14 недель
Шрифт:
— Или, эй, я могу приготовить что-нибудь…
Я даже не успела дойти до плиты.
Его рука вырвалась, схватила мою руку и повернула меня обратно к нему.
— Экскурсия будет, — сказал он, все в нем, казалось, пыталось сохранить его стоическую попытку быть «хорошим парнем». — Кухня, гостиная, кабинет…, — говорил он, пока мы проходили мимо каждого помещения.
— Вау, тебе кто-нибудь говорил, что тебе стоит подумать о карьере гида в Ватикане? Воистину, это было так…
Остаток моего предложения оборвался, потому что я вдруг оказалась прижатой к стене в коридоре, его огромные
Это было совсем не похоже на последний поцелуй, когда он позволил мне вести его, когда он отвечал на мой темп и давление.
Нет.
Это было чистое, неограниченное, первобытное мужское доминирование.
И какой бы сильной я ни была, я была доведена им до исступления.
Мои руки инстинктивно пытались вырваться из захвата, желая обхватить его, провести ладонями по линиям его тела.
Его зубы зацепили мою нижнюю губу, грубо прикусив, заставив громкий стон вырваться откуда-то из глубины моей груди, давая ему возможность захватить мой язык своим.
Его руки переместились: одна стала держать оба моих запястья у стены, другая двинулась вниз. Пальцы скользили по чувствительной, редко трогаемой нижней части моей руки, по боковой поверхности груди, по впадине талии, по выпуклости бедра. Его прикосновения были неожиданно нежными, и это различие посылало по моему телу волны желания, настолько сильного, что оно было болезненным. Его рука дотянулась до моего колена и схватила его, притянув к своему бедру, позволяя мне открыться ему, когда он прижался ко мне.
Даже через брюки его член был твердым, массивным, предлагающим удовлетворение, но ни в коем случае не дающим его, когда он сильно толкнулся в меня один раз, заставив мое дыхание перехватить, когда потоки влаги попали на мои трусики.
Он толкнулся снова, и мой придушенный стон, казалось, что-то сделал с ним, казалось, вывел его из того первобытного транса, в котором он находился.
Потому что он опустил мою ногу. Он освободил мои запястья. И отодвинулся назад так, что ни один дюйм наших тел больше не соприкасался.
Я открыла глаза, все мое тело гудело от желания и смятения. Он смотрел на меня, в его глазах горел жар, но он, казалось, отталкивал его.
Он немного неловко прочистил горло.
— Ну, это заставило тебя замолчать.
Я знала, что это было прикрытие. Я знала, что так он пытается разрядить обстановку, пытается увести нас от ситуации, которую он не хотел разыгрывать.
Но никто никогда не скажет, что я легко сдавалась. Это было не в моем стиле.
Я оттолкнулась от стены, не обращая внимания на дрожь в ногах и болезненную потребность внизу живота. Я положила руку на центр его живота и медленно провела кончиком пальца вниз.
— Я могу придумать, что еще можно сделать с моим ртом.
— Черт возьми, женщина, — пробормотал он, на секунду подняв голову, чтобы рассмотреть потолок.
Он втянул воздух так глубоко, что это, должно быть, было больно, и я поняла, что он выиграл битву со
— Хорошо, итак, сколько у тебя здесь спален?
— Четыре.
— Четыре? — спросила я, остановившись, когда мы начали идти по коридору. — У тебя большая компания?
— Есть планы на заселение, — поправил он, пожимая плечами и открывая первую дверь в комнату для гостей. Она была почти без декора — только покрашенные стены в приглушенный синий цвет и занавески на окнах. Вторая комната была такой же, только с желтой краской.
— Значит, для детей, — размышляла я, пока он вел меня в третью комнату, которая на самом деле была обустроена как комната для гостей с полноразмерной кроватью, тумбочками и белыми стенами.
— Ты хочешь детей, Кенз?
Я научилась ненавидеть этот вопрос. Не потому, что не хотела, а потому, что не собиралась строить свою жизнь вокруг того, что может случиться, а может и не случиться. Я была уже не совсем молода, и в моей жизни давно не было серьезного мужчины. Я сосредоточилась на своей карьере. Если подходящий мужчина появится в ближайшие пару лет, до того, как я переступлю стадию «определенно слишком стара», мне нравилась идея о ребенке или двух.
Поэтому я ненавидела этот вопрос из-за того, что следовало, когда я объясняла это кому-то — шокированные взгляды, комментарии о моих часах, советы о том, что чем дольше я жду, тем более «высокий риск», тем меньше мужчины хотят меня. И так далее. Как будто мой жизненный выбор — это чье-то дело, кроме меня.
— Если будет подходящий мужчина и время, — сказала я, кивнув, когда он показал мне ванную в холле, всего половину обновленную, красивую, но обычную.
— Это хороший ответ, — сказал он мне, останавливаясь перед последней из спален, той, которая, как я знала, будет его. Он не сделал никакого движения, чтобы открыть ее, вероятно, зная, что если он это сделает, то пути назад не будет, все еще пытаясь быть «хорошим парнем».
И, обнаружив, что у меня нехарактерно нет слов, я потянулась к двери и позволила себе войти.
Его комната отличалась той же тщательностью, что и основная часть дома: теплые коричневые стены с кремовыми акцентами. В комнате доминировала кровать, которая была больше всех, которые я когда-либо видела, настолько большая, что я была уверена, что она была специально изготовлена, потому что даже кровать «Калифорния Кинг» была меньше. Это была платформа из дерева глубоких пород, простая, обтекаемая, как, похоже, и было в его стиле. Она также сочеталась с тумбочками и комодом, на котором, что удивительно, не было телевизора, только зеркало, которое подходило к комплекту.
— Без телевизора? — спросила я, обернувшись, и увидела, что он прислонился к дверному проему, не желая входить. Потому что он знал, что если он шагнет, то что-то произойдет.
Я поняла, что мне это нравится. Мне нравилось, что я имею над ним такой контроль.
— Кровати нужны только для двух вещей, ни одна из которых не связана с телевизором.
Я слегка сжала губы.
— Спать — это одно из этих занятий, я полагаю. Другая… — я замялась, зная, что это был вызов, и зная, что он его примет.