1000000 евро, или Тысяча вторая ночь 2003 года

Стогов Илья Юрьевич

— Что будешь делать с паспортом?

— Не знаю. Что обычно делают с паспортом? Схожу в паспортный стол. Объясню ситуацию. Пусть меняют.

— Ты не думаешь, что будут проблемы?

— Какие проблемы? Я не торговал героином. Не пытался пересечь китайскую границу. Я всего лишь случайно залил паспорт кофе.

Жена, морщась от дыма, докурила сигарету. Я налил себе еще кофе. Посмотрел на ее голые ноги, торчащие из-под стола. Ноги жены заканчивались маленькими большими пальцами.

— Когда пойдешь в

паспортный стол?

— Не знаю. Ты хочешь, чтобы я пошел сегодня?

— Ты взрослый парень. Решай сам.

Я знал, что она хочет, чтобы я пошел сегодня. Еще я знал, что можно, конечно, не ходить... только в этом случае нужно приготовиться, что я услышу все эти слова за ужином... и завтра с утра... буду слушать их всегда, пока не схожу.

Поэтому я поболтался по квартире, потом натянул куртку, забрал сигареты и пошел в паспортный стол объяснять ситуацию с паспортом.

€€€

Перед окошком паспортистки была очередь. Это было естественно. Еще естественнее было то, что никому не хотелось стоять в этой очереди от начала до конца.

Как обычно, кто-то приволок с собой этнографических старичков и теперь требовал пропустить их вперед. Старички дрожали головами и не понимали, что происходит. Окружающие не желали пропускать кого бы то ни было. Пока не подошла моя очередь, я все надеялся, что дело кончится дракой. Но оно не кончилось ничем.

Прямо передо мной обсуждали последние новости двое тинейджеров:

— Димка напился и шел домой на автопилоте. А у него прямо рядом с парадной на обочине дороги обычно стоит проституция. Знаешь?

— Знаю. Страшная, как моя старость. И у нее вечно грязное лицо.

— Диме-то пофиг. Он пьяный. Он ей говорит: «Пойдем, подруга, есть вопрос для обсуждения».

— А она?

— Она все поняла правильно и говорит: «Деньги — вперед». У Димы не было денег. Была старая финская металлическая монетка в одну марку. Поэтому он разорался: «Деньги — в зад! Что ли ты мне не доверяешь? Я уплачу по результатам, а чтобы у тебя не возникало сомнений, я дам тебе одномарковую монетку».

— А она?

— Она посомневалась, но недолго. На улице было холодно, а тут обещают заплатить. Короче, пошла с ним.

— А он?

— Я к тому и рассказываю. Дима оказался жлоб. Он, когда все кончилось, не только не заплатил, он даже ударил девушку в глаз кулаком и отнял у нее металлическую монетку в одну финскую марку. Представляешь?

— Како-ой жло-об... Уж мы-то с тобой монетку оставили бы. Правда?

Тут подошла очередь тинейджеров, а сразу после них — моя очередь. Окошко паспортистки было зарешечено и располагалось очень неудобно.

Я засунул внутрь свой испорченный паспорт. Он немного напоминал старинную рукопись. Паспортистка его полистала. Она была похожа на Шампольона... вернее, на жену Шампольона, решившую прибраться на столе у мужа.

— Я не понимаю: ваш адрес?

— Моховая 27/29. Там написано.

— Вы считаете, можно разобрать, что здесь написано?

Девушка зацокала клавиатурой. Я всегда удивлялся: как девушки вроде этой умудряются и на клавиатуре что-то выщелкивать, и ногти не сломать?

— Еще раз: какой адрес?

— Моховая 27/29.

— Такого дома нет. По Моховой есть дом 27. И есть 29.

— А дробного нет?

— Нет.

— Понимаете, двадцать семь — это на углу с Пестеля. Дальше идет двадцать девятый. А между ними — мой, дробный, 27/29. Посмотрите хорошенько.

Девушка хорошенько посмотрела на меня, потом посмотрела на монитор и сказала:

— Молодой человек, такого дома в паспортной базе нет. Вспоминайте четче: какой номер?

— Его еще называют «Дом Шлимана». На нем мраморная табличка.

— И что я должна ввести в компьютер? Мраморную табличку?

— Что же мне делать?

— Сходить и как следует рассмотреть номер дома, в котором вы живете.

Я вышел на улицу и поклялся себе, что больше никогда в жизни не поддамся на уговоры жены.

€€€

Утро было тихое, осеннее, прозрачное. Я закурил, постоял и зашагал в сторону Моховой.

Как я и обещал паспортистке, двадцать седьмой дом стоял на углу с Пестеля. Рядом с ним стоял сгнивший ларек «Спортлото» и рос тополь. Дальше по улице имелся и двадцать девятый дом. Красивый, выложенный плиткой, с несколькими балкончиками.

Между ними, как беглый каторжник между конвоирами, втиснулся дом 27/29. Я закурил еще одну сигарету и начал разыскивать табличку с адресом.

Дом, в котором я живу, расположен немного в глубине, а перед ним разбит небольшой садик. Это единственный садик на всей улице Моховой, и поэтому он до уровня ушей забит собачьим дерьмом и пластиковыми стаканчиками.

Цементная горка-слоник. Хобот слоника от времени развалился на несколько серых кусков. Пара деревянных скамеек. Никто и никогда не сидел на сиденьях этих скамеек, все садились исключительно на спинки, а на сиденья ставили грязные ноги.

Вот в таком месте я и живу.

Я обшарил все стены, все закутки. Ничего, кроме старой мраморной таблички, я не нашел. На табличке не было адреса. Там было написано: «Домъ Генриха Шлимана, коммерсанта. Заложенъ 27 марта 1871 года, освященъ 14 февраля 1879 года».

Ниже мраморной имелась покореженная металлическая табличка. Об ее угол местные пьяницы открывали пиво. На ней было написано:

Amos bene?

Para malum!

Homer, Iliada. Cantina XIX.

Может быть, действительно дома с дробью нет, я что-то напутал... но тогда что за номер у дома, в котором я живу? С одной стороны 27, с другой 29. А этот... с садиком?.. блин!