1612. Все было не так!
Шрифт:
Началась новая самозванческая интрига в конце февраля 1607 г., а 23 мая Лжедмитрий II пересек границу России. При этом поляки не решились сопровождать его, поскольку опасались немилости короля, и новому претенденту на престол сопутствовали всего два человека – русские [339] .
Интересно, что, по свидетельству Г. Паэрле, как раз в это время приставы, охранявшие людей первого Самозванца (к каковым принадлежал и он сам), начали открыто говорить со своими узниками о политике, в частности, о том, что Шуйский якобы потерял в войне с повстанцами свыше 100 000 человек; раньше они ни о чем подобном говорить не смели [340] .
339
Скрынников Р.Г. Смутное время… С. 299–302.
340
Источники
Рассказывают, что при появлении в России, в г. Стародуб (нынешняя Брянская область) Самозванец сначала не решился назвать себя царем, а назвался боярином Андреем Нагим (по другой версии, он назвался Нагим еще в Польше), дядей Дмитрия по матери, а на вопрос «Где же Дмитрий?» ответил: «Не знаю, знаю только, что он идет за мной следом с паном Меховецким». Один из спутников Лжедмитрия, подьячий Рукин, отправился в Путивль и там объявил, что Дмитрий уже в Стародубе. Тогда путивляне отправили в Стародуб делегацию, члены которой спросили мнимого Нагого, где царь, на что тот ответил, что не знает. Тогда путивляне выпороли подьячего Рукина, и тот, не выдержав боли, указал на Самозванца и объявил: вот, мол, он, ваш государь, стоит и смотрит, как вы меня мучаете, а не открылся вам сразу, так как не знал, будете ли вы рады его приходу».
После этого Лжедмитрий II вторично, теперь уже в России, был поставлен перед выбором: объявить себя царевичем Дмитрием или умереть (ну, или как минимум подвергнуться пытке). Он, конечно, вторично выбрал первое: принял повелительный вид и, грозно махнув палкой, закричал: «Ах вы сякие дети, я государь!» – после чего стародубцы и путивляне упали к его ногам и закричали: «Виноваты, государь, не узнали тебя; помилуй нас! Рады служить тебе и живот свой положить за тебя!» [341] Кстати, по некоторым сведениям, тут до смешного точно повторилась ситуация в Польше с Меховецким, с той только разницей, что там будущему Тушинскому вору угрожали казнью как московскому шпиону, здесь же – как польскому [342] .
341
Костомаров Н.И. Указ. соч. С. 514–515; Морозова Л.Е. История России Смутного времени. С. 291.
342
Морозова Л. Смута… С. 250.
Как бы то ни было, этот эпизод сам по себе показывает, насколько ничтожной и неподходящей для своей роли личностью он был. И в самом деле, его почти тут же подмяли под себя явившиеся вскоре поляки во главе с Меховецким; кроме последнего, явились также Адам Вишневецкий, Хруслинский, Хмелевский, Валавский, Самуил Тишкевич, а также самый сильный, князь Роман Рожинский. «Царь» дважды пытался убежать, но его ловили и принуждали продолжать играть свою роль. Причем вообще такое, мягко говоря, неуважительное отношение к «самодержцу» обнаружилось сразу: уже 6 октября 1607 г. польские наемники рассердились на «царя», как свидетельствует участник событий, «за одно слово»; правда, отойдя от «царского» стана три мили, поляки передумали и вернулись [343] .
343
Цит. по: Козляков В. Указ. соч. С. 227.
К этому времени Болотников уже потерпел поражение на р. Восме (5 июня 1607 г.; во время этой битвы ему изменило последнее дворянское ополчение числом примерно 4000 чел.) [344] и был осажден войсками Шуйского в Туле. По совету некоего муромского посадского человека Ф. Кравкова, царь приказал запрудить р. Упу, результатом чего стало затопление города, в том числе его продовольственных запасов, так что начался голод – люди ели собак, кошек, падаль, шкуры и т. д. [345] 10 октября 1607 г. Тула, не выдержав начавшегося голода, сдалась, Болотников был сослан на Север. В ссылку он ехал, как мы сейчас сказали бы, «бесконвойным» и даже позволял себе по пути, например в Ярославле, говорить местным дворянам, что он еще будет их самих заковывать и в медвежьи шкуры зашивать (известная «потеха» того времени – травить людей, зашитых в медвежьи шкуры, собаками. – Д.В.) [346] . Однако в ссылке в марте 1608 г. Болотников был убит по приказу царя – вопреки подкрепленному крестным целованием обещанию помиловать руководителей восстания как одному из условий сдачи Тулы. «Царевича Петра» повесили, многих рядовых повстанцев «посадили в воду». Что же, нарушать клятву Шуйскому было не впервой. Как мы далее увидим, это нарушение было и не последним.
344
Скрынников Р.Г. Смутное время… С. 290.
345
Буссов К. Указ. соч. С. 95.
346
Дневник Марины Мнишек. С. 109.
С представителями знати Шуйский, который в отношении простых людей милосердием не отличался, поступил куда мягче. Князь Телятевский был пострижен в монахи, князь Шаховской – сослан на Кубенское озеро [347] . Правда, Шаховскому помогло то обстоятельство, что незадолго до сдачи Тулы пришло письмо из Польши от Молчанова, где тот окончательно отказывался от роли «Дмитрия» и предлагал Шаховскому взять ее на себя; защитники Тулы обвинили князя как сообщника Молчанова в обмане и бросили в тюрьму. Теперь он наврал Шуйскому, что собирался сдать ему Тулу, за что и пострадал. Шуйский то ли поверил этому, то ли сделал вид, что поверил… [348]
347
Морозова Л.Е. История России Смутного времени. С. 286–287.
348
Иловайский Д.И. Указ. соч. С. 102, 108.
Что же касается Болотникова, то есть основания думать, что Шуйский обещал ему милость только потому, что опасался: иначе Тула может продержаться до подхода сил Самозванца (и вправду, тот 16 октября уже был в Белеве), и тогда ситуация могла стать непредсказуемой. Впрочем, тот факт, что Болотникова не казнили сразу (как «царевича Петра» и многих других) и позволили вольно ехать в ссылку и ругать по пути верных Шуйскому дворян, говорит о том, что он тоже принадлежал скорее к знати, чем к крестьянам…
Падение Тулы испугало Лжедмитрия II, который, по версии Р.Г. Скрынникова, просто удрал из Белева в сопровождении всего 30 человек (причем среди этих тридцати не было ни одного поляка), и никто, даже Меховецкий, не знал, куда он делся. Только в январе 1608 г. Самозванец «обозначился» в Орле, сохранившем верность восстанию [349] . На самом деле, однако, Р.Г. Скрынников не совсем прав: между падением Тулы и прибытием второго Самозванца в Орел имела место еще и неудачная осада «самозванческими» силами Брянска с 9 ноября по 15 декабря 1607 г., и лишь после нее «вор» отступил в Орел [350] .
349
Скрынников Р.Г. Смутное время… С. 314–315.
350
Козляков В. Указ. соч. С. 229–230.
Отметим, кстати, что главный герой «брянского сидения» воевода Андрей Ржевский получил от царя меньшую награду, чем никак особо не отличившийся князь Михаил Кашин, на том основании, что он «в отечестве честнее» [351] . Это был, пожалуй, первый, но далеко не последний случай, когда Шуйский доверял недостойным и награждал не по заслугам, умножая все больше число своих врагов. Однако главным просчетом царя в данной ситуации было другое: требовалось добить второго Самозванца, пока он не опомнился от падения Тулы и от собственной неудачи под Брянском.
351
Белокуров С.А. Разрядные записи за Смутное время (7113–7121). М., 1907. С. 13.
Но Шуйский то ли не захотел, а скорее всего не смог расправиться с ним: армия нуждалась в зимнем отдыхе (служилые дворяне опять, как и в прошлом году, как и за три года до того, стали разъезжаться по усадьбам… Господи, до какой же степени история таких людей ничему не учит!), а между тем войско нового Самозванца росло как снежный ком: в первые же недели под его знамена стеклось несколько отрядов от 3 до 6 тысяч человек каждый [352] .
Как раз в это время королю Сигизмунду удалось справиться с «рокошем», начавшимся годом ранее: 6 июля 1607 г. королевские войска одержали решающую победу над мятежниками при Гузове. У разбитых повстанцев выбор был невелик – подвергнуться репрессиям за мятеж или идти в Россию, под знамена нового «вора» [353] . Подавляющее большинство, конечно, выбрало второе. В итоге, после подавления войсками Шуйского сопротивления остатков сил Болотникова и деморализации уцелевших русских противников режима, на несколько месяцев в войске нового Самозванца резко выросла роль поляков [354] .
352
Костомаров Н.И. Указ. соч. С. 514–515.
353
Козляков В. Указ. соч. С. 227.
354
Валишевский К. Указ. соч. С. 201–203.