1612. Минин и Пожарский
Шрифт:
На другой день Ходкевич перенес свой лагерь к Донскому монастырю и стал готовиться к тому, чтобы нанести удар по Замоскворечью.
Разгадав намерение Ходкевича, князь Пожарский перестроил оборонительную линию своих полков с таким расчетом, чтобы оказаться бок о бок с воинством Трубецкого, закрепившегося возле Яузских ворот.
Свои главные силы Пожарский по-прежнему держал в укрепленном земляном остроге на Остоженке. Князь Лопата-Пожарский и воевода Туренин перешли со своими полками в Замоскворечье. Рядом с ними расположились казаки
Новый натиск польского войска начался 24 августа на рассвете. На поле возле Донского монастыря опять разыгралось конное сражение, успех в котором вновь сопутствовал польским гусарам. Наступая по всему фронту, отряды Ходкевича взяли штурмом Серпуховские ворота и Климентовский острог на Большой Ордынке. Полки Пожарского в беспорядке отступили на левый берег Москвы-реки. Казаки Просовецкого рассеялись по всему Замоскворечью. Воинство Трубецкого на левом фланге, не выдержав вражеского удара, откатилось к Большим Лужникам.
Считая, что победа уже у него в руках, Ходкевич двинул огромный обоз с провиантом и снаряжением через Серпуховские ворота и дальше по Большой Ордынке к наплавному мосту через Москву-реку. За мостом находились Речные ворота Китай-города. С высоких стен Кремля и Китай-города, что выходили на реку, воины польского гарнизона с бурной радостью взирали на польские королевские стяги, водруженные на Серпуховских воротах и на колокольне церкви Святого Климента.
* * *
…Полковые воеводы собрались в боковом приделе белокаменной Ильинской церкви, все были растеряны и подавлены. Если позавчера им еще удалось на равных биться с Ходкевичем, то сегодня враг просто потряс их всех своим неудержимым натиском.
Пожарский сидел на стуле с усталым и хмурым лицом. Подле него суетился Тимоха Сальков, бинтовавший разорванным на ленты льняным рушником раненую правую руку князя.
– Кабы не река, то ляхи гнали бы нас до самого Чертолья! – ворчал владимирский воевода Артемий Измайлов. – Хорошо, наш большой полк сумел выстоять возле Крымского брода, не допустив ляхов к переправе.
Артемий Измайлов бросил благодарный взгляд на Пожарского, под началом которого большой полк больше часа выстоял в сече против войск Ходкевича, которые так и не смогли пробиться к броду.
Скрипнула входная дверь, в просторное помещение с высоким потолком и побеленными стенами стремительно вошел Кузьма Минин в панцире и шлеме, с саблей при бедре.
– А меня почто на совет не позвали, воеводы? – с шутливым недоумением в голосе спросил он. – Али полагаете, что я токмо в хозяйственных и денежных делах смыслю?
– Проходи, Кузьма, – сказал Пожарский. – Присаживайся.
Закончив перевязку, Тимоха Сальков отошел от князя к глубокой оконной нише.
– Почто выстрелов за рекой более не слыхать, а? –
Ему ответил князь Лопата-Пожарский:
– Посекли нашу рать полки Ходкевича в центре и на флангах. Нас-то река спасла от полного разгрома, а ополчение Трубецкого, похоже, ляхи разбили в пух и прах! Казаки Просовецкого тоже рассеяны. В Замоскворечье теперь ляхи хозяйничают. Дело кончено, Кузьма. – Дмитрий Лопата тяжело вздохнул.
– Как же так, воеводы? – Минин оглядел всех присутствующих. – Неужто и сделать ничего нельзя?
– От Трубецкого и Просовецкого нет никаких известий, – заговорил Пожарский, объясняя Минину сложившуюся обстановку. – Наши полки готовы вновь вступить в сечу, но нам одним Ходкевича не одолеть, ибо у него тактическое преимущество. Нашей рати теперь придется наступать, переправляясь через реку. Вот если бы Трубецкой ударил Ходкевичу во фланг…
Пожарский умолк и, вытянув шею, прислушался. Замерли и все воеводы, сидящие вокруг. Из Замоскворечья с другого берега Москвы-реки явственно доносилась частая пальба из пищалей и самопалов.
– А вот и Трубецкой объявился! – радостно воскликнул воевода Дмитриев.
– Может, это Просовецкий и его казаки из окружения пробиваются? – пробормотал Артемий Измайлов, переглянувшись с Турениным.
– Это надо выяснить, и поживее! – сказал Пожарский. Он жестом подозвал к себе Салькова. – Бери коня, дуй на ту сторону реки и разведай, что там и как! Ужом ползай и птицей летай, но разнюхай все доподлинно. Уразумел?
– Уразумел, князь! – кивнул Сальков.
Он стремительно бросился к двери, на ходу надевая шапку.
– И чтоб обратно живым вернулся! – крикнул ему вслед Пожарский.
Солнце уже клонилось к закату, когда Тимоха Сальков наконец вернулся назад. Он отсутствовал около двух часов. Все это время стрельба в Замоскворечье не прекращалась, порой треск ружейных выстрелов сливался в сплошной гул.
Сальков оповестил Пожарского и все его окружение, что на Большой Ордынке идет бой. Казаки Просовецкого выбили поляков из Климентовского острога и рассекли втянувшийся на Ордынку польский обоз в нескольких местах. На помощь Просовецкому отряд за отрядом прибывают казаки из войска Трубецкого, ими уже захвачены Пятницкая улица и Зацепский вал.
– Не иначе, сам Господь пришел к нам на выручку! – взволнованно воскликнул Пожарский, радостно потрепав Салькова по плечу. – Молодец, Тимоха!
– Теперь и нам можно на ляхов ударить, брат! – нетерпеливо проговорил князь Лопата-Пожарский. – Мой полк готов выступить немедля!
– Не токмо можно, но и должно, – сказал Пожарский, в голосе и лице которого появилась прежняя уверенность. – Мы еще покажем Ходкевичу, где раки зимуют!
Видя, что все воеводы и с ними князь Пожарский собираются сей же час выступить против поляков, а про него как будто забыли, Кузьма Минин протолкался к Пожарскому.