100 великих россиян
Шрифт:
Помимо хозяйственных дел на Потемкине лежала оборона южных рубежей. Серьезным испытанием для него в этом смысле стала вторая русскотурецкая война 1789–1791 гг. Поначалу нападение турок повергло Потемкина в уныние, и он даже просил императрицу об отставке. С немалым трудом Екатерине удалось ободрить князя и вдохнуть в него уверенность. Но и позже всякая неудача вызывала в нем упадок сил. А неудач было много. Для действия против турецких кораблей Потемкин отправил к Варне русскую эскадру, однако страшная буря уничтожила большую часть кораблей. Потеряв флот, князь пришел в отчаяние. «Флот севастопольский разбит бурею, — писал он императрице в письме от 24 сентября, — остаток его в Севастополе, все малые и ненадежные суда, и лучше сказать неупотребительные; корабли и большие фрегаты пропали. Бог бьет, а не турки. Я при моей болезни поражен до крайности; нет ни ума, ни духу… Ей, я почти мертв, я все милости и имение, которое получил от щедрот ваших, повергаю к стопам вашим и хочу в уединении и неизвестности кончить жизнь… простым человеком».
Но дальше положение стало понемногу поправляться. 1 октября Суворов удачно отразил нападение турок на крепость Кинбурн. Потемкин сразу воспрял духом, но по-прежнему медлил с началом решительных действий. Более полугода русская армия простояла под Очаковым, причем Потемкин пропустил несколько удобных моментов для нападения. Наконец, когда из-за суровой зимы положение осаждавших сделалось совершенно невозможным, он дал согласие на штурм. 6 декабря после кровопролитного боя город был наконец взят. Узнав об этом, Екатерина была в восторге и писала фавориту: «За ушки взяв обеими руками, мысленно тебя целую, друг мой сердечный…»
В 1789 г. были взяты Аккерман и Бендеры. Потемкин переехал в Молдавию и более в активных боевых действиях не участвовал. Главная квартира его в Бендерах, по воспоминаниям современников, напоминала скорее царский двор, чем военный лагерь. Здесь был целый придворный штат: пятьсот слуг, двести музыкантов, балет, труппа актеров, сто вышивальщиц и двадцать золотых дел мастеров. На праздниках князя собиралось до двухсот хорошеньких женщин и столько же блестящих кавалеров. Весь этот народ съедал немалую часть провианта, предназначенную для армии, но Потемкин очень мало заботился об этом. Однажды он снял с фронта два гренадерских полка, которые в две недели вырыли ему несколько подземных зал, в которых он давал балы и ужины, в то время как его подчиненные генералы сражались с неприятелем. В 1789 г. Суворов нанес туркам поражения под Фокшанами и у Рымника, а в следующем году взял Измаил. Этими победами был предрешен исход войны, но Потемкин не дожил до ее окончания.
В 1791 г. князь в последний раз посетил Петербург, однако встреча с Екатериной не принесла ему обычной радости. Императрица была удручена недавней войной с Швецией и другими тяжкими заботами, между ней и Потемкиным случались частые сцены и размолвки. Везде и во всем князь чувствовал противодействие нового фаворита Зубова. Поначалу веселый Потемкин впал в ипохондрию. В конце июня, так и не помирившись до конца с государыней, он выехал из столицы и по дороге серьезно занемог. Пишут, что несмотря на опасное направление, которое принял с самого начала его недуг, Потемкин почти не лечился: не соблюдал диеты, не принимал никаких лекарств, во время лихорадки приказывал открывать окна в доме и заставлял лить себе на голову целые потоки одеколона. Он все надеялся на то, что недомогание пройдет, между тем болезнь не оставляла его. 4 октября князь выехал из Ясс в Николаев. Но уже на другой день он почувствовал себя совсем плохо, понял, что умирает, велел остановить коляску и вынести себя в поле. Его положили на ковер, дали в руки икону, и несколько минут спустя он тихо скончался. На современников и на саму Екатерину его внезапная и скоропостижная кончина произвела ошеломляющее впечатление.
АЛЕКСЕЙ АРАКЧЕЕВ
' Алексей Андреевич Аракчеев родился в сентябре 1768 г. в семье мелкопоместного дворянина и отставного гвардейского поручика Андрея Андреевича Аракчеева. Начала образования он получил, занимаясь с сельским дьячком, который обучил его грамматике и арифметике. С детства Аракчеев отличался блестящими способностями, особенно к математике, и удивлял своего учителя тем, что мог в уме складывать и умножать большие числа. В 1783 г. отец не без труда сумел устроить Алексея в Петербургский артиллерийский и инженерный шляхетский корпус. (Из-за бюрократической волокиты дело затянулось на полгода; отец и сын в эти месяцы петербургской жизни издержались до последней крайности и принуждены были даже просить милостыню на паперти.) Несмотря на огромные пробелы в своем домашнем образовании Аракчеев, благодаря редкому упорству и прилежанию, очень быстро стал в корпусе одним из первых учеников. Уже через семь месяцев он был переведен в «верхний» класс, где преподавание велось на иностранных языках. (В дальнейшем Аракчеев очень прилично говорил по-французски и по-немецки.) В 1787 г., по окончании положенного курса наук, он был оставлен в корпусе Преподавателем математики и артиллерии. В 1789 г. граф Салтыков пригласил (Способного юношу преподавать математику у своих сыновей. Это помогло бедному подпоручику артиллерии несколько поправить свои материальные дела. Через два года по протекции Салтыкова он был назначен старшим адъютантом к директору шляхетского корпу-3 са генералу Мелиссино. Одновременно Аракчеев продолжал преподавать в корпусе.
Настоящий переворот в жизни скромного офицера произвело его сближение с наследником престола великим князем Павлом Петровичем. Как известно, отношения Павла с его матерью Екатериной II складывались очень трудно, из-за чего цесаревича держали вдали от всех дел. При жизни императрицы ему так и не разрешили командовать настоящими войсками. Тогда Павел решил создать свою собственную армию, которая, по его мысли, со временем (подобно «потешным» полкам Петра I) должна была стать основой будущей военной мощи России. Для начала он вызвал к себе в Гатчину батальон пехоты и эскадрон кирасир. Впоследствии к ним добавились еще наемные отряды пехоты, кавалерии и артиллерии. Павел придавал своей маленькой армии огромное значение и занимался с ней по нескольку часов в день.
В 1792 г. великий князь Павел Петрович попросил Мелиссино направить в его гатчинские войска толкового артиллериста-практика. Мелиссино откомандировал к нему Аракчеева. Это назначение сыграло огромную роль в судьбе последнего. Командуя артиллерией гатчинских войск, Аракчеев вошел в круг лиц, близких к «малому двору» наследника, и как нельзя лучше вписался в него. Его привычка к точной и безукоризненной самоотверженной исполнительности, его железная воля и крутой нрав очень понравились Павлу, и это способствовало его быстрому продвижению по служебной лестнице. К 1796 г., когда Аракчеев получил чин полковника, в его ведении оказались все гатчинские войска. Кроме того, на него были возложены обязанности коменданта города. Большего наследник не мог ему дать. Но едва Павел стал императором, на Аракчеева посыпались новые милости. Уже 8 ноября 1796 г. он был произведен в генерал-майоры, 9 ноября назначен командиром сводного батальона лейб-гвардии Преображенского полка, а 12 декабря получил богатую вотчину Грузине в Новгородской губернии с 2 тысячами душ крепостных.
В день коронации Павла 5 апреля 1797 г. Аракчееву был пожалован баронский титул. Насколько император доверял ему, видно из того, что Аракчееву были одновременно поручены три ответственные должности: коменданта Петербурга, командира Преображенского полка и генерал-квартирмейстера армии (фактически эта должность соответствовала должности начальника Главного штаба).
Стремительное возвышение нисколько не изменило характера Аракчеева.
Его по-прежнему отличали жесткая требовательность, холодность в обращений с сослуживцами, личное самоограничение и рвение по службе. Не любивший Аракчеева Саблуков так описывал его внешность: «По наружности Аракчеев походил на большую обезьяну в мундире. Он был высок ростом, худощав и жилист; в его складе не было ничего стройного, так как он был очень сутуловат и имел длинную тонкую шею, на которой можно было изучать анатомию жил и мышц. Сверх того, он странным образом морщил подбородок. У него были большие мясистые уши, толстая безобразная голова, всегда наклоненная в сторону. Цвет лица его был нечист, щеки впалые, нос широкий и угловатый, ноздри вздутые, рот огромный, лоб нависший. Наконец у него были впалые серые глаза, и все выражение его лица представляло странную смесь ума и лукавства». Другие современники добавляют, что Аракчеев был вспыльчив, подозрителен и недоверчив. Впрочем, в кругу близких людей он бывал весел, любил шутить, зачастую прибегал к едким словечкам и сарказму.
Его верность государю была полной и беспредельной. Выискивая даже мелочные упущения по службе, Аракчеев немедленно докладывал о них императору. Это вызывало к нему стойкую ненависть со стороны подчиненных.
Однако в стремлении Аракчеева к порядку была и положительная сторона.
Под властью нового коменданта столица приняла опрятный вид. Солдаты были обеспечены хорошим питанием и обмундированием, казармы ремонтировались и содержались в надлежащей чистоте. К офицерам, допускавшим воровство и беспорядок в своих частях, Аракчеев был неумолимо строг. Но при всем старании он и сам не смог избежать гнева Павла. В начале 1798 г. у Аракчеева произошел конфликт с подполковником Леном. Оскорбленный Аракчеевым, Лен пытался вызвать его на дуэль, но не застал дома. Вернувшись к себе, он застрелился, оставив письмо с объяснением причин самоубийства. Дело это вызвало большой шум. Павел, расследовав его, нашел Аракчеева виноватым и уволил его в чистую отставку с производством в генераллейтенанты.
Эта первая опала продолжалась недолго. Людей подобных Аракчееву было мало, и император вскоре почувствовал, как сильно ему не хватает преданного слуги. Уже в мае он возвратил Аракчеева на службу, восстановил в должности генерал-квартирмейстера, поручив также исполнять обязанности инспектора всей артиллерии. Вскоре Аракчеев был пожалован в графы и получил разрешение включить в свой герб девиз: «Без лести предан». В октябре 1799 г. его постигла вторая опала, на этот раз из-за пустяка. В артиллерийском складе кто-то украл позумент со старинной гвардейской колесницы. По уставу Аракчеев должен был немедленно сообщить о пропаже императору, но караул во время кражи нес батальон его брата Андрея Аракчеева. Стараясь выручить его, Алексей Андреевич солгал императору, что охрана была якобы от полка генерал-лейтенанта Вильде, который и был немедленно отстранен от должности.