1000 не одна ложь. Заключительная часть
Шрифт:
Сжала теплую ручку Амины и посмотрела на девочку – она сейчас выглядела, как обычный ребёнок без извечного хиджаба и длинных нарядов. Такая милая в джинсах, кофточке с забавными рисунками и с толстыми косичками с двух сторон. Перед полетом Рифат и я удочерили ее официально, и теперь в паспортах она носила нашу с ним фамилию и была вписана к нам обоим. Она стала еще одной моей девочкой, и я очень сильно ее любила, как родную.
Рифат проводил нас до самой взлетной полосы. Перед тем как мы взошли на борт самолета, он дал мне в руки кредитную карту.
– Здесь деньги на первое время. Я буду делать
– Не надо!
Я сунула карту ему обратно, но он стиснул мое запястье.
– Я твой муж и я отец этих детей. Я обязан заботиться о вас. Это мой долг и сейчас вы моя семья. Уважай и чти меня, Альшита. Большего я не просил и не прошу.
Я смотрела в его черные глаза и видела то, что обычно видит женщина, если она не влюблена и не ослеплена сама – чужую страсть, безответную тоску.
– Ты очень хороший человек, Рифат. Я никогда не думала, что ты такой…
– Не надо. Не надо меня жалеть и говорить совершенно не значимые для меня слова. Я не хочу быть хорошим и милым, а то, чего я хочу, ты мне никогда не дашь. Поэтому будем соблюдать видимость брака и относиться друг к другу с уважением. А дальше посмотрим.
– Я не могу взять у тебя деньги.
– Я все знаю о твоей семье. Вам они понадобятся, а мне в пустыне совершенно не нужны.
– Береги себя, Рифат.
– Я приеду к тебе через пару месяцев. За тобой присмотрят и здесь. Вот номер телефона одного человека. Если у тебя возникнут проблемы – позвони ему. Он решит любую из них.
– Спасибо тебе за все.
Усмехнулся мрачно, как и всегда в его духе.
– Иди. Самолет без тебя улетит.
Я все же крепко обняла его. Он вначале развел руки в стороны, а потом очень осторожно обнял меня тоже.
– Иногда для счастья достаточно даже этого.
А мне стало жаль, что я не могу дать ему большего. Не могу и не хочу. Нет в моем сердце и в душе места для кого-то кроме Аднана.
Мы сели в такси, и я дрожащим голосом продиктовала такой знакомый до боли адрес. Пока ехали, я смотрела в окно на пролетающие мимо деревья и старалась сдержать слезы.
– Так красиво здесь. Все зеленое. Как в сказке.
– А еще здесь есть снег. Тебе понравится. Пойдешь в школу, у тебя появятся друзья.
– В школу?
– Да, в школу. Выучишь язык. У тебя будет будущее и обычная жизнь, как у самых простых девочек.
Амина прижалась ко мне, и я обняла ее за худенькие плечики.
– Я никогда даже не мечтала об этом.
– А о чем ты мечтала?
– Об игрушках. О кукле с длинными белыми волосами, как у тебя. Когда-то мы ездили с мамой в Каир и заходили в магазин… Я видела там куклу. Очень красивую. Наверное, я смотрела на нее целый час, пока мама и тетушки ходили по зале и что-то выбирали в подарки своим племянникам.
– Мама не смогла купить тебе эту куклу?
– Я не просила.
Она посмотрела на меня своими огромными черными глазами. Такими грустными и прозрачно-влажными.
– Почему?
– Потому что у нас и так не было денег. Да и зачем мне такая кукла в пустыне?
Я прижала малышку к себе, поглаживая ее волосики, перебирая пальцами.
– А вдруг твоя семья не захочет, чтоб я с ними жила?
– Что ты! Конечно, захочет! Обязательно захочет. Ты теперь моя дочка.
Амина
– Так это ж Настька! Елисеевых дочка! Живая она, точно не призрак. Вон и детишек с собой привезла!
– Ты где была, бессовестная? – закричала вдруг вторая соседка и сжала кулаки. – Ты мать свою чуть в могилу не согнала, отец запил. Где шлялась, непутевая? Они похоронили тебя уже!
– Тьфу, бесстыжая, еще и дитя в подоле притащила вместе с обезьянкой какой-то.
– Ох что будет-то, что будет. Бедная Нюрка. Только в себя начала приходить, а тут эта с приплодом заявилась.
– Ты чего на нас уставилась? Не тут они теперь живут. Съехали. Квартиру продали. Все деньги на твои поиски истратили. Без трусов их оставила. Наглая гадина! А сама по иноземцам шастала.
– Они в бабки твоей лачугу переехали. Туда и езжай.
– Бесстыжая! Побоялась бы после стольких месяцев молчания! Оставила б их в покое.
– Та куда там. Ребенка ж нянчить кому-то надо, вот матери и тащит, а сама дальше шляться пойдет.
Я им ничего не сказала, таксист пожилой без слов все понял, сумку обратно в багажник отгрузил.
– До свидания.
Тихо сказала соседкам и пошла к машине.
– Да глаза б наши тебя не видели. Прости, Господи!
Сели снова в машину, и я комок с трудом сглотнула. Вот значит, как меня приняли… а чего ожидать. Со стороны все так и выглядит.
– Кто эти бабушки? Они на тебя злились и кричали? За что?
– За то, что исчезла.
– А плевались почему? У нас так на падших женщин кричат.
Потому что они меня такой и считают… да по сути так и есть. Если б не Рифат, то приехала б я одна с ребеночком и Аминой.
– То они просто не в себе немного. Возраст, все дела.
– Как моя бабка, точно. У нее все женщины падшие.
Я усмехнулась и потрепала ее по щеке, а потом снова в окно посмотрела. Значит, съехали. Бабкин дом совсем обветшалый, и там всего две комнатушки одна другой меньше и двор размером с пятачок. Одна будка собачья помещается. Отец хотел его когда-то снести и просто под огород оставить участок, но потом случилась та авария на заводе, и все, и уже не до огорода нам стало. Ничего. Я вернулась, может, сейчас и лучше всем нам станет. Заживем потихоньку. Деньги у меня есть, спасибо Рифату.
Таксист становился у покосившегося слегка дома с пошарпанным зелёным забором и старой крышей. Вынес опять мою сумку. А я пошла к калитке, задыхаясь от слез, чувствуя, как разрывает все в груди, потому что маму увидела. Как белье вешает через забор от меня. Совсем седая стала, волосы ветер треплет, а она вешает и отбрасывает их тыльной стороной ладони с родного лица. А я хочу сказать «мама» и не могу. Оно в горле застряло. Слово это самое главное в жизни. Она вешает, а я над забором иду и смотрю на нее, насмотреться не могу. Потом не выдержала и сказала: