра до вечера готовишь еду, которую никогда не сможешь попробовать, или, глотая слюни, разносишь по столам кулинарные шедевры. И ведь нельзя взять ни крошки…
Как-то пару лет назад случился скандал: помощник повара стащил куриную ножку, так приехали полицейские и забили несчастного до смерти. Крови, говорят, было море… А что поделать, если кусок курицы стоит как половина эйдоплаты? Так и живём.
Прихожу в себя только у Арки. По-моему, я уже добрых пять минут стою у турникета. Даже смотритель выглянул из своей будки и внимательно меня изучает. Развернуться и уйти сейчас равносильно признанию вины и не важно в чём.
Так что я, проскользнув через турникет, вхожу в кабинку – на этот раз в совершенно пустую. Без приключений добираюсь до Бугра и спешу покинуть Арку. Смотритель на этой стороне вроде как не обращает на меня никакого внимания и сидит, уткнувшись в газету.
Поблуждав ещё минут двадцать, сворачиваю на улицу Знаний – моё любимое место на Бугре. Считается, что здесь можно достать любую книгу. Ну, из разрешённых, конечно, а иногда даже можно нарваться на нейтральную. Да, все они – в мягком переплёте, из дешёвой бумаги и не сравнятся с изданиями для особенных, но главное ведь, что читать можно?
Хотя я, как настоящий книжный червь, предпочитаю бродить по библиотекам – экономно и продуктивно.
Между двумя букинистическими магазинами, соединёнными между собой общей стеной, приютилась скамейка, с дороги её не видно – закрывает куст в форме пирожного, с алой розой в роли вишенки на самом верху. Я люблю это место, потому что мало кто о нём знает.
Вряд ли Полиции и фантомам придёт в голову меня здесь искать, так что можно позволить себе немного передохнуть. Жаль, нет книжки под рукой – хоть какое-то отвлечение от голода.
Сколько себя помню, мне всегда нравилось читать, так что ещё в Питомнике я прочла кучу разрешённой литературы, с десяток нейтральных книг и даже одну запретную.
Правда, вышло это совершенно случайно. Мне тогда лет пятнадцать было, самое чёрное время… Жизнь в Питомнике и так-то приятной не назовёшь – вечная борьба за выживание, а уж если за тобой охотится шайка дерзких и жестоких подопечных, пиши пропало.
Конечно, я сама была виновата – полезла на рожон. Но со мной всегда так: сначала делаю, а потом думаю.
В общем, однажды я возвращалась в свой корпус с прогулки и наткнулась на Цимеса – одного из самых мерзких людей на свете. Насколько я знаю, он теперь в Полиции Внешности трудится… Так вот Цимес со своей бандой мучил девочку, которая умоляла отпустить её.
Я и сама не поняла, как оказалась между этими уродами и их несчастной жертвой.
Отпустить её отпустили, но не из-за меня, а из-за того, что на шум сбежались кураторы. С тех пор на меня и открыли охоту. Какое-то время я неплохо справлялась: избегала Цимеса и его дружков или старалась, чтобы рядом всегда был кто-то из кураторов, но в тот судьбоносный день мне не повезло.