1612. Минин и Пожарский
Шрифт:
«У тебя, пан полковник, храброе войско, но оно невелико, – молвил Мстиславский. – У нас ратных людей и того меньше. Сидим мы в Кремле и Китай-городе как на бочке с порохом. В Москве готовится восстание, это доподлинно известно. Нельзя нам сейчас дразнить московлян, пан полковник. Коль вся Москва поднимется против нас, то придется нам петь заупокойную молитву!»
О том же говорили Гонсевскому прочие думские бояре, согласные с мнением Мстиславского. Они настаивали на том, чтобы Гонсевский затребовал и поскорее военную подмогу у короля Сигизмунда.
«Ладно бы, токмо московские посады грозили нам восстанием, – промолвил Иван Салтыков, – но есть и беда пострашнее, пан полковник. Во многих городах идет сбор земского ополчения, которое
Гонсевский сказал боярам, что войско Сигизмунда связано осадой Смоленска, поэтому в ближайшие месяц-два никакой военной помощи от короля не будет.
«Если в Москве зреет восстание, значит, нам следует действовать на упреждение, – заявил Гонсевский. – Нужно втащить на стены Кремля и Китай-города все имеющиеся у нас пушки. Нужно вооружить всех преданных нам людей и загодя запастись провиантом на случай долгой осады. Закончив все приготовления, мы ударим первыми и захватим Белый город!»
Александр Гонсевский был опытным и смелым военачальником. Он был полон решимости взять под контроль своих войск Белый и Земляной город, где проживала большая часть населения Москвы. Деревянная стена Земляного города являлась передовой и самой протяженной линией обороны столицы. Белый город получил свое название от белокаменной крепостной стены, которая окружала его, являясь второй оборонительной линией столицы. В центре Москвы были расположены две цитадели, примыкавшие одна к другой, обнесенные мощными стенами и башнями, – Кремль и Китай-город.
На вершине кремлевского холма располагались дворцовые постройки, храмы, колокольни, патриарший дом, два монастыря, подворье Кирилло-Белозерской обители, арсенал, терема самых знатных бояр. Китай-город, раскинувшийся к юго-востоку от Кремля, был заселен в основном торговцами, дворянами и приказными людьми; боярских дворов здесь было мало. Тут была расположена Красная площадь, главное торжище столицы, неподалеку от которой возвышался двенадцатиглавый Покровский собор.
Установив на стенах Кремля и Китай-города множество пушек, поляки и наемники Гонсевского обошли все оружейные и селитряные лавки в торговых рядах, повсюду изымая все запасы пороха. Попутно гусары и рейтары Гонсевского отнимали у торговцев зерно, муку, соль, вино, мороженое мясо и рыбу. Если до этого поляки и наемники худо-бедно, но оплачивали деньгами и ценными вещицами свои покупки на базаре, то на этот раз никто из них не собирался раскошеливаться.
«Зачем платить? – говорили своим подчиненным польские ротмистры. – Сегодня пан Гонсевский разрешает нам брать все даром. Это будет возмездием для русских за их непокорность и за убийство ротмистра Ковальского. Всякого недовольного москаля можете «утихомирить» пулей или саблей!»
Недаром говорят, что из маленькой искры может разгореться гигантский пожар.
Бесчинства поляков на торжище, когда они занимались откровенным грабежом, изрубив саблями тех купцов, кто попытался возмутиться, привели к тому, что в Китай-городе началось стихийное восстание москвичей. По всему торжищу кипели потасовки. Поляки и наемники изо всех сил отбивались от вооруженного чем попало торгового и посадского люда. Вскоре загремели выстрелы пищалей и пистолей с обеих сторон.
Польские часовые на Кремлевской стене дали знать Гонсевскому о случившемся. Тот находился на богослужении в храме вместе с боярами. Не дослушав обедни, Гонсевский вскочил на коня, галопом вылетел из Фроловских ворот на торговую площадь и попытался прекратить побоище. Но кровавый хаос на торжище не прекратился, Гонсевского никто не слушал. Москвичи повсюду теснили и избивали поляков, отнимая у них оружие. Польский отряд, рассыпавшийся по торговым рядам, оказался в отчаянном положении. Желая спасти своих людей от поголовного истребления, Гонсевский вывел из Кремля на площадь все свое войско.
