1812. Фатальный марш на Москву

Замойский Адам

С линейными полками дело обстояло похуже. Согласно сержанту Бертрану, 7-й легкий пехотный полк из корпуса Даву начал кампанию с 3342 чел., а 31 декабря в Торуни перекличка выявила наличие лишь 192.

Из восьмисот всадников 8-го конно-егерского полка, выступивших на войну из Брешии 6 февраля 1812 г., только семьдесят пять собрались в Глогау годом позже. Из 2-го и 3-го батальонов испанского полка Жозефа-Наполеона, сражавшихся при Бородино и Малоярославце в составе корпуса принца Евгения, обратно через Неман перешли всего четырнадцать офицеров и пятьдесят военнослужащих других званий, но полковник Лопес сумел сберечь знамя. [231] . Из четырехсот понтонеров, строивших мосты через Березину, до Голландии добрались только восемь: капитан Бантьен, старший сержант Шродер и шесть солдат. Из 8-го вестфальского полка линейной пехоты домой в Кассель добрел единственный солдат – одинокий сержант {988} .

231

Упомянутый

автором Мануэль Лопес тогда действительно служил в испанском полку Жозефа-Наполеона, но не полковником, а всего лишь суб-лейтенантом. Получив это первое офицерское звание 18 октября 1812 г., он числился в гренадерской роте 2-го батальона. Произведенный 28 апреля 1813 г. в лейтенанты, Лопес 28 июня был удостоен рыцарского креста ордена Почетного Легиона (за отличия в России) и 8 июля повышен до капитана. Как уже отмечалось, 2-й и 3-й батальоны полка Жозефа-Наполеона, о которых здесь идет речь, проделали Русскую кампанию не в 4-м корпусе принца Евгения Богарне, а в составе 2-й пехотной дивизии 1-го корпуса маршала Даву. После того как 18 ноября под Красным эти батальоны потеряли 76 чел. убитыми и ранеными и 54 пропавшими без вести или пленными, их командир, полковник Жозеф де Чюди, образовал в Орше из оставшихся в строю людей одну полуроту, охранявшую в ходе дальнейшего отступления батальонные знамена. В марте 1813 г. остатки этих двух батальонов прибыли в Кобленц, имея в наличии 16 офицеров (включая полковника де Чюди и офицера-казначея) и 50 унтер-офицеров и рядовых. Из 1-го и 4-го батальонов полка Жозефа-Наполеона, воевавших в России в составе 14-й пехотной дивизии 4-го корпуса, тоже уцелели немногие: 31 декабря 1812 г. в Мариенвердере их остатки насчитывали 55 чел., в том числе 6 офицеров. – Прим. ред.

988

Bertrand, 4–5; Combe, 178; Boppe, Les Espagnols, 157; Vlijmen, 327; Holzhausen, 340; см. также: Fezensac, Journal, 188; Dupuy, 213; Kolaczkowski, I/167; Pion des Loches, 341; Vossen, 477.

Воздействие таких потерь на страны-участницы трудно переоценить. Для Франции, самой густонаселенной страны в Европе, урон более чем в 300 000 чел. из населения в двадцать семь миллионов можно сопоставить с 700 000 чел. сегодня, причем помимо множества гражданских лиц. Ущерб великому герцогству Варшавскому, превышавший 70 000 чел., пропорционально равнялся бы для нынешней Польши трем четвертям миллиона, и опять без учета штатских, лишившихся жизни в результате движения армии по ее территории. Верными данными для Германии будут приблизительно 400 000, для Северной Италии 200 000, а для Бельгии и Голландии 80 000 чел. И за всеми цифрами стоят несметные тысячи личных трагедий, во многих случаях еще более тяжких из-за почти полного отсутствия сведений о судьбе людей.

22 февраля 1813 г. один французский крестьянин написал письмо, адресованное «капитану 129-го линейного полка Фламану, пропавшему в районе Вильны». В семье от него не получали ни строчки с августа, но тот факт, что он не славился как любитель писать, давал какую-то надежду. «Мне хочется думать, что ты среди пленных, только одно это и утешает нас сейчас, – писал он. – Твоя бедная матушка очень заболела от тревоги, и одно слово от тебя вернуло бы ей здоровье». Хотя всех пленных освободили при подписании мира в 1814 г., многие вернулись не сразу, и уцелевшие текли из России тонкой струйкой в течение многих лет. Такое положение дел позволяло потерявшим след близких и ничего не знавшим о них десятилетиями лелеять надежду на встречу. Одна крестьянка из Мекленбурга продолжала искать жениха и в 1849 г. {989}

989

Lettres intercept'ees, 377; Holzhausen, 8.

Бывали примеры чудесного спасения, а в одном случае – воскресения. Офицер из дивизии Домбровского, Игнаций Домбровский, был очень тяжело ранен в бою за чертой Борисова. Товарищи сочли его мертвым, положили на плащ и с воинскими почестями погребли под кучей снега, поскольку рыть замерзшую землю им было не под силу. Домбровский ожил после их ухода и попал в плен к русским. Как многих польских офицеров, его зачислили в русскую армию и простым солдатом отправили служить на Кавказ. Спустя годы, получив право выйти в отставку, он вновь появился в Варшаве, где, бывая в гостях, рассказывал всем историю своих похорон под Борисовым {990} .

990

Krasi'nski, 103.

Иных в плену как дешевую рабочую силу оставили себе местные помещики, кто-то сам нанялся на службу, лишь бы только

уцелеть, и никогда не слышали о праве вернуться на родину или же не располагали средствами на дорогу. Другие не стали возвращаться из желания начать новую жизнь. Им предлагали благоприятные условия при обустройстве на малонаселенных территориях России и даже женили. Согласно официальным документам, к 31 декабря 1814 г. пятнадцать старших офицеров, два офицера-медика и 1968 чел. других званий присягнули на верность как новые подданные царя, и возможности сделать то же самое ожидали еще 253 австрийских солдата {991} .

991

Minod, Roederer; Otechestvennaia Voina 1812 g.. Istochniki, etc. (2001), 20.

В 1890-е годы один русский историк нашел лейтенанта Никола Савена, попавшего в плен на Березине. Он жил в предместьях Саратова в маленьком доме, окруженном цветами, которые сам поливал каждый день. В кабине Савена стояла бронзовая статуэтка Наполеона и висел написанный собственноручно по памяти акварелью портрет императора. Он дожил, с гордостью нося орден Почетного Легиона до 1894 г., когда скончался в возрасте, вероятно, 127 лет. Причина нежелания уехать обратно во Францию в данном случае предельно проста: Савен не мог примириться с мыслью, что на родине правит кто-то другой, а не Наполеон {992} .

992

Voenskii, Sviashchennoi Pamiati, 3.

Гийомом Оливом руководили более прагматические мотивы. Он родился в Соединенных Штатах Америки в семье эмигранта, но в юные годы поступил на службу во французскую армию. Олив угодил в плен при отступлении и решил остаться в России. К 1821 г. он состоял адъютантом при великом князе Константине, а десятилетие спустя – предводителем дворянства в губернии, где получил поместье. Сын его дослужился до звания генерала от кавалерии, женился на дочери из семейства Толстых и сделался членом Государственного совета. Внуки состояли офицерами в Кавалергардском полку и постельничими, а внучки – фрейлинами императрицы. Но не все, далеко не все так легко меняли подданство.

Русские надеялись набрать на службу немцев из Grande Arm'ee, во многих случаях против воли, для каковой цели сформировали Русско-германский легион. На деле же лишь немногие пленные изъявили желание записаться туда добровольно, пусть бы такое сотрудничество и сулило немедленное избавление от ужасных условий содержания. Как ни поразительно, большинство немецких солдат и офицеров из войск Наполеона, похоже, остались преданными императору французов и в час тяжелых испытаний. Немецкие пленные по всей России торжественно праздновали день рождения императора 15 августа 1813 г. {993}

993

Holzhausen, 356–8.

Русским очень бы хотелось сделать противниками дела Наполеона испанцев, служивших в Grande Arm'ee, и потому они предлагали щедрые условия тем из них, кто сдастся. Они сформировали полк из пленных под началом дона Рафаэля де Льянса, захваченного на Березине. [232] . Хотя полк так никогда и не сражался против Наполеона, вопреки изначальным планам, он вернулся в Испанию, где как Imperial-Alejandro [233] принял в 1820 г. участие в восстании Риего, направленном против всё тех же Бурбонов, свергнутых там ранее Наполеоном.

232

В действительности батальонный начальник дон Рафаэль де Льянса, командовавший в полку Жозефа-Наполеона 3-м батальоном, попал в плен под Красным 18 ноября 1812 г. Полком, который был сформирован в России из пленных испанцев и отправлен в Испанию летом 1813 г., командовал не он, а полковник дон Антонио Алехандро О’Доннель, бывший батальонный начальник и командир 4-го батальона полка Жозефа-Наполеона. – Прим. ред.

233

полк Императора Александра. – Прим. пер.

Не менее любопытным результатом враждебных действий в 1812 г. стала вот такая история. Сын капитана 8-го гусарского полка Октава де Сегюра, дважды пронзенного казачьими пиками, взятого в плен в стычке неподалеку от Вильны 28 июня и ставшего таким образом первой значительной потерей французов в описываемой кампании, женился в 1819 г. на Софье, младшей дочери графа Федора Ростопчина, губернатора-поджигателя Москвы. Как графиня де Сегюр, она написала серию книг для детей, на которых воспитывались целые поколения французских мальчишек и девчонок даже в двадцатом столетии.