1000 не одна ночь
Шрифт:
Дорога начала казаться самой жуткой и невыносимой пыткой из всех, что я могла себе представить. Тело болело из-за неудобной позы, занемели руки. Мне ужасно хотелось пить и в туалет. Я изо всех сил держалась. Мне всегда казалось, что, если человек позволяет себе ходить под себя, значит половина пути к животному или трупу уже сделана. Я не хотела быть животным и не хотела стать трупом. Я не стану мочиться на пол, как это сделали другие. Я вытерплю. Эти ублюдки должны остановить машину и выпустить нас. Они тоже не роботы. Рано или поздно они остановятся. Едва я об этом подумала, машина резко затормозила, так резко, что всех швырнуло от стены
– Вонючие твари. Обоссали фургон! Я тебе говорил, надо остановиться, а ты – они не пили… они не пили. Сам будешь здесь мыть, мудак!
Наши похитители и конвоиры говорили по-русски. И нет, никакой надежды это не внушало, а наоборот – становилось еще страшнее от понимания, что им плевать на своих же женщин. Они нас куда-то везут, и это лишь начало ада.
– Бляядь! Слон! Одна сдохла! Твою ж мать!
Я постепенно привыкла к свету и теперь смотрела на других женщин в грязной несвежей одежде, также со связанными руками. Они все отворачивались и жались друг к другу, старались не смотреть на меня.
– Что стала, мразь? Пошла вперед! Смотрит она, шалава! Да! Ты, белобрысая тварь, иди давай.
Я в страхе сделала шаг вперед и обо что-то споткнулась, упала, и когда приподняла голову, замычала от сумасшедшего ужаса. Прямо на меня смотрели остекленевшие глаза мертвеца, и в нос ударил запах рвоты, настолько сильный, что свело спазмами живот и перехватило горло. Меня подняли за волосы и вышвырнули из фургона на улицу.
– Рвотой захлебнулась, потому что ты, Слон-мудила с Нижнего Тагила, рты им позаклеивал! Теперь закапывайте ее, только подальше, а то найдут еще менты жидовские, они тут шныряют на джипах, граница рядом.
– А надо было, чтоб они орали на КПП? Нам бы и связи не помогли, если б суки заголосили. Одной больше, одной меньше. Все равно сдохнут. Ты б не ментов боялся, а Кадира – бешеную псину. Лютая тварь он и опасная. Из песков появляется, как сатана, мать его.
– Кадир в другом месте рыскает сейчас. Там заварушка была у них. Сюда не сунутся. Здесь будет чисто, Асад сказал.
– Ты не трынди, Паша. Не чисто. Ты бабки, которые тебе дали для Аднана на откуп, спустил сразу. Нагрянет этот шакал и выгрызет нам кадыки на хер.
– Заткнись. Не каркай! Меня труп больше волнует. Марат неустойку возьмет с Надиры. Договаривались насчет девяти, а их восемь и вот это – не пойми что.
«Не пойми чем» была я. Пытаясь встать, копошилась и падала обратно навзничь, пока меня не поставили на ноги, приподняв за шиворот и тряхнув пару раз, чтоб не брыкалась. Физиономия того, кого назвали Слоном, приблизилась ко мне и всмотрелась в мое лицо, убрал мои волосы со лба и тут же отпрянул назад.
– Глаза жуткие у нее. А так ничего. Эти чурки любят беленьких, а она просто белоснежная.
Они все одеты в какую-то камуфляжную одежду, на головах намотаны светлые тряпки, и кожа обветренная лоснится от пота, через плечо висят автоматы или, что это за оружие, не знаю, я в нем не разбираюсь.
– Надира сказала – продать за сколько дадут. Она ее из-за давления Асада взяла, для количества. А вообще тощая, какая-то мелкая. Еще и не купит никто. Харэ пялиться на нее. Слюной изошелся, придурок. Вечно тебя на убогих тянет.
Слон продолжал меня рассматривать, а я, едва дыша, старалась не глядеть в его черные глаза с очень расширенными зрачками. От него воняло потом и сигаретами, а еще воняло какой-то дрянью, словно тухлятиной. Не по-настоящему, нет. Это мне казалось, что мразь, способная своих женщин вот так унижать и продавать, как скот, сгнила давно изнутри. И несет от нее, как от костей с тухлым мясом.
– Но что-то есть в ней… интересная сучка. Как нарисованная. Ты присмотрись получше, Паша. Ее б откормить и отмыть. Бляяяя, я б ее вые**л.
– Облезешь! Хобот свой попридержи. Я тогда ее и за сотню не протолкну. Она целка. Надира так сказала. Это ей добавит цены на рынке. Все, веди сучек мыться и переодеваться, а то воняют как падаль.
Женщины озирались по сторонам, смотрели то друг на друга, то на этих ублюдков. Нам всем сняли веревки с рук и, пиная прикладами между лопаток, погнали в какое-то помещение, похожее на полуразвалившийся склад. Я еще не поняла, где мы находимся, но местность была совершенно незнакомой, как и запахи, и природа вокруг. Словно мы где-то абсолютно в другой стране или измерении. Солнце припекало совсем не по-весеннему, а прожигало в темени дыру. И травы на земле нет, только стручки и кустарники полусухие с колючими цветами. Я содрала скотч и сделала глубокий вдох.
Внутри здания были лишь голые стены, кабинки и ржавые раковины. Я вдруг поняла, что это, кажется, заброшенная заправка, а не склад. Сзади через разбитые стекла окон было видно ржавые бочки с надписью «огнеопасно»… на… на нескольких языках. Но не на русском. Английский и арабский я узнала сразу, а еще один язык был похож на иврит.
– Что ты там рассматриваешь, тварь? Мойся давай. Времени нет вообще!
Прикрикнул Паша. Видимо, он главный у них. Я посмотрела на других девушек. Никто не раздевался. Все стояли у раковин и смотрели друг на друга взглядами полумертвых от ужаса животных. Хотя двое из них уже сняли одежду и натирали себя мылом, которое им швырнул главарь, посвистывая и щипая их за ягодицы и за груди. Потом посмотрел на остальных.
– Я сказал, сняли шмотки, сучки! Вы что – оглохли? Раздевайтесь, мойте свои щелки и сиськи, и чтоб от вас мылом пахло, а не воняло, как от шавок. Слон, дай шмотки, пусть переодеваются.
Слон швырнул мешок возле скамейки и снова уставился на меня.
– Я посмотреть хочу. Пусть снимает тряпье.
Мне стало до дикости страшно. Почему-то казалось, что этот жуткий боров со свиными глазами набросится на меня и сожрет.
– Давай, белобрысая. Не то сам раздену.
Я стиснула руками платье у воротника и смотрела в пол, моля бога, чтобы произошло чудо, и этот ублюдок убрался куда-то. Господи, помоги мне, пожалуйста. Я больше никогда не согрешу, не натворю ничего, я домой хочу… к маме хочу, Боженька, помогиии! Мне так страшно!
И в тот же момент в помещение забежал третий конвоир.
– Бляяя, Пашкаааа! У нас проблемы! Слышите? Отряд Кадира из пустыни сюда мчится. Пыль столбом на горизонте. Твари с КПП нас сдали! Просекли, что товар везем Асаду.
– Твою ж мать! Твоюююю ж гребаную маааать! Только этого дерьма нам сейчас и не хватало!
Главаря словно трясти начало, он платок свой с головы сдернул и лысину лоснящуюся протер. Сплюнул на пол.
– Я говорил тебе!
– Да заткнись ты, Слон! Заткнись, я сказал! Будем договариваться с арабским ублюдком… Твою ж мать, как не вовремя!