«18-33-33»
Шрифт:
Казалось, самое невыносимое осталось уже позади. Ушли воспоминания минувших бессонных ночей, сопровождаемых вполне осязаемыми болями в теле. Травма, которую я получила в результате мотоциклетной аварии, подорвала мою карьеру и чуть не поставила крест на моём будущем. Врачи лестно отзывались о моём лице, досконально описывая его, будто исход операции зависел от качества комплиментов моему носу, скулам и прочим неровностям черепной коробки. Глядя на свое перебинтованное бедро, лежа в больничной постели, я ловила на себе взгляды соседок. Смущением мою реакцию на их взгляды назвать было сложно, а все из-за дикой боли, пронзившей мою левую ногу от пятки до самого копчика. Повязка сдерживала кровь и не давала инфекции распространяться.
Вонь. Ещё один фактор, сбивающий
Шёл март. Женский день успел завершиться до аварии, поэтому я, вздохнув с облегчением, порадовалась тому, что мне не придется выслушивать вымученные поздравления медсестер. Подарок в виде переспелого яблока мне тоже не нужен. «Витамины».
Меня несколько раз посетил водитель того самого мотоцикла. Я бы взяла мотоцикл в кавычки, да боюсь, он мне ещё напомнит. Между водителем и его железным конём была какая-то связь. Когда я подошла к стоянке, мужчина аккуратно протирал бензобак красной тряпкой. Сейчас же она лежала на моей тумбочке. Тонкая, плотно сотканная ткань. На тряпку мужчина поставил бутылку молока и рядом разместил кексы. Именно разместил, потому как пять секунд он потратил на то, чтобы их выровнять. Он пытался со мной заговорить, но я сделала вид, что ни о каких разговорах и речи быть не может. Держалась за голову и тихонько кашляла. Благо мужчина был ненавязчив и вскоре покинул мою палату. Я лишь запомнила его усы. Шли ли они ему? Долго ломая голову, я всё же остановилась на версии, что усы придают ему харизматичности. Это был стежок, словно как стрелки на глазах моей одноклассницы. К слову, о ней. Она ведь и знать не знает, где я сейчас нахожусь. Съев один кекс, я достала с полки телефон и написала сообщение: «Привет. Я сейчас в больнице. Можешь приехать». Перечитав сообщение, я внесла поправки и отправила его в надежде увидеть свою хохотушку. Её зовут Наталья, почти как и меня. Нас часто сравнивают, из-за чего я постоянно краснею и чувствую себя неловко. Я не показываю этого, потому что давно научилась скрывать эмоции. Чего не скажешь о второй Наталье.
Судьба решила сблизить нас в танце. Это было самое эмоциональное танго. Выйдя на площадку без партнёра, я тут же заметила девушку в синем платье. Мы быстро нашли общий язык и уже на следующем занятии улыбались друг другу между лонгом и шотом. Наши ступни отдалялись и мгновенно сближались, вырисовывая танец двух несокрушимых сердец. Иронично, но именно сердце, каким сильным оно бы ни казалось, явилось поводом окончания нашего дуэта. Наталья, издали наблюдая за мной и моим одиночным танго, кружила его вместе со мной, обхватив себя за плечи. Ноги её нелепо дергались, но я всё равно улыбалась и не переставала танцевать. Одинокое танго с Натальей.
В больницу ко мне она явилась под вечер воскресенья. Я ждала её три дня и за это время сменила выражение лица на нейтрально-весёлое. С четверга по субботу меня одолевал голод по душевному человеческому общению. Войдя в палату, моя одноклассница скромно поздоровалась со всеми и уселась на край скрипучей кровати. За банальными вступительными словами нашего диалога скрывался некий план. Я видела его в глазах Натальи, и, скорее всего, Наталья видела его и у меня. Без задней мысли, наверное, оттого, что градус ненависти к здешнему персоналу давно перешел все мыслимые границы, я предложила подруге «свой собственный» план:
– Забери меня, – шепнула я.
– Скоро буду, – протянула Наталья.
В ожидании человеческой помощи есть что-то волшебное. Ты отдаёшь команду и просто сидишь на месте. В моём случае «лежишь». Для удобства я подложила согнутую пополам подушку за спину и постаралась занять сидячую позу. Не очень удобно разговаривать с человеком лёжа, тем более на такие серьёзные темы, как побег. Еле улыбнувшись, я закрыла глаза и продолжила ожидать подругу. Через пять минут открылась дверь. Разомкнув глаза, я увидала мою соседку по койке и приветственно подмигнула. Это была Олеся. «Расстройство психологического уровня». Кажется, именно такой диагноз ей поставили врачи. На фоне увольнения её головной мозг спровоцировал развитие патологии, которая в свою очередь повлияла на её координацию. В планах у неё была операция на спинной мозг, но сроки Олеся постоянно сдвигала, объясняя это тем, что «на работе завал». Озвучив очевидную вещь, что именно «завал на работе» стал причиной расстройства, Олеся окатила меня непонимающим взглядом и в очередной раз дала понять, что «права здесь только я». Категоричная, твердолобая, властная женщина. Люблю и ненавижу таких людей одновременно. Чего нельзя сказать про мужчин, впрочем, это уже совсем другая история.
– Ждёшь кого или просто так волнуешься? – спросила меня Олеся.
– Подругу, – начала я, но, быстро опомнившись, что забыла принять таблетки, взяла со стола банку и всё её содержимое закинула в рот.
– Дать воды?
Я кивнула.
– Ты сама из Кишинёва? – поинтересовалась Олеся, протягивая стакан с водой.
– Это мой родной город, – ответила я, надела наушники и закрыла глаза.
Просидев на койке ещё десять минут, я наконец почувствовала Наталью.
С собой она принесла два документа, ручку, а также вытащила свой паспорт. По правилам больницы мне нужно было расписаться в том, что я отказываюсь от дальнейшего присмотра, а также оставить контакты моего «ангела-хранителя». В конце документа было сказано, что через две недели, в случае, если с раной всё будет хорошо, мне требуется вернуться и снять швы. К слову, у меня их было четыре штуки. Сама рана была в той части ноги, которая наименее подвержена растяжению. Было бы это колено, жизни бы я не видела.
– Куда мы теперь? – наконец-то спросила Наталья.
– Я домой поеду.
– Одна?
Кивнув, я произнесла вполголоса:
– Хочу побыть наедине с собой.
Мы дождались автобуса и, оплатив проезд, выбрали места сзади. Почти всю дорогу мы молчали. За окнами, сквозь грязь на стеклах, мелькали автомобили. Мотоциклов не было. «Кто вообще по городу на мотоциклах гоняет?» – подумала я про себя.
– Как ты в целом? – спросила я Наталью.
– Ты о чем?
– Дети, муж, работа?.. – уточнила я. – Может, что нового было?
– Мужа уволили.
Я нахмурила брови и уставилась в пол. Затем спросила:
– Когда?
– На той неделе. Пятый день вопит от скуки. На дню по три вакансии смотрит и всё говорит, что лучшее стоит поискать на другом конце города.
Я промычала, добавив:
– Тратить на дорогу по четыре часа в день, но приносить кучу денег.
– Вроде того, – ответила Наталья и потерла родимое пятнышко у виска.
Мы опять замолчали. Автобус раскачивался из стороны в сторону, останавливался и запускал новых людей – старых отпускал. На бульваре «Траян», как всегда, играл живой оркестр. В слякоти или при лучах солнца – им было всё равно. Люди пели и танцевали.
До выхода оставалось несколько метров. Неуклюже затормозив, автобус открыл двери и выпустил двух пассажиров. Зигзагами передвигаясь по улице, мы спустились в переход и разошлись по обе стороны.
– Я благодарна тебе, – шепнула я подруге на ухо.
Объятие длилось недолго. Наталья крепко сжала меня и вдохнула запах моих волос. Я услышала, как нервно она выдыхает. С покалывающей ногой я перешла на свою улицу. Зашла в дом, рухнула на диван и уснула. Будильник остался без внимания. На работе меня не будет видно ещё день.
Проснулась утром от того, что рука затекла. С трудом вытащила её из-под подушки и машинально бросила взгляд на стрелки часов. Маленькая стрелка слилась с большой, а большая указывала на час ночи. «Или дня?» – подумала я про себя. Встав с дивана, я посмотрела в окно и ослепла от яркого солнечного света.
– День, – ответила я себе.
В животе уже давно ничего не было, и я решила сделать омлет с рыбой. Тут же появилась боль в ноге, которая напомнила мне об аварии. Молча, с поджатыми губами, я просто сидела на стуле и циклично рисовала свое будущее, настоящее и прошлое. Представляла, как ухожу с работы и устраиваюсь по специальности. Получаю опыт и уезжаю в Европу. Более реалистичным был вариант с Ираном, конечно, но Европа, по моим представлениям, была гораздо престижнее.