13 1/2 жизней капитана по имени Синий Медведь

У меня, как и у любого другого синего медведя, всего двадцать семь жизней. Тринадцать с половиной из них я решил описать в этой книге, об остальных же предпочитаю умолчать. Каждый медведь должен иметь свои секреты, темные пятна так сказать, это делает его фигуру куда более таинственной и значительной.

Меня часто спрашивают: как оно было раньше? Как было раньше? Раньше всего было больше. Да, были острова, удивительные страны и целые континенты, которые теперь навсегда исчезли под толщей

вод Великого океана. Ведь море постоянно наступает на сушу, медленно, но настойчиво, так что в один прекрасный день вся наша планета покроется водой, — вот почему мой дом стоит на высокой скале и представляет собой все еще пригодный для плавания корабль. Именно об этих островах и странах я хочу рассказать, о замечательных существах и чудесах, навсегда ушедших вместе с ними.

Я бы солгал (а всем известно, что склонность ко лжи отнюдь не является отличительной чертой моей натуры), заявив, что в первых моих тринадцати с половиной жизнях не было ничего примечательного. Судите сами: карликовые пираты, химериады, паук-ведун, волны-болтушки, пещерный тролль, темногорский червь, бергина, громила без головы, голова без громилы, чудичи, плененная Фата Моргана, йети-лунатики, Вечный торнадо, демоны-рикши, злые вампиры, принц из другого измерения, профессор с семью мозгами, Сладкая пустыня, свинские варвары, коротышка с навыками ближнего боя, думающий песок, гигантский корабль, адская душегубка, остров-плотожор, злобные пустынники, драконы, драматические дуэли лжецов, пространственные дыры, люди-невидимки, натифтофы, монолитоподобные песчаные бури, венецианские человечки, симпатичные мидгардские змеи, отвратительные крысохвостые, долина никчемных идей, длинноногие берты, ржавые горы, собакоподобные летучие мыши, унки и зельцы, носопыры, фатомы, Жерлоток, серодород, смертельные опасности, вечная любовь, спасения в последнюю секунду… Но не буду забегать вперед!

Вспоминая о тех временах, я испытываю чувство безграничной тоски, только колесики часов жизни все равно не заставишь вертеться назад. От этого немного грустно, но что поделаешь.

Вот и теперь, как положено, на смену осени пришла зима. Солнце, холодное как луна, опускается в свинцовые воды ледяного океана, а в воздухе пахнет снегом. Правда, в нем пахнет еще кое-чем — далеким костром с легкой примесью аромата корицы, именно так пахнут приключения! Раньше я всегда устремлялся на этот запах, но сегодня у меня есть дела поважнее — будущие поколения должны увидеть мои мемуары. Духи холода уже просочились под дверью в каюту и безжалостно хватают за пальцы, невидимые снежные ведьмы рисуют ледяные узоры на окнах. Не самое лучшее время года, зато отличный повод вскипятить побольше какао, добавить в него капельку рома, набить тринадцать с половиной курительных трубок, приготовить тринадцать с половиной плиток марципана, отточить тринадцать с половиной карандашей и начать излагать на бумаге свои тринадцать с половиной жизней. Боюсь только, занятие это, требующее отваги и немалых душевных и физических сил, в результате выльется в мероприятие эпического масштаба. Ведь, как я уже говорил, раньше всего было больше — и приключений тоже.

Необычное появление на свет. Любая жизнь начинается с рождения. Любая — только не моя. Во всяком случае, я не помню, как появился на свет. Возможно — чисто теоретически — я вышел в мир из пены морской или вырос в ракушке, подобно жемчужине. Или, может быть, свалился с неба во время сильного звездопада.

< image l:href="#" />

Доподлинно известно только одно — в один прекрасный день я вдруг очутился посреди океана. Вокруг плескались огромные волны, а я, абсолютно голый, один-одинешенек плыл среди них в скорлупке от грецкого ореха. Ведь сначала я был очень маленький.

Помню еще, был какой-то звук. Очень большой звук. Когда ты маленький, все вокруг кажется невероятно большим. Правда, теперь-то я точно знаю, что это действительно был самый большой на свете звук.

Жерлоток. А шел он из пасти кошмарного, гигантского, опаснейшего водоворота, разверзшегося на том месте, где встречаются семь океанов. Тогда я еще не знал, что название этой адской воронки — Жерлоток. Вот к нему-то, покачиваясь на волнах, и приближалась моя скорлупка. Но тогда мне просто слышался нарастающий рокот воды, вот и все. В тот момент я, вероятно, думал (если предположить, будто я уже умел думать), что нет ничего естественнее, чем плыть нагишом посреди океана в ореховой скорлупе навстречу оглушительному реву воды.

Звук между тем становился все громче. Скорлупка раскачивалась все сильнее, а я, само собой, и не подозревал, что волны неумолимо влекут меня к центру жадной пасти водоворота. Моя утлая лодчонка, возможно самая крохотная во всем Мировом океане, с каждым витком огромной, длиной во многие километры, спирали неминуемо приближалась к краю бурлящей бездны.

Нужно ли объяснять, в какую безнадежную ситуацию я попал? Ведь любой моряк, у которого сохранилась хоть капля здравого смысла, старается обходить Жерлоток за многие мили стороной. И если бы даже сыскалась какая-то добрая душа, захотевшая мне помочь, ее, несомненно, постигла бы та же самая участь, что и меня. Водный вихрь увлек бы ее на дно океана, поскольку нет в мире такого корабля, который мог бы противостоять дикой силе разверзшейся пучины.

А скорлупка моя начала уже потихоньку вращаться вокруг своей оси и так, пританцовывая, легкомысленно скользила по волнам навстречу своей гибели, в клокочущую страшную пасть. Я же тем временем любовался пляшущими звездами на ясном ночном небе, наслаждался диким завыванием Жерлотока и не подозревал ничего дурного.

Именно в этот момент мне впервые довелось услышать леденящее душу пение карликовых пиратов.

Карликовые пираты. Карликовые пираты испокон веков бесчинствовали на морских просторах Замонии. Только об этом никто не догадывался, поскольку крошки были такие маленькие, что их невозможно было разглядеть невооруженным глазом. А между тем для них не существовало ни слишком больших волн, ни слишком сильного ветра, ни водоворота, которому они побоялись бы бросить вызов. Самые смелые из всех моряков, они ежечасно и ежесекундно искали повод сразиться с разбушевавшейся стихией, чтобы в очередной раз доказать непревзойденность своего навигационного искусства. Им одним было под силу противостоять Жерлотоку, ведь на всем белом свете не найдется, пожалуй, моряков отчаяннее и искуснее, чем они.

Именно благодаря своей отчаянной храбрости и бесшабашному упрямству малыши заплыли почти в самый центр бурлящей воронки, лихо горланя свои пиратские песни. Впередсмотрящий на сигнальной мачте, оглядывая морское пространство вокруг корабля в поисках подходящего туннеля внутри загнутого гребня волны или попутного течения, заметил в свою крошечную подзорную трубу мою скорлупку. Еще немного, и она исчезла бы в жадной пасти водоворота.

Это было настоящей удачей, что меня обнаружили именно карликовые пираты, ведь любой другой мореплаватель обычных размеров вряд ли обратил бы внимание на такую мелочь, как я. Они затащили меня на борт, замотали в промасленные снасти и крепко-накрепко привязали канатом к самой толстой мачте, что показалось мне тогда довольно странным, но в результате спасло жизнь. Сами малыши, как ни в чем не бывало, продолжали отважно бороться со стихией. Они, словно, белки сновали туда-сюда по высоким мачтам, поднимая одни паруса и спуская другие, с такой удивительной скоростью, что у меня голова закружилась, пока я на них смотрел. Они все как один сломя голову бросались на бак, когда корабль кренило на корму, чтобы выровнять его своим весом, а потом снова мчались обратно к рубке или вихрем неслись и свешивались на правый борт, чтобы уже через минуту устремиться на левый. Они откачивали воду, выскакивали с полными ведрами из трюмов, снова ныряли в люки или карабкались по длинным веревочным лестницам. Они находились в постоянном движении, крутили штурвальное колесо, громко выкрикивали команды, дружно висли на парусе, чтобы он поскорее раскрылся, сматывали и разматывали канаты и ни на секунду не прекращали распевать свои пиратские песни. Помнится, один из них успевал даже между делом драить палубу.

Корабль врезался носом в гигантские валы, сильно кренился то на один борт, то на другой, снова выравнивался. Временами он полностью погружался под воду, но не тонул. Тогда я впервые отведал морской воды, и должен признаться, она пришлась мне по вкусу. Мы скользили по бурлящим туннелям внутри огромных волн, выныривали на гребень и скатывались вниз, взлетали чуть не к самому небу и погружались глубоко под воду. Океан безжалостно швырял пиратский корабль из стороны в сторону, хлестал его по бортам порывами ураганного ветра, плевался в него холодной соленой водой, но пираты и не думали отступать. Они выкрикивали ругательства, злобно плевались в ответ и еще грозили морю абордажными крюками. Они улавливали любое, самое незначительное движение волны, самое слабое дуновение ветерка, предвосхищая реакцию судна и зная наперед, что будут делать в следующий момент. У них не было капитана, перед лицом рассвирепевшей стихии все они были равны. Совместными усилиями им все же удалось одержать верх над мощью Жерлотока. Я сам видел это собственными глазами, стоя привязанный к своей мачте.