100 великих узников
Шрифт:
В Женеве, не ограничившись устной пропагандой своих взглядов, Д. Бруно написал памфлет, в котором критиковал положения, содержавшиеся в лекции А. Делафе, одного из столпов Реформации. Он решился на такой шаг в стране, где безраздельно господствовала кальвинистская церковь, по жестокости не уступавшая инквизиции. Как только шпионы донесли о готовящейся к выходу в свет брошюре, Д. Бруно и его издатель оказались за решеткой. Ноланца приговорили к позорному обряду отлучения: в течение двух недель его выводили из тюрьмы босого, в сорочке и с ошейником — и через весь город в сопровождении конвоя вели в собор. Во время обедни зачитывался акт о его отлучении, на ученого обрушивалась лавина оскорблений, и каждый мог плюнуть ему в лицо. Когда срок наказания закончился, Д. Бруно снова привели в суд и строго предупредили: если он откажется принять кальвинизм, его ждет более суровый приговор. И ученый покинул негостеприимную Женеву…
Самыми счастливыми и плодотворными для Д. Бруно были два года, проведенные им в Лондоне. Именно в Англии увидели свет его работы „О причине, начале и едином“, „Пир на пепле“, „Изгнание торжествующего зверя“, „О героическом энтузиазме“ и, наконец, главная из них — „О бесконечности, Вселенной и мирах“. В 1583 году в Оксфорде состоялся публичный диспут, в котором Д. Бруно, наряду с системой Н. Коперника, излагал и развивал идеи античных философов досократовской поры — Парменида, Анаксагора, Пифагора, Эмпедокла. В их трудах Ноланца привлекали идеи всеобщей одушевленности природы, атомистического строения материи и диалектической борьбы противоположностей. Вызывали у него интерес и оккультная философия, например, труды Генриха Корнелия Агриппы Неттесгеймского, а также нехристианские религиозные взгляды и ереси.
Опираясь на величайшее достижение естествознания своего времени — учение Н. Коперника, он утверждал, что во Вселенной существует множество миров, а сама она бесконечна. Наша Солнечная система не является единственной, а Земля не заключается в „хрустальные формы, как считали раньше, она — одна из бесчисленных звезд [21] [В ту пору звездами называли и планеты] и находится среди других небесных тел, которые тоже могут быть населены разумными существами. Мир бесконечен, следовательно, Солнце не может быть его центром“.
21
В ту пору звездами называли и планеты.
У бесконечной и необозримой Вселенной, — утверждает Д. Бруно, — вообще нет материального центра. Если Вселенная есть все и притом бесконечно все, а мыслить ее конечною невозможно, ибо конечное ограничено… то и материального центра и окружности быть не может. Всякая точка в ней есть центр и часть окружности, а следовательно, если у нее и есть центр, то только духовный. Этот центр и есть Божество — сознание, дух Вселенной.
Скоротечная жизнь человека теряется в бесконечности пространства и вечности как ничтожная малость. Но, оставаясь жителем небольшой планеты, человек мыслью своей способен выйти в космические дали. Ноланцу, как он сам считал, открылась истина, он верил в нее и пытался всем рассказать о прекрасном и величественном мире, в который он проник своим мысленным взором. Однако Д. Бруно допускал и возможность существования других мнений, более верных, чем его собственное. Правда — одна, но выглядит она по-разному, в зависимости от точек зрения и мотивов познания. Он не уставал повторять, что нет и не может быть философской системы, которая бы имела право на обладание полной Истиной.
В 1591 году Д. Бруно приехал в Венецию по настойчивому приглашению Д. Мочениго — представителя знатного и заслуженного рода. Его отец, дядья и братья были люди известные, занимали высокие государственные и церковные посты, сам же Д. Мочениго был настолько бездарен, что не мог исполнить даже мелких поручений. Однако он был безгранично честолюбив, и это побудило его пригласить известного ученого, чтобы тот обучил его различным наукам. Д. Мочениго полагал, что достаточно хорошо заплатить, и он овладеет знаниями, не прилагая со своей стороны никаких усилий. Д. Бруно искренне принялся за обучение, основательно излагал сущность своих воззрений, ученик тщательно записывал все услышанное. Но так продолжалось недолго: Д. Бруно убедился в абсолютной бездарности ученика, ученик разочаровался в учителе… К тому же Д. Бруно заметил, что Д. Мочениго больше всего интересует магия, и напрасно он уверял, что не умеет превращать камни в золото. Тот не верил этому и считал, что учитель просто не хочет раскрывать свои секреты.
Д. Бруно решил вернуться в Германию, но озлобленный ученик призвал на помощь слуг: они связали ученого и передали его в руки трибунала. Первое время Д. Бруно, находясь в заточении в Венеции, еще надеялся на благоприятный исход дела, так как в Венецианской республике к еретикам относились тогда довольно терпимо, если их деятельность не представляла собой угрозу экономическому и политическому процветанию страны. В либеральной Венеции нельзя было ожидать осуждения Д. Бруно как представителя науки, дерзнувшего противопоставить Священному учению свою истину, поэтому на первых двух допросах собственно научным теориям Ноланца уделялось мало внимания. Во время третьего допроса Д. Бруно стал излагать сущность своего учения о бесконечности Вселенной и множестве миров, о всеобщей одухотворенности природы, но Г. Саллюци (папского посла в Венеции) это совсем не интересовало. Он спрашивает Д. Бруно о его отношении к учению о божественной природе Иисуса Христа, и ученый признал, что сомневается в идее Богочеловека. Однако одних сомнений мало, чтобы назвать человека еретиком…
Допросы следовали один за другим. Г. Саллюци старался довести узника до нервного состояния, не давал ему никакой возможности передохнуть, собраться с мыслями… Но не так-то легко поколебать закаленного в диспутах Д. Бруно: он признал второстепенные обвинения, каялся, что порой не соблюдал поста, но отрицал обвинения в вероотступничестве. Утомительные допросы не дали инквизиторам желаемых результатов, но вопреки этому в Совет республики было направлено требование о выдаче Д. Бруно римской инквизиции. Венецианская республика решила не ссориться с Римом из-за одного-единственного еретика, и в конце февраля 1593 года Д. Бруно попал в тюрьму инквизиции. Маленькая, похожая на гроб камера была сырой и холодной; сюда не проникали солнечные лучи, и здесь ученый был обречен томиться долгие годы в ожидании судебного процесса. Из далекой протестантской Англии поступил анонимный донос, обвиняющий Д. Бруно в атеизме, к доносу прилагался экземпляр его трактата „Изгнание торжествующего зверя“. Поступали и другие доносы, а об узнике словно бы и забыли… Только в марте 1594 года инквизиция приступила к слушанию дела Джордано Бруно. Коллегию инквизиторов возглавлял сам римский папа Климент VII, непосредственно руководивший судебным процессом.
Следствие длилось долгих семь лет. Узника то допрашивали, то на несколько месяцев оставляли в покое; его увещевали и уговаривали кардиналы и видные богословы. На некоторых допросах присутствовал сам папа римский, но узник ни в чем не раскаивался и ни от чего не отрекался. Тогда в ход были пущены пытки, но и они оказались бессильны перед мужеством ученого. И инквизиторы поняли, что Д. Бруно не откажется от своих заблуждений.
В конце января 1600 года в сопровождении палача Д. Бруно доставили к порогу церкви Святой Агнессы. Он был одет в монашескую рясу, в руке нес пылающую свечу, на шее — петля… Его поставили на колени и зачитали приговор:
Называем, провозглашаем, осуждаем, объявляем тебя, брат Джордано Бруно, нераскаявшийся, упорным и непреклонным еретиком. Посему ты подлежишь всем осуждениям церкви и карам, согласно святым канонам, законам и установлениям… И мы извергаем тебя словесно из духовного сана и объявляем, что ты и действительно был, согласно нашему приказанию и повелению, лишен всякого великого и малого церковного сана, в каком бы ни находился доныне…
Ты должен быть отлучен от нашей святой и непорочной церкви, милосердия которой ты оказался недостойным. Ты должен быть предан светскому суду, и мы предаем тебя суду монсеньора губернатора Рима, дабы он покарал тебя подобающей казнью…
Долго длилось чтение приговора, а когда оно закончилось, Д. Бруно поднялся с колен и сказал: „Вы произносите приговор с большим страхом, чем я его выслушиваю!“ А потом добавил: „Сжечь — не значит опровергнуть!“ Несколько дней судьи ждали, что Ноланец устрашится и запросит пощады, но он не отрекся от своего учения.
17 февраля 1600 года на одной из обширных площадей Рима собралась огромная толпа народа. На площади возвышалась куча хвороста, посреди которой стоял столб. Вокруг с нетерпеливым ожиданием толпились люди, объединившиеся в общем чувстве злорадного торжества. В толпе можно было видеть монахов всех орденов — в особенности много было доминиканцев — членом этого Ордена являлся Д. Бруно. Богатые граждане толпились рядом с оборванными нищими… В толпе звучит несмолкаемый говор и обмен мнениями, но вот солдаты решительно расчищают путь для торжественно приближающегося шествия, и толпа затихает.