1612. Рождение Великой России
Шрифт:
Годунов подчинил себе младшую ветвь рода Шуйских и устранил с пути иных знатнейших бояр. После кончины Фёдора Ивановича в начале 1588 г. он обманом занял московский престол. Михаилу Скопину-Шуйскому было тогда 12 лет. Как будто в насмешку над русскими традициями, воцарение Бориса Федоровича было оформлено как его «всенародное и единогласное избрание» на царство Земским собором.
Михаил, как и другие аристократы, знал, что никакого Земского собора не было. «Соборное постановление» было документально оформлено после того, как Годунов захватил трон. Людей, которые задним числом были назначены участниками лжесобора, затем на протяжении трёх лет по одному заставляли подписывать этот поддельный документ.
К счастью для нравственности мальчика, мама держала его вдалеке от Государева двора. После смерти мужа Елена Петровна управляла делами от имени сына. Кроме Михаила у неё был второй сын, Симеон, но он умер во младенчестве. По закону была «матёрой вдовой», до совершеннолетия сына имевшей все юридические права почившего мужа. Михаил, как водится, был с первых лет жизни приписан к Государеву двору в самом младшем для знати чине жильца. Но лично являться ко двору беззаконного царя мама княжичу не позволила.
По традиции, юный наследник рода Скопиных-Шуйских должен был получить чин стольника и служить царевичу, Борису Фёдоровичу Годунову. Тот был всего на три года младше Михаила. Вырастая вместе с царевичем, стольники становились его друзьями, а со временем — ближними боярами нового царя.
Даже маниакально подозрительный царь Борис почти не трогал мальчиков, окружавших его сына, и знатных девочек, с которыми росла во дворце его дочь Ксения. Его кары обрушивались лишь на их родителей. «Если бы терн завистливой злобы, — писал о царе современник,- не омрачал цвета его добродетели, то мог бы он уподобиться древним царям». Увы, клевета и доносы процветали при царском дворе. Бояре Вельские, Романовы и их родственники оказались в ссылке, где многие погибли. Сослан с матерью в далёкое Белоозеро был даже тёзка княжича, Михаил Романов, который был младше его на 10 лет!
Вместе с Вельскими и Романовыми Скопины- Шуйские, как старшие родом, были обречены на опалу. Но, укрыв сына в загородном имении, боярыня Елена Петровна смогла избежать подозрительности царя Бориса. Михаилу исполнилось 15 лет, когда дворянин обязан был начать действительную службу. Но ни в этот, ни в следующий год он не явился ко двору. И его на службу не требовали, как будто забыли. Возможно, мама Михаила помогла чиновникам о нём забыть.
Столичные страсти проходили мимо большой деревянной усадьбы, в которой вырос Михаил. Он сумел сохранить духовные ценности, завещанные ему историей рода. Как и предки, он учился быть полководцем. С младенчества мальчик знал, что Шуйские не должны щадить себя на защите Отечества. Летописи, которые он читал, рассказывали о подвигах князей, стоявших за Русь, и вечном проклятии тех, кто предавал свою страну.
Прежде всего, полководец должен был стать хорошим воином. За учителями не надо было далеко ходить. Боевые холопы его отца жили в усадьбе. Они присягали на верность одному хозяину и сопровождали его во всех походах. Заключив договор-ряд, холоп обязан был служить хозяину всю свою или сто жизнь. После кончины боярина Василия Фёдоровича его боевые холопы были свободны. Они могли взять заработанные в походах средства и уйти. Но многие прижились в усадьбе, обзавелись семьями, сами стали частью семьи Шуйских.
Кто-то из отцовских холопов заключил новый договор, уже с Михаилом. Кто-то остался при нём просто свободным воспитателем, дядькой. Молодой хозяин отвечал за благосостояние всех, кто когда-либо служил его семье. Он считал себя обязанным позаботиться о старом холопе, даже если тот не заключил с ним ряд. Человека, верно служившего Шуйским, надо было всю жизнь уважать, ободрять добрым словом, кормить и одевать.
Товарищами Михаила в боевой учёбе были молодые холопы. Они приносили пожизненную присягу лично ему. Люди были готовы идти с князем в бой, в уверенности, что он поможет им лечить раны и никогда не бросит на произвол судьбы, даже калеку. Договор холопства означал, что человек вручает князю свою жизнь, а князь с этого момента за эту жизнь отвечает.
Боевая учёба княжича была тяжела. Он должен был лучше всех скакать на горячем коне и рубить длинной, тяжёлой саблей, пробивая стальные доспехи. Он с пяти лет приучался носить тяжкие латы. Вначале островерхий шлем и панцирь из мелких стальных колец. Со временем, когда юноша окреп, поверх панциря на него надевали зерцала их крупных стальных пластин. Зерцала и шлем с пластинчатыми наушами и назатыльником должны были остановить пулю. На руки княжич надевал стальные наручи, на нога — поножи-бутурлыки. В этом доспехе Михаил должен был научиться действовать саблей и копьём так же ловко, как в одной шёлковой рубашке.
На полном скаку княжич учился стрелять из лука — это искусство русского воина сохранялось с незапамятных времён. Он стрелял из пистолетов и большого фитильного ружья — пищали. Огнестрельное оружие было в моде, но его было трудно перезаряжать на скаку. Поэтому многие дворяне и в XVII в. предпочитали лук. Даже в конце столетия из луков стреляли при царском дворе, где это превратилось в аристократический спорт{52}.
Всё, что он делал, княжич должен был делать лучше других. Он с младенчества знал, что будет командиром. А командир обязан быть первым в бою и походе, во всём подавать пример. Пока его воинами были только холопы, но Скопин-Шуйский знал, что род обязывает его вести в бой на врага большие полки.
Когда холопы шли отдыхать, Михаил продолжал учиться. Князь должен быть хорошим хозяином, иначе люди, которые от него зависят, не будут сыты и одеты так, как полагается слугам в его доме. Самые доверенные слуги тоже были холопами. В этом не было ничего зазорного. Люди записывались к нему в холопство и из дворян, в основном самых мелких, — их называли «дети боярские» Просто они связывали себя с князем на всю жизнь, а он обязан был во всём отвечать за них.
Даже если холоп совершал кражу и убийство, вину на себя принимал князь. Он отвечал перед обществом и законом, а холопа должен был наказать сам. За вину Михаил приказывал бить гибкими прутьями-розгами, палками, в крайнем случае — длинной плетью. Только не до смерти. Обречь человека на смерть в России мог только царь. Смертный приговор объявленному, «ведомому разбойнику», вынесенный присяжными и судьёй в любом конце страны, рассматривался и утверждался в Москве.
Человеческая жизнь была величайшей ценностью. Все знали, что убийство — смертный грех. На просторах Руси людей всегда было сравнительно немного. А после Великого разорения страны Иваном Грозным везде остро не хватало рабочих рук. Царские опричники вырезали население целых областей. Скопин-Шуйский, имевший наследственные владения в разных уездах, знал это очень хорошо.
В Новгородской и Псковской областях после опричнины землю обрабатывал лишь один крестьянин из прежних десяти. В Московском и Можайском уездах — двое. В Коломне из десяти дворов населённым был лишь один двор. На юге, где зверствовали наведённые царём орды его «любительного брата хана крымского», людей осталось больше. Татары не были так жестоки, как царские псы-опричники. Ибо были разумнее — оставляли людей на «раззавод». Иначе откуда потом брать рабов — главный источник обогащения и просто пропитания Крыма?!