104 страницы про любовь
Шрифт:
– Кот – бархатный живот – это ты. С Новым годом, удачи тебе! Я буду помаливаться за тебя.
Но и на этот раз уйти она не сумела. Он несколько раз встречал ее у своего дома – она тотчас перебегала на другую сторону. Он понимал, что она нарочно так делает, чтобы он пошел за нею. Но ему не хотелось, и он делал вид, что не замечает ее. Тогда она написала ему отчаянное письмо и попросила увидеться.
Было тридцатое декабря. Он уезжал в Крым, где они решили встретить Новый год вместе с красавицей студенткой. Когда она позвонила ему и, задыхаясь, нехорошо спросила, получил ли он ее письмо, он, неприятно мучаясь, попросил ее прийти на вокзал (только не к поезду, а к метро – за час до поезда).
У метро в назначенное время ее не оказалось, и он с облегчением тут же пошел прочь. Тогда она вышла из-за колонны в своем старом кожаном пальто. Она вдруг показалась ему совсем некрасивой, даже какой-то неряшливой.
– Я оказалась твоим рабом… так не хотела, но оказалась. Не дай Бог тебе узнать, что я пережила… ты не выдержишь. Но я надеюсь, что в мире справедливости нет – и все у тебя по-прежнему будет отлично. Потому что я хорошо отношусь к тебе! Я понимаю, ты сейчас хочешь, чтобы я побыстрее ушла… Ты – нормальный и оттого мало что можешь понять… А надо бы, ведь ты писатель. Я желаю тебе… Я желаю тебе… Я… Я…
Она говорила еще что-то ужасное, но все это показалось ему тогда ненатуральным, истерическим, потому что тогда он ее уже не любил.
У поезда он встретил студентку-красавицу и толпу провожающих университетских знакомых. Купили шампанское и сорок минут провели около поезда в празднично падавшем снеге, в шуме и разговорах. Когда поезд тронулся, он стоял у окна и рассеянно смотрел во тьму сквозь падающий снег.
И тогда он увидел ее. Она стояла на самой дальней платформе, у самого края. Стояла, видно, долго, и на голове у нее выросла огромная снежная шапка. Когда поезд проходил мимо, она подняла руку и махнула вслед.
Больше она не звонила и не писала. Встретил он ее только однажды.
В павильон вернулась вся толпа – съемочная группа.
Зажгли юпитеры, и опять осветился этот гигантский тусклый сарай с беспощадно обнаженными стенами, похожий на катакомбы. И совсем немножечко на ад.
И группа в беспощадном свете стала толпою забавных бесов.
Увидел он ее через два года на аэродроме в Сочи. Он сошел с самолета и шагал к зданию аэровокзала, когда увидел ее. Она бежала навстречу по летному полю, размахивая спортивной сумкой. Она совсем не изменилась и снова была (как в тот летний день) радостной девочкой.
– Привет! – она сказала это так, будто они виделись только вчера.
– Как ты живешь? – тупо спросил он.
– Живу. В институт поступила. Ты когда-то очень хотел, чтобы я поступила в институт. Я даже о тебе подумала, когда прочла себя в списке.
Ее окликнул мужчина у трапа самолета.
– Тренер волнуется… я вернулась в спорт.
– Помнишь, тогда ты сказала на вокзале…
– Тогда – сегодня, сказала – мазала. Какое все это имеет значение? Все правильно. За грехи все это было, за никчемность. Жила гадко, для себя. А надо по-другому, милый. Видишь, сбылось: стоим мы с тобой как два старичка и беседуем. А ты, кстати, не изменился – совсем мальчонка в этих джинсах. Они тебе очень идут.
Тренер опять позвал ее.
– Тишина в павильоне!
– Мотор!
– Кадр 333, дубль.
– Я тебя люблю! – крикнула Актриса.
– Стоп!
– Надо идти. Удачи тебе!
– Послушай… – начал он. (Он уже не был тогда с красавицей студенткой.) – Послушай.
– Не надо. Все у тебя будет хорошо! Я ведь помаливаюсь за тебя – всегда. Я побежала. Побежала!
Она взбежала по трапу и, обернувшись, махнула ему рукой. И исчезла в самолете.
– Я все понял – почему не получается! Великолепная моя, это – ошибка! Несравненная, моя, это не надо снимать абстрактно! Будем снимать в его комнате! Осветите его комнату! Это утро! Там солнце!
И юпитеры осветили темную декорацию.
– Свет! Свет на дверь!
Господи, как все было похоже. Это был угол его комнаты, так же стояли стулья, и узкая кушетка у окна, и смешная фигурка на этажерке. И такое же солнце на стене – как в то утро самого длинного дня. Страшно подглядывать из будущего на свою прошлую жизнь.
Режиссер подошел к нему:
– Парень, придумай реплику к эпизоду «Утро понедельника». А то как-то глупо: она уходит от него, машет ему рукой – и все. Это от бедности. Помучайся! Надо что-то очень простое. Подумай, родненький, пока мы тут ставим свет. Напрягись немного, а завтра уедешь, и снова у тебя будет море, а мы останемся тут вкалывать за тебя. Но главное за тобой: почему она погибла?
Почему она погибла?
Она погибла уже тогда, на эскалаторе, когда он увидел ее в первый раз. Как там сказано: «Мы все убиваем тех, кого любим. Кто трус – коварным поцелуем, кто смел – клинком в руках». Но все мы убиваем тех, кого любим. Но Режиссер был прав: ее смерть он придумал в повести. Она попросту исчезла из его жизни. Он написал ей письмо, когда ему стало совсем плохо, но она не ответила. Он очень удивился – он знал, что она не могла ему не ответить.
Он пошел к ней домой. Дверь открыл мужчина. И сказали коротко:
– Такие здесь не проживают. Они уехали в другой город.
Когда он возвращался, все вспоминал человека, отворившего дверь. Как странно был одет этот человек – в белой рубашке, перечеркнутой у горла старомодной черной бабочкой. Как посмотрел на него, будто давно его ждал. Как суетливо, страшно сказал про ее отъезд и как поспешно, будто боясь вопросов, захлопнул перед ним дверь.
– Такие здесь не проживают. Они уехали в другой город.
Наверное, это все ему показалось, но он никак не мог отделаться от ужаса и тоски. И еще он знал: если бы она была – она пришла бы к нему! Она почувствовала бы, что ему плохо, потому что она все всегда знала про него…
И тогда ему все чаще стало представляться шоссе в горах, пылающий день и стайка велосипедисток. И поворот.
Он видел, как она лежала, у парапета, видел луч солнца на ее виске и как кружилось колесо упавшего велосипеда.
Он даже знал, как потом пошел дождь, смывая кровь с шоссе. Он так часто все это видел, что поверил в это.
– Сейчас автор скажет нам реплику! Актриса и группа – все внимаем! Тишина в павильоне!
С тех пор он влюблялся в женщин, которые были на нее похожи (точнее, вначале были на нее похожи), – милая игра в Синюю птицу.