127 часов. Между молотом и наковальней
Шрифт:
Мальчик счастливо взгромождается на мое правое плечо и держится ручками за мои руки, а я страхую его нормальной левой рукой и правым обрубком. Улыбаясь, я скачу по комнате, по дубовому полу, ловлю солнечные пятна. Мальчик радостно хохочет, мы кружимся вместе, и вдруг видение резко исчезает. Я опять вернулся в каньон, эхо радости стихает в мозгу и дает мне подсознательную уверенность в том, что так или иначе я переживу этот плен. Хотя я уже принял и признал, что умру здесь прежде, чем придет помощь, теперь я верю, что буду жить.
Эта вера, этот мальчик — они меняют все.
ГЛАВА 12
Громы и молнии
Недостаточно только получить знания: надо найти им приложение. Недостаточно только желать: надо делать.
Иоганн Вольфганг фон Гёте
К девяти утра среды 30 апреля сутки, данные мне Брионом Афтером, истекли. И вот он медленно бродил по торговому залу «Ют маунтинир», ломая голову: «Где же, черт возьми, его носит?» Брион мотал круги между стеллажами с лыжной одеждой, снегоступами и товарами для туризма, все больше волнуясь. Моя смена начиналась в девять часов, и второй день кряду я не показывался и не звонил. В четверть десятого Брион посмотрел на часы, решил, что ждет уже достаточно долго, и поднялся в офис. Сначала он позвонил в дом на Спрюс-стрит, но там никто не ответил. Брион уже решил, как поступит дальше, но тут из Боулдера позвонила Леона:
— Он пришел?
Прямота Леоны едва маскировала ее страх. Девушка пыталась держать себя в руках, но ее голос дрожал. Мое исчезновение сильно измотало ей нервы в ее первую ночь на Передовом хребте.
— Нет, его здесь нет. А его смена двадцать минут как началась, в девять. — Голос Бриона звучал натянуто. — Он всегда пунктуален, я уверен, с ним что-то случилось.
Леона тоже была уверена, что что-то не так:
— Ну все, хватит. Пора подключать его родителей.
— Я как раз только что подумал об этом же. А вдруг он звонил им и рассказал о своих планах. Наберешь их, а? Мне пока нужно тут подготовиться — через полчаса открываем.
Вряд ли Брион, прося Леону сделать этот звонок, руководствовался одним лишь чувством долга перед «Ют» — ни он, ни Леона не хотели быть тем, кому придется сказать моим родителям, что их сын пропал и, скорее всего, угодил в беду. Леона нашла способ выкрутиться.
— У меня нет их номера. А у тебя есть.
— У меня? Откуда?
— В анкете, которую он заполнял при устройстве в «Ют». Наверняка там указан телефон родителей — для экстренной связи. У тебя есть его папка?
— Действительно… Да, секунду… она в ящике… вот.
Брион вытащил из картотеки мою папку с документами о найме и раскрыл со щелчком. Как Леона и предполагала, на самом верху тонкой стопки документов была анкета, которую я заполнял для приема на работу, с именами и телефонами моих родителей.
В полдесятого утра Брион позвонил им в Денвер на домашний номер. Отец уже четвертый день был в Нью-Йорке с экскурсионной группой. Мама только что пришла с почты и сидела в кабинете наверху — раньше это была моя спальня, а когда я уехал учиться в колледж, родители переделали ее под мамин офис; оттуда мама вела свой консалтинговый бизнес.
— Алло, это Донна, — приветливо отозвалась она, сняв трубку.
— Здравствуйте, Донна. Это Брион Афтер, из «Ют маунтинир». Аспенский начальник Арона.
— О! Доброе утро, мистер Афтер. Как поживаете? — Мама познакомилась с Брионом, когда неделей раньше ездила ко мне в Аспен.
— Спасибо, хорошо, — ответил Брион.
Зная, что должен обрушить на мою маму страшный удар, он поколебался, а затем выпалил:
— Я хотел спросить, не знаете ли вы, где Арон. — И после паузы продолжил: — Он уже второй день не выходит на работу и не звонил, никто не видел его уже почти неделю.
Как громом пораженная, мама опустилась в крутящееся кресло. Вот и наступил тот ужасный день, который, она надеялась, никогда не настанет.
По молчанию в телефонной трубке Брион понял, что мама ничего не знает обо мне, и с замиранием сердца ждал ее реакции — разрыдается она, закатит истерику или взорвется. Ему полегчало, когда она твердо сказала:
— Вы понимаете, что это значит?
— Мы думаем, что-то случилось, — ответил Брион.
— Да. То, чем он занимается, очень опасно, и он много ходит один. Он бы не пропустил работу, не позвонив. Случилось что-то ужасное. Надо выяснить, где он. Что вы уже сделали? Вы говорили с его соседями?
Брион впечатлился реакцией моей мамы и тотчас же почувствовал, как его отпускает психологический пресс. Он быстро пересказал ей, что по состоянию на сейчас известно и откуда.
Мама удивилась, что я не рассказал соседям о своих планах. Еще во время первых моих зимних вылазок она приучила меня всегда оставлять записку с планом похода — или на моем столе в «Интеле», или кому-нибудь из друзей. Мол, хоть кто-то, но должен знать, где я. Сперва-то я оставлял записки на приборной панели в салоне моего пикапа. Но, когда стал заезжать во все более и более дикие места, я осознал, что нужна система получше. Могли пройти недели, если не месяцы, прежде чем кто-нибудь набредет на мою машину, стоящую в начале того или иного маршрута. Так что я последовал маминому совету и взял за привычку говорить хотя бы одному человеку о своих планах. В зимний сезон 2000/01 года я звонил маме до и после каждого восхождения на четырнадцатитысячник, но от подробностей моих приключений у нее волосы вставали дыбом, так что пришлось вернуться к прежней схеме, с записками.
Стараясь не думать о том, что могло со мной случиться, мама сосредоточилась на своих ближайших действиях.
— Вы уже говорили с полицией? — спросила она Бриона.
— Нет еще. Сразу потом и собирался.
Моя мама знала очень мало о том, как организуют розыск без вести пропавших. Она понятия не имела, что именно полиции нужно, чтобы начать поиски, но четко осознавала, что промедление смерти подобно.
— Заявление в полицию нужно подавать по месту жительства, то есть в Аспене, — сказала мама не столько Бриону, сколько размышляя вслух. — Я не очень понимаю, что там и как и нужно ли обращаться к окружному шерифу, но они сами знают, что делать дальше. Вы сходите и подадите заявление?
Брион согласился.
— Я позвоню им прямо сейчас, а потом перезвоню вам.
— Спасибо, Брион. Я должна идти.
Мамин мир обрушился, она тут же позвонила своей давней подруге Мишель Киль, которая собиралась приехать утром попозже, поговорить насчет учреждения местного клуба садоводов, и попросила ее приехать тут же, не медля.
— Арон пропал, — сказала она, запинаясь.
Мишель примчалась быстрее ветра и обнаружила мою маму на кухне, та сидела на табурете и, всхлипывая, раскачивалась взад и вперед, убитая горем. Несколько минут они, обнявшись, рыдали вместе. Наконец мама собралась с мыслями и стала перебирать варианты, кто же мог что-то знать о моих планах.