Меньше чем за час полки Гонсевского рассеяли скопище москвичей, усеяв Красную площадь и прилегающие к ней улицы сотнями убитых горожан. В свирепом азарте воины Гонсевского рубили не только мужчин, но и женщин с детьми.
Бояре, прибежавшие на площадь, в ужасе схватились за голову при виде множества трупов. Федор Мстиславский умолял Гонсевского немедленно положить конец этой бойне. По свидетельству польского очевидца, полковник Гонсевский горделиво заявил ему, что начатое дело нужно доводить до конца. Польские командиры получили от Гонсевского приказ занять Белый город.
Подавленные и удрученные, бояре удалились в Кремль. То, чего они так сильно страшились, все-таки случилось. Гонсевский сам разбудил дремавшее лихо.
По всему Замоскворечью и Белому городу москвичи воздвигали завалы из бревен, бочек, столов и стульев; где-то улицы и переулки перегораживались перевернутыми повозками и санями. Конница и пехота Гонсевского не имели возможности продвигаться вперед, натыкаясь на эти баррикады. Из-за изгородей, из окон и с крыш домов в гусаров и рейтаров летели камни и пули. В Кулишках, на Лубянке и на Мясницкой улице восставшие москвичи и примкнувшие к ним стрельцы установили пушки на баррикадах, ведя огонь прямой наводкой по наступающим полякам. Там, где полякам удавалось взять штурмом некоторые из завалов, это приводило к огромным потерям с их стороны. Развить успех воины Гонсевского никак не могли, поскольку все новые баррикады возникали у них на пути, в возведении которых участвовали все горожане от мала до велика. В конце концов Гонсевский был вынужден дать сигнал к отступлению. Польское войско укрылось за стенами Кремля и Китай-города. Когда немецкие и французские наемники вернулись после побоища в Кремль, то вид у них был страшен, ибо они с ног до головы были забрызганы кровью москвичей, истребленных на торгу.
Кровавая бойня в Китай-городе разделила московскую знать на два лагеря. Многие бояре и дворяне, потрясенные жестокостью поляков, поспешили примкнуть к восставшим москвичам. Те из бояр и дворян, которые по-прежнему желали видеть на русском троне сына Сигизмунда, стали деятельно помогать Гонсевскому, страшась восставшей черни.
Глава шестая Думный дворянин Сукин
День, когда случилось побоище в Китай-городе, принес большие неприятности и Матрене Обадьиной. После полудня в дворцовые палаты ворвалась польская стража. Поляки схватили испуганную Матрену и, не дав ей толком одеться, уволокли ее в мрачный застенок, расположенный в Константино-Еленинской башне Кремля. Эту башню москвичи еще называли Пыточной. Здесь обычно проводились дознания заключенных с применением истязаний. Умерших во время пыток узников палачи выволакивали через специальный боковой выход на берег Москвы-реки и оставляли без погребения. Заботы о похоронах ложились на плечи родственников, которые приходили и забирали изувеченные тела своих близких. Если за какими-то телами замученных никто не приходил, то их просто поедали бездомные собаки или прислуга палачей сбрасывала смердящие трупные останки в реку.
Кто бы ни сидел на троне в Московском государстве, работы у заплечных дел мастеров в узилище Пыточной башни всегда хватало. Даже в это Смутное время, когда сильной власти не было ни в столице, ни на Руси, кремлевская тюрьма была переполнена узниками. Сюда бросали в первую очередь тех, кто открыто или тайно готовил мятеж против Семибоярщины, кто калечил и убивал польских жолнеров, выходивших в город за покупками, кто закупал и прятал оружие, несмотря на запрет Гонсевского.
В застенок бросали не только мужчин, но и женщин, если они оказывались причастными к нападениям на поляков или доводились родственницами особо опасных заговорщиков.