100 знаменитых судебных процессов
Шрифт:
В то время многие местные удмурты сохраняли верность своим древним верованиям. В округе имелось два «родовых шалаша», в которых приносились жертвы покровителям племен. Следует отметить, что практически каждый удмуртский род имел своего «патрона», чужие шалаши никто никогда и ни под каким предлогом не посещал и в праздниках соседей-иноверцев не участвовал. Два «родовых шалаша» в Старом Мултане принадлежали представителям двух племен — учуркам и будлукам. 17 мая помощник окружного прокурора Раевский обнаружил в них следы костра, посуду, связанную с жертвоприношениями (запачканные засохшей кровью, с налипшими перьями и шерстью животных) и. закрепленные под самым коньком крыш иконы Николая Чудотворца! Особое внимание полиции привлек шалаш во дворе дома зажиточного крестьянина
Уездный врач Минкевич добрался до Старого Мултана только в начале лета. Вскрытие обезглавленного тела он произвел 4 июня. Оказалось, что Матюнин не только лишился головы. Врач обнаружил ранее полностью скрытый нательной рубахой погибшего обширный и глубокий разрез, начинавшийся в верхней части тела и достигавший на спине пятого ребра. Ключица и пять ребер в самой толстой их части, рядом с позвоночником, оказались разрубленными. В этом же месте были полностью разделены довольно толстые мышцы спины. Такое повреждение могло стать следствием не одного, а нескольких последовательных ударов. В грудной клетке трупа отсутствовали сердце и легкие. Их, видимо, извлекли через вышеупомянутый разрез. На животе обезглавленного повреждения отсутствовали, но ноги носили следы сдавливания. Причем оставлены они были не веревкой. Причиной смерти Матюнина стало именно отсечение головы; затем, пока ткани тела сохраняли эластичность, кто-то рассек торс и изъял органы из грудной клетки. Между самим убийством и извлечением сердца и легких могло пройти не более 12 часов.
Заключение патологоанатома заставило всех участников расследования сосредоточить внимание на необычном характере этого преступления. Ведь для жителей губернии не было секретом то, что вотяки, как и их предки, приносили своим богам кровавые жертвы. При этом баранов или домашнюю птицу не просто убивали. Из них извлекались внутренности, которые затем сжигались. А поскольку рядом с телом Матюнина не обнаружили ни легких, ни сердца, следователи поверили, что они послужили для жертвоприношения неизвестных лиц.
Особенность «мултанского дела» заключается прежде всего в том, что следствие в этом случае строилось не на анализе улик и показаниях свидетелей, а на основе обывательских сплетен. Взять хотя бы деятельность урядника Рогозина, в обязанности которого входило установление иных случаев человеческих жертвоприношений вотяками. В «расследовании» чрезмерно старательного урядника здравый смысл явно не принимал никакого участия. Так, он почему-то решил, будто утонувший двумя десятками лет ранее мальчик, житель одного из окрестных сел, на самом деле был принесен в жертву. Несмотря на уверения матери погибшего, что в смерти ребенка винить некого, Рогозин состряпал рапорт, который затем не только был подшит к делу, но и фигурировал в обвинительном заключении по делу «о мултанском жертвоприношении» как документ, доказывающий реальность принесения вотяками человеческих жертв.
Тем временем самодеятельные следователи, которые старательно выискивали «соучастников» Дмитриева, арестовали двоих местных дурачков: Михаила Титова (племянника девяностолетнего Григорьева) и Константина Моисеева. Убогих бросили в погреб и начали запугивать, а Титова к тому же избили. Во время допроса Моисеев вспомнил, как глава крестьянской общины, сотский Семен Красный (Иванов), в начале мая привел незнакомого нищего бродягу и сдал его суточному дежурному, Василию Кондратьеву. Полиция тут же посадила обоих упомянутых мужчин под арест.
Титов тем временем признался, что «дедушка Акмар» (шаман Андрей Григорьев) занимается лечением на дому. После этого «коллекция» «убийц» пополнилась девяностолетним дедом, едва передвигавшим ноги.
Наконец, деревенских дурачков выпустили из подвала. К тому моменту Соковников установил, что 5 мая Дмитриев вместе с женой возил зерно на мельницу. А значит, мог свернуть с дороги на тропинку, чтобы выбросить тело убитого Матюнина. 7 мая нелегкая понесла вотяка по ягоды (тогда-то он и выпачкал злополучный пестерь). Но Соковников был убежден: в указанный день Дмитриев избавился от головы жертвы. Тем более что для похода в лес хозяин «родового шалаша» выбрал себе странного напарника. Некий Кузьма Самсонов считался в селе неофициальным забойщиком скота. Он не боялся крови, мог убить крупное животное одним ударом в сердце, имел недюжинную силу и точный глаз. В общем, по мнению урядника, идеально вписывался в образ кровавого злодея, который убил Матюнина в «родовом шалаше» Дмитриева. Естественно, после этого забойщик скота пополнил число арестованных.
Тем временем экспертиза пятен на кафтане Дмитриева и пестере, проведенная медицинской палатой, гласила: на ткани и в самом деле был только ягодный сок. Проверка же принадлежности волос, которые были на жертвенной посуде вперемешку с перьями, подтвердила их животное происхождение. Что же касается крови, то в 1892 году медицина еще не умела отличать кровь животных от человеческой. Тем не менее жертвенная посуда стала на суде одним из аргументов обвинения.
Наконец арестованных отправили в Вятку, в губернскую тюрьму, а «мултанским делом» занялся урядник Жуков. Он тут же посадил за решетку своего заимодавца, кулака Василия Кузнецова, который в ночь с 4 на 5 мая стоял в деревенском карауле. Комизм ситуации заключался в том, что Кузнецов по национальности был русским, исповедовал православие и к тому же был старостой местной христианской общины.
К уряднику вскоре после этого совершенно бестолкового ареста явился местный батюшка и попробовал указать служаке, что тот явно переборщил. Ведь православный храм в Старом Мултане стоял к тому моменту уже более 40 лет, многие удмурты приняли христианство. Если бы вотяки практиковали человеческие жертвоприношения, скрыть это просто не удалось бы. Но Жуков выгнал священника, нарушавшего всю «стройность» сделанных следователями умозаключений. Батюшку даже не допросили официально, как это принято при расследовании дел с религиозной подоплекой.
С. Кобылин, подписавший в качестве понятого протокол осмотра места обнаружения обезглавленного трупа, и его брат Михаил тем временем рассказали уряднику о ритуальных убийствах вотяков. Якобы последние ежегодно приносят «злому богу Курбону» в жертву жеребенка, а каждые 40 лет отдается на заклание «великая жертва» — живой человек-иноверец, которому отрезают голову и вынимают сердце и печень. Затем тиун (колдун) сжигает внутренности в пламени костра. Урядник поспешил передать сии откровения в губернию. Слова Кобылина были занесены в обвинительный акт, а самого «этнографа» вызывали на процесс в качестве свидетеля. Оказалось, что исключительная осведомленность крестьянина объясняется просто: в 1882 году о человеческих жертвоприношениях ему рассказал неизвестный вотяк, с которым Кобылин сильно напился в придорожном трактире. К тому же, «этнограф» имел зуб на удмуртов, поскольку, будучи распорядителем местного склада резервного зерна, банально проворовался и вдрызг разругался с односельчанами. Только жалоба обманутых в губернию и последовавшая проверка заставили ворюгу расстаться с прикарманенным хлебом.
Позднее было установлено, что Конон Матюнин, страдавший эпилепсией, появился в деревне Кузнерка (по соседству с Мултаном) и две ночи (с 3-го на 4-е и с 4-го на 5 мая) провел в доме Тимофея Санникова. Документы пришлого видел хозяин «становой квартиры». Получалось, Матюнин вообще не был в Старом Мултане и был убит по дороге? Однако следователи решили, что две ночи в Кузнерке ночевали разные люди. Почему? Да потому, что пустивший путника вечером 3 мая Санников заметил на его азяме синюю заплату, а сын хозяина, предоставивший ночлег бедняку 4 мая, этой заплаты не помнил.