1794
Шрифт:
– Эрик… я не хочу, чтобы ты встречался с ним наедине. По крайней мере пока я не выясню, что скрывается за его прекраснодушием. Обещаешь?
Я с трудом скрыл раздражение.
– Ты считаешь меня несмышленым младенцем? Ты то же?
Юхан Аксель посмотрел на меня так озабоченно, будто я и в самом деле не имел права что-либо решать.
– Ты еще не повзрослел, Эрик. Ты так легковерен… тебе хочется обо всех думать хорошо, даже о тех, кто этого не заслуживает. И тут нечего стесняться, наоборот. Но ты показываешь свои чувства открыто, и это делает тебя ранимым. Грубо говоря, легкой добычей. Я не собираюсь
Возможно, из-за жары, возможно, из-за жажды, но раздражение мгновенно переросло в гнев. Сетон говорил со мной, как с равным, – первый человек на Бартелеми.
– Ну да, – прошипел я, – малыш Эрик Тре Русур не может позаботиться о себе сам. Он всего-то туповатый кузен Шильдта, никому не нужен и только путается под ногами. К тому же все только и думают, как бы его надуть, провести и использовать в своих целях. Но знай, Юхан, – мы знаем других не лучше и не хуже, чем самих себя.
– Что ты имеешь в виду, Эрик? – сдержанно спросил Юхан Аксель. Глаза его потемнели.
– Ты прекрасно понимаешь. Отец оплатил твое путешествие, чтобы ты за мной шпионил, читал мои письма – все для моей же пользы, разумеется. Но мне не нужна нянька. Отныне я выбираю друзей сам!
Я сказал это в запальчивости, вскоре и сам пожалел. Но в тот момент кровь во мне кипела, как вода в чайнике, и я пришпорил лошадь. Она всхрапнула от удивления, сделала попытку оглянуться, но послушно перешла на рысь. Моя лошадка была помоложе и порезвее, и Юхан Аксель догнать меня не мог, даже если бы и захотел.
Наверное, я свернул где-то не там, ошибся на одном из немногочисленных перекрестков. К счастью, дорог на острове мало, окончательно заблудиться невозможно, поэтому я все же доехал до Густавии, хотя и с опозданием на пару часов. Отвел лошадь в конюшню, передал конюху и пошел к Дэвису. Уже наступил вечер, но Юхана Акселя не было ни в кабаке, ни в нашем номере. Сэмюель Фальберг помахал мне рукой: видимо, понял, насколько мне одиноко, и пригласил за свой столик, чему я обрадовался несказанно.
– Весь день не видел ни вас, ни юного Шильдта, – сказал он, не успел я присесть. – Где вы пропадали?
Я коротко поведал ему о нашем поручении.
– Вот оно что… Тихо Сетон… я с ним лично не знаком, но все равно помню… он был здесь, в Густавии, хоть и очень коротко. Пока не купил землю на другом берегу острова. Моего коллегу несколько раз вызывали во все публичные дома Густавии – так немилосердно Сетон издевался над жрицами любви. Очень быстро стал персона нон грата. И как он вам показался?
Я вспомнил: Сетон предупреждал меня о слухах, которые распространяют о нем злые языки.
– Отменный, радушный хозяин. Мы замечательно побеседовали. Думаю, всем заметно, как мне трудно найти свое место здесь, на острове… но он один отнесся к этому с пониманием.
Фальберг задумчиво смерил меня взглядом, видно, оценивая мои слова, и сменил тему разговора.
– Эрик… хочу поделиться с вами. Я обнаружил на острове… Вы ведь знаете про мои естествоиспытательские наклонности? Так вот, я обнаружил на острове удивительное создание. Представьте себя… на первый взгляд непомерных размеров паук. При ближайшем рассмотрении
Фальберг поставил локти на стол, опер голову на руки и внимательно на меня посмотрел.
– Вы понимаете, что я хочу вам сказать, Эрик?
Я не понял, но на всякий случай кивнул. Вскоре мы пожелали друг другу доброй ночи.
Я надеялся, что Юхан Аксель уже вернулся. Тогда я мог бы если и не взять назад свои слова, то как-то объясниться. Но, к моему удивлению, ошибся. Номер был пуст. Я огляделся и понял, что кое-какие из вещей Юхана исчезли. Хотя он и постарался взять их незаметно. Видно, обиделся и решил переночевать где-то еще.
Я на всякий случай проверил и свои вещи и похолодел: ящичек, в котором лежал подаренный отцом пистолет, был пуст.
14
На следующее утро я отправился к губернатору – разузнать, куда делся Юхан Аксель. Секретарь не хотел меня пускать. Я начал лихорадочно обдумывать следующий шаг, но через несколько минут на пороге появился сам Багге.
– А-а-а… Тре Русур. У него есть чувство юмора, у твоего кузена. Никогда бы не подумал. Где он болтается? У меня тут срочные счета, они ждать не могут.
Я пролепетал, что ничего про кузена не знаю, и, собственно, пришел задать ему тот же самый вопрос. Багге раздраженно потер жирную шею, отгоняя предвкушающих праздничный завтрак комаров.
– Вчера он во что бы то ни стало хотел вернуться в Куль-де-Сак. Еще чего! Что до меня, вопрос решен. Здесь есть дела поважнее, они не могут ждать, пока он разберется со своими химерами. Я дал ему знатную выволочку. Еще чего! – повторил он с еще большим нажимом. – Клерки будут учить меня, что и когда мне предпринять! Но знайте, Тре Русур: я проучил его только потому, что у меня на Шильдта большие… бо-ольшие виды. Оч-чень большие! В отличие от вас, уж извините за откровенность.
Мне показалось, что губернатор и сам несколько смущен горячностью, с которой он высказал свои нелестные для меня соображения, но тут же понял: он совершенно пьян.
– Ну и ладно, – Багге сменил тему. – Как вам пришелся Тихо Сетон? Шильдт поделился со мной своими подозрениями… что до меня, так и Бог бы с ним, этот тип расплатился полностью и даже с лихвой. Мало того – дал разумные объяснения.
Я попытался что-то сказать, но он отмахнулся.
– Все равно. Увидите кузена, скажите: всё. Мы подвели черту под этой историей. Скажите, если я ущемил его гордость, назвав содомитом, пусть не обижается. Многие спрашивают: с чего бы он так заботится о своем кузене, который вовсе такой заботы не заслуживает? Уж не завелись ли у него шашни с этим недотепой? Я имею в виду вас. Вас, Тре Русур, кого же еще… Я был… как бы сказать… не совсем трезв. Десертное вино, знаете ли, легко выводит из баланса… так что пусть в дальнейшем воздержится вступать со мной в споры в это время суток. Идите, Тре Русур, идите, не путайтесь под ногами.