1812. Великий год России(Новый взгляд на Отечественную войну 1812 года)

Троицкий Николай Алексеевич

В фондах РО РГБ (А.А. Аракчеева, А.С. Норова, С.А. Белокурова, Н.П. Вишнякова, И.И. Полосина) обнаружены черновики рескриптов и писем Александра I, М.Б. Барклая де Толли, П.И. Багратиона, А.П. Ермолова, непубликовавшиеся мемуары Н.Ф. Котова, материалы исследований о пожаре в Москве.

В других архивах находок по нашей теме было меньше, но среди них оказались и существенные. Так, в РГИА удалось разыскать новые военно-оперативные документы М.Б. Барклая де Толли, А.П. Ермолова, Ф.П. Уварова, деловые бумаги государственного секретаря А.С. Шишкова и министра финансов Е.Ф. Канкрина, материалы к истории 1812 г., собранные И.П. Липранди. В ГА РФ найдены полицейские дела об антикрепостнических настроениях и «буйствах» русских крестьян в 1812 г., а в РГАДА — переписка Барклая с Александром I, позволившая установить (впервые в историографии 1812 г.) судьбу 1-го резервного корпуса Е. И. Меллера-Закомельского (ф. 1261). Наконец, в архиве СПб ИРИ РАН обнаружены неизвестные приказы Наполеона и приговоры его военных судов по делам о мародерстве.

Несмотря на обилие трудов о войне 1812 г., ее история далеко еще не исчерпана, тем более что круг источников, вводимых в научный оборот, постоянно расширяется. Длинный ряд вопросов остается неразрешенным (таких, например, как влияние

социально-политического строя Франции и России на их соперничество, связь внешней политики царизма перед 1812 г. с его внутренней политикой, царизм и народ в 1812 г.) или спорным (периодизация войны, стратегия Наполеона, М.Б. Барклая де Толли и М.И. Кутузова в 1812 г., причины знаменитого московского пожара, итоги Березинской операции, соотношение сил и потери сторон под Бородином и в других сражениях и т. д.)

Пришло время обобщить данные источников и результаты исследований всех сторон эпопеи 1812 г. на современном уровне исторической науки. В моей книге предпринят опыт такого обобщения, не претендующий, однако, на последнее слово по каждому из вопросов темы. Советские исследователи — авторы монографий о войне 1812 г. — рассматривали тему, как правило, под специальным военно-историческим углом зрения, с акцентом на таких вопросах, как вооружение сторон, их стратегия и тактика, оперативное искусство, и с меньшим, явно недостаточным вниманием к вопросам классовой борьбы, внутренней политики, идеологии, культуры, личных судеб. Наиболее гармоничной в освещении всех этих вопросов остается книга Е.В. Тарле «Нашествие Наполеона на Россию», но она была издана еще в 1937 г. и с тех пор переиздавалась без изменений.

Творческий опыт Е.В. Тарле, конечно, надо учитывать, но уже на более широкой по сравнению с 1937 г. историографической и документальной основе. Говорят, «нет отечественной историографии без любви к отечеству» [129] . Это верно. Но истинный патриотизм, как подчеркивал В.Г. Белинский, «обнаруживается не в одном восторге от хорошего, но и в болезненной враждебности к дурному, неизбежно бывающему… во всяком отечестве» [130] . Наигранное или ложно понятое, односторонне (порой до курьеза, а то и до конфуза) заостренное патриотическое чувство уводит исследователей с научных позиций к националистической либо шовинистической чванливости, к заведомому искажению правды, к историографическому очковтирательству. Характерный не только для научной, но и для учебной литературы неописуемый разнобой в цифрах, иллюстрирующих соотношение сил и потери сторон в 1812 г., объясняется не в последнюю очередь псевдопатриотическим стремлением подсчитать любую цифирь «в нашу» пользу.

129

Клибанов А.И. Мастера исторической науки // Черепнин Л.В. Отечественные историки XVIII–XX вв. М., 1984. С. 6.

130

Белинский В.Г. Полн. собр. соч. М., 1955. Т. 8. С. 46.

Сегодня, когда мы так ценим в науке «момент истины», следует подчеркнуть, что если, с одной стороны, затушевывается варварская сущность феодального строя в России, замазываются его экономические, социальные, политические и военные изъяны (хозяйственное головотяпство, сословные барьеры, казнокрадство, рекрутчина, палочная муштра, ошибки царских военачальников), а с другой стороны, принижается социально-экономический, политический и военный потенциал буржуазной Франции, то все это отнюдь не возвышает, а, наоборот, умаляет подвиг русского народа в 1812 г. Кроме того, подобный подход к освещению 1812 г. дает повод нашим зарубежным оппонентам ставить под сомнение и другие научно обоснованные оценки российских историков [131] .

131

Josselson М., Josselson D. Op. cit. P. VIII.

Итак, «гроза двенадцатого года» как исследовательская проблема нуждается в обновлении и углублении. Поэтому я вижу свою задачу в том, чтобы не только обобщить на уровне современных требований достигнутые к началу XXI века результаты изучения темы, но и попытаться самостоятельно решить еще не решенные или спорные ее вопросы, а также исправить (или уточнить) хотя бы наиболее характерные из накопившихся в литературе концепционных несