100 Великих Пророков и Вероучителей
Шрифт:
Однако Бог опоясывает, объемлет, содержит и пронизывает все созданное Им, находясь всегда и везде, не становясь при этом протяженным или делимым. Так как Бог превышает пространство и время, Ориген писал. «Для Него всегда «сегодня» ибо нет у Него «вчера»; я же думаю, что нет и «завтра»; но все сопряженное, так сказать, Его безначальной и вечной жизни время есть для Него сегодняшний день».
Но Бог не беспределен. Ориген говорит: «Надлежит думать, что Мощь Божия ограничена… Если бы Мощь Божия была беспредельною, она по необходимости не мыслила бы Себя Самое, ибо беспредельное по природе Своей необъятно».
Главное свойство Бога — благо, то есть Он есть сама Благость, а Благость не может быть скупой и праздной — не может находиться в Самой Себе и не источаться вовне. Поэтому, в силу Своей благости, Бог открывается и входит в общение с тем, что находится вне Его; в силу же Своей неизменности Он делает это вечно. Но так как немыслимо допустить непосредственные отношения Божественного бытия, простого по существу и неизменного, со
Это был знаменательный момент в постижении природы Бога Отца и Бога Сына, единства и различия между Ними. Ориген высказал здесь очень важные соображения, ставшие потом краеугольным камнем всего христианского богословия. Он считал, что «мощь», присущая Богу Отцу, — есть как бы внутренняя, вовне не обнаруживаемая энергия. Бог Отец есть полнота всего, абсолютная, единая способность всяческого существования. Но для того, что бы эта способность стала творческой силой, от этой «мощи», от этой внутренней энергии должно проявляться вовне нечто иное. Это иное — Бог Сын, Который есть действительность или осуществленность скрытой «мощи» Бога Отца. Он иное, чем Отец, хотя и одно с Ним. Сын существует подобно тому, как свет от огня существует вне огня, будучи производным от источника и в то же время как нечто самостоятельное. Однако, называя Отца источником Сына, не следует понимать это так, что Он передал Сыну какую-то часть Своей сущности. Нет — сущность Отца неделима и неизменяема. Что касается природы Сына, то Он «сущностью превосходит все созданное» и не сотворен Отцом из несущего, то есть Его нельзя мыслить вне сущности Отца. Сын совечен Отцу, ибо Отец рождает Сына не во времени и не так, словно Сына когда-либо не было. Они неотделимы друг от друга и едины. В этом единстве как раз и заключается вся суть вечной Божественной жизни, в которой благой Бог Отец, имея и содержа в Себе начала всего, реализует Себя через рождение Сына (Логоса), творя одновременно и совечный Себе мир. Развиваемая Оригеном система вполне обходилась без третьего Лица Троицы — Св. Духа. Поэтому учение о Нем осталось в его богословии совершенно неразработанным.
Мир поначалу был чисто духовный, и все созданные Богом существа были духовные.
Но, обладая полной свободой воли, которую Бог, в силу Своей, благости, не мог не дать им, некоторые духи не замедлили злоупотребить ею — стали удаляться от Божественного огня (о том, что Бог есть огонь, говорится во многих местах Писания) и поэтому стали охладевать. Холод стал сжимать и уплотнять дух в душу; она же уплотнилась в тело. Так и возникли разные тела: душевные ангельские, человеческие, животные и бесовские. То есть материализация прежде духовного бытия есть его свободное самоизменение. И является она следствием отступления от блага, ведь отступать от блага — значит становиться причастным злу. Зло, по определению Оригена, — это лишенность блага. Оно не есть нечто самостоятельное, изначально возникшее (так как все созданное Богом, по определению, есть благо). Однако зло постепенно обретает некое объективное значение: растет и распространяется в мире как «неведение о Боге».
С самого начала Бог сотворил полное число духов. До конца света прибавления к нему уже не делается, но те же самые духи продолжают являться в бесконечном разнообразии форм. Все они сначала были совершенны и одарены свободой воли. Но потом, в силу своего удаления от Бога, пали в большей или меньшей степени, сделавшись ангелами, людьми, животными или демонами. Может возникнуть вопрос, как же тогда быть с известным библейским сюжетом об адамовом яблоке и изгнании из рая? Ориген считал его аллегорией. Он, впрочем, допускал, что Адам был первым из согрешивших духов, воплощенный в тело. Однако было множество других духов, которые вместе с ним (и независимо от него) по тем или иным причинам впали в грех и материализовались. Рождение в том или ином образе является возмездием или наградой за грехи и добродетельные поступки прошлых рождений. Творя в жизни зло, любое существо тем самым удаляется от Бога и в последующем рождении в буквальном смысле оказывается среди тех, кто сам, в своей гордости, отверг Бога. (Так, ангел может родиться человеком, а человек — животным или демоном.) Если же существо творит добро, то последующая цепь перерождений вновь приближает его к Богу. Все определяется только свободой воли. Ни один из духов не имеет роковой предназначенности ко злу или к добру. Поэтому любой ангел может стать за свои грехи человеком и демоном, а любой демон (и даже Сатана) — ангелом и духом. Бог в Своей благости не отвергает от Себя никого, но и не удерживает никого насильно. Ориген писал «Сами бесы и правители мрака… если захотят обратиться к лучшему, сделаются людьми и так возвратятся к древнему своему началу. Однако, так, что они через многие мучения и казни, каковые будут выносить много или мало времени, наученные в телах людских, снова придут к стезям ангельским. Из всех разумных тварей могут сделаться всякие, не единожды и внезапно, но часто; и мы ангелами будем, а, если будем поступать небрежнее, то и бесами».
Человек состоит из тела и души, которая, в свою
Какова же в системе Оригена роль воплощенного Логоса — роль Христа? Она очень важна. Дело в том, что Бог не остается безучастным зрителем извечного круговращения существ. Бог Сын не хочет и не может испивать вино небесной радости без нас, без всех, впавших из-за своих ошибок в грех. Его радость не полна, если есть еще грешники и страждущие, если мертвые еще не стали живыми. Поэтому Он никогда не оставляет попыток направить человечество к добру и постоянно посылает в помощь людям избранные души, которые облекаются плотью; это — пророки. Так как эти посредники оказываются недостаточными, Логос в конце концов приходит Сам — соединившись с телом, Он является людям в виде Христа. По словам Оригена, Логос, правитель и устроитель мира, «в последние времена, когда всему миру угрожала окончательная гибель, истощил Себя Самого и… соделался послушным до смерти».
Чудо Боговоплощения требует объяснений. Божественная природа, считал Ориген, не могла быть примешана к телу без посредника. Телесной могла стать лишь душа, способная воспринять Бога. Поэтому сотворивший все Логос избрал из всех душ одну, которая «от начала творения неотделимо и неотлучно приникала к Нему…» — душу Иисуса. Эта «весьма чистая и ясная» душа соединилась с Логосом. В ней и через нее «Божия Сила… погрузилась в человеческую природу, так что произошло единение двух природ, Божеской и человеческой». Таким образом, Бог Сын не только воплотился, но и вочеловечился, принял не только человеческое тело, но и разумную человеческую душу. Поскольку Христос пришел спасти человека вместе с его душой и волей, Он и должен был воспринять в единстве с Собой всю человеческую природу. Цель Воплощения была двоякой — во-первых, это было откровение Божества человечеству: Своими проповедями, Своим примером, самой силой Своей личности Христос указал заблудшему человечеству путь к спасению. Но вместе с тем Боговоплощение стало искуплением падшего человека. Поэтому оно и завершилось смертью на кресте. «Но кому же дал Христос в искупление Свою душу?» — спрашивает Ориген. И отвечает: «Конечно, не Богу, но только лукавому… Ведь он держал нас, пока не получил за нас плату — душу Иисуса. Но он ошибся в своих расчетах: и получив, не мог овладеть ею и удержать ее». И таким образом, дьявол, владевший всеми душами людей, лишился всего своего царства. Над людьми же после их грехопадения он царствовал по справедливости.
Из сказанного видно, что в чем-то воззрения Оригена были близки к позднейшим догматам ортодоксального христианства (в чем-то они даже послужили для них основой), но зато в другом Ориген достаточно далеко отходил от традиционного учения (что и послужило в VI в. причиной осуждения воззрений Оригена как еретических). Так, Ориген имел совершенно нехристианский взгляд на проблему конца света и доказывал, что в подлинном, абсолютном смысле конца света нет и не может быть. Он писал: «Говорить, будто природа Божия праздна и недвижна, вместе — и нечестиво, и нелепо, равно и думать, будто Благость когда-либо не благоденствует и Всемогущество не проявляет могущества». В этом случае Бог изменялся бы, переходя из одного состояния в другое. А Он неизменен, ибо бесконечен, един и прост. Значит, и созданная Богом Вселенная вечна. Ориген не отрицал, что существование каждого отдельного мира завершается частным судом, после которого мир сгорает в очистительном огне. Наш мир тоже когда-нибудь распадется и погибнет, и материя его обратиться в ничто, но составляющие его духовные существа бессмертны и свободны. А потому через некоторое время они вновь отпадут от Бога, тогда будут для них созданы новые тела; то есть возникнет новый мир. Так до возникновения нашего мира существовало бесчисленное количество миров, и после его уничтожения будут существовать другие миры. Они не вполне подобны друг другу, различны по достоинству и качеству. Только в конце времен, когда все духи добровольно подчинятся Богу, все материальное сделается излишним и возвратится в небытие. Тогда наступит великое мгновение — восстановление всего в единстве с Богом.
После смерти Оригена многие его взгляды подверглись критике и были осуждены. И тем не менее они имели огромное значение для развития христианского богословия.
Ориген положил начало самим его методам, впервые коснулся его основных проблем, во многом дал верные решения или — даже своими ошибками — наметил пути будущих решений.
Имя Ария открывает собой чреду великих христианских ересиархов IV–VIII вв. Он был одним их тех вечно проклинаемых врагов Вселенской церкви, которым она обязана многолетними расколами, нескончаемыми смутами и одновременно высочайшим взлетом богословской мысли — своей святоотеческой литературой; одним из тех побежденных, но не признавших своего поражения врагов православия, в борьбе с которыми только и могла сформироваться христианская догматика.