100 знаменитых евреев
Шрифт:
Высокие партийные чиновники сжалились и в 1954 году из всех блистательных оркестровых сочинений Дунаевского разрешили напечатать одну только увертюру к кинофильму «Дети капитана Гранта». Даже популярнейший «Выходной марш» из «Цирка» и волшебный вальс из картины «Светлый путь», исполняемые почти всеми профессиональными и любительскими оркестрами, не был напечатан в авторской версии!
Несмотря на унижения и болезни (у композитора пошаливало сердце, были проблемы с ногой) он в последние месяцы своей жизни сочинил полную юношеской свежести оперетту «Белая акация». Также продолжал собирать долгоиграющие пластинки, которые ему привозил из Греции его друг Костакис – сотрудник греческого посольства в Москве, известный коллекционер, собиратель живописи русского авангарда. (В 1978 году под давлением советских властей он вынужден был уехать на историческую родину. Значительная часть его собрания осталась в СССР.)
В личной жизни Дунаевский разрывался между двумя семьями. В конце концов,
Некролог разрешили опубликовать лишь «Литературной газете» и «Советскому искусству». «Правда» и «Известия» поместили только традиционные маленькие «квадратики» в траурной рамке. Никто из членов Политбюро ЦК КПСС и членов правительства не подписался под некрологом. Похоронили И. О. Дунаевского в Москве на Новодевичьем кладбище.
Его старший сын, Евгений Исаакович, стал профессиональным художником. Младший сын, Максим Исаакович, родившийся в 1945 году от гражданской жены Зои Пашковой, пошел по стопам отца и занялся композицией.
ЖАБОТИНСКИЙ ВЛАДИМИР ЕВГЕНЬЕВИЧ
Настоящее имя – Зеев Вольф Ионов
(род. в 1880 г. – ум. в 1940 г.)
Писатель, журналист, переводчик, видный деятель сионистского движения. Свободно владел русским, французским языками, ивритом.
Долгие годы имя Владимира Евгеньевича Жаботинского находилось в СССР под запретом. Только в годы перестройки о нем вспомнили и заговорили открыто не только в родной Одессе, но и на просторах СССР, а потом СНГ. Талантливейший журналист, автор множества статей, написанных на нескольких иностранных языках, Жаботинский вошел в мировую литературу как блестящий прозаик и переводчик. Незаурядность его личности и оригинальное мировоззрение часто вызывали споры и открытую неприязнь. Но даже самые непримиримые оппоненты воздавали должное его исключительным человеческим качествам, преданности своему народу, идейности, таланту оратора. В историю этот выдающийся человек вошел как известный сионист и политик, а в жизнь Израиля – как вдохновитель партии (Херут), посвятив всю свою жизнь служению еврейскому народу.
Владимир Евгеньевич Жаботинский (Зеев Вольф Ионов) родился 5 (18) октября 1880 года в Одессе в еврейской семье. Одесса тех лет была большим, оживленным, относительно молодым городом, переживавшим период экономического расцвета. Еврейское население составляло в нем 30 %, потому широкое распространение получило движение «Ховевей Цион». Иврит был в чести у населения Одессы во многом благодаря тому, что туда часто приезжали и подолгу жили Ахад а-Аи, Бялик, Усышкин.
Отец Зеева (Владимира) Жаботинского был крупным коммерсантом, торговцем хлебом на Днепре и в Одессе. Жаботинский-старший служил одним из главных агентов РОПИТа и пользовался огромным авторитетом и уважением высшего начальства. Родился Иона (Евгений) Жаботинский в Никополе, где его отец держал семь почтовых станций и один из главных трактиров. От матери он унаследовал умение совершать в уме сложнейшие расчеты «до осьмушки копейки». Иона Жаботинский регулярно посещал синагогу и соблюдал все заповеди Торы. Мать Зеева, Хава (Ева), была домохозяйкой. Она родилась и выросла в Бердичеве, самом еврейском из всех городов Украины. Ее отец – реб Меир Зак, торговец, человек несомненно просвещенный и прогрессивный, – дал дочери хорошее образование. Он настоял на том, чтобы Хава закончила обновленный хедер, где учили немецкому языку и западным манерам. Она прекрасно владела ивритом, идишем, древнееврейским, языком Пятикнижия и досконально знала все молитвы. Создав свою семью, молодая женщина педантично придерживалась всего, что касалось религиозных установлений и обрядов.
В семье Жаботинских было трое детей: старший сын Мирон, или Митя – первенец, который умер, не дожив до 10 лет, дочь Тамара и сын Володя (Зеев). Первоначальное образование Зеев получил дома, а затем мать определила его в детский сад мадам Бухтеевой, где, по воспоминаниям К. И. Чуковского, учили «маршировать под музыку и рисовать картинки».
Когда Володя был еще совсем маленьким, на семью обрушилось страшное горе – у отца обнаружили рак. Мать, как могла, поддерживала мужа и боролась за его жизнь, нанимая лучших докторов. Семья Жаботинских на два года выехала для его лечения в Германию, заложив мебель и драгоценности. Потеряв надежду на спасение мужа немецкими врачами, Ева отправила его на лечение в Киев и Харьков, показывала
После смерти отца положение семьи стало очень тяжелым. Мать с двумя детьми вернулась в Одессу, надеясь на помощь родственников, но, получив отказ, порвала с ними навсегда. Лишившись каких бы то ни было средств к существованию, семья Жаботинских едва сводила концы с концами. Сам Зеев позднее вспоминал: «Родители моих богатых товарищей, с которыми я играл во дворе, не позволяли им меня навещать, чтобы к ним не пристал дух бедности…»
Несмотря на проблемы, Ева стремилась дать детям самое лучшее образование. Зеев в свои 7 лет знал не только русский, но и древнееврейский язык. Общаясь с матерью, с тетушками, сумел выучить немецкий и идиш. Тогда же он поступил в частную школу, получив традиционное еврейское образование. У мальчишки был специально нанятый учитель, который готовил его к бар-мицве. Благодаря ему Зеев познакомился с творчеством знаменитого еврейского поэта И. Л. Гордона. Три раза в неделю мальчик посещал небольшую синагогу ювелиров, но не участвовал ни в каких молитвах, кроме кадиша. Но, по его собственному признанию, не испытывал «никакого внутреннего соприкосновения с еврейством». Окончив школу, Владимир поступил во 2-ю одесскую гимназию, в которой проучился до 1898 года. «…Я был отпетым и закоренелым лентяем… И не было счета конфликтам и скандалам, которые возникали у меня с чиновниками от российской педагогики», – вспоминал Жаботинский о годах учебы в гимназии. Мальчик обожал книги и чуть ли не каждый день бегал в библиотеку, чтобы заменить один «проглоченный том» на другой. С 10 лет Володя начал писать стихи, а к 16 годам он уже был автором целого ряда статей, очерков, рассказов. В творческом активе начинающего писателя был роман и несколько серьезных переводов. «Я перевел на русский язык “Песнь песней”, “В пучине морской” И. Л. Гордона и послал их в “Восход” – не напечатали… Не сосчитать всех рукописей, что я посылал редакторам и получал обратно…»
22 августа 1897 года в одной из одесских газет была впервые опубликована статья юного писателя «Педагогические замечания». Так началась его журналистская карьера. В 1898 году в качестве корреспондента газеты «Одесский листок» 17-летний Жаботинский едет в Берн (Швейцария). Там он не только работал, но и посещал лекции на юридическом факультете университета. За границей Владимир познакомился с русскими эмигрантами. Осенью того же 1898 года Владимир Жаботинский переехал в Рим, где в течение трех лет продолжал слушать лекции на юридическом факультете университета. Италия заворожила юношу: «Если у меня есть духовная родина, – писал он, – то это скорее Италия, чем Россия». На итальянский период пришелся расцвет его журналистской карьеры. Молодой публицист регулярно печатал свои фельетоны в газете «Одесские новости», подписывая их псевдонимом Альтален. Его заметки выходили в «Одесском листке», петербургском «Северном курьере», римской «Аванти». В Италии формировалось мировоззрение молодого писателя. Знакомясь с историей национально-освободительного движения этой страны, Жаботинский выработал принципы собственного либерализма, принявшего форму «мечты о порядке и справедливости без насилия, всечеловеческого идеала, сотканного из милосердия, терпения, веры в то, что добро и счастье заложены в человеке». Это и послужило первым шагом на его пути к сионизму.
Летом 1901 года Владимир Жаботинский вернулся в Одессу и продолжил свою работу в «Одесских новостях». Его фельетоны пользовались неизменным успехом у читателей. В 1902 году молодой публицист был арестован, но вскоре отпущен в связи с отсутствием криминала, а в его итальянских статьях не нашли «посягательств на достоинство государства».
В начале 1903 года в связи с угрозой погрома в Одессе Владимир Жаботинский вместе с Меиром Дизенгофом выступил с инициативой создания отряда еврейской самообороны. Он активно участвовал в сборе средств для закупки оружия, а затем отправился в Кишинев – «город резни» – раздавать одежду пострадавшим. До глубины души юноша был потрясен зрелищем кишиневских зверств. Между развалинами разрушенной во время погрома синагоги Владимир нашел клочок пергамента одной из разорванных книг Торы. На нем можно было разобрать лишь несколько слов «…в чужой земле…» («Я стал пришельцем в чужой земле», Исход 2:22). Он посчитал это знаком свыше.
С этого времени произошел решающий перелом в жизни Жаботинского: он стал сионистом. Как свидетельствовал сам Владимир Евгеньевич, с момента, когда его мировоззрение определилось, он начал ощущать себя «получужаком» в России и стал безразличен к ее судьбе. Много лет спустя, перед самой смертью, он писал: «Зная половину Пушкина наизусть, я готов отдать всю модернистскую русскую поэзию лишь за 7 букв квадратного еврейского шрифта». Знаменитый сионист нисколько не преувеличивал, он просто выражал свои сокровенные мысли. Но совсем иначе Владимир Жаботинский относился к родному городу. Он любил Одессу нежной любовью, «что вовек не проходила и не пройдет». «Жемчужине Черного моря» посвящены его рассказы и повести. Город стал полноправным героем его автобиографического романа «Пятеро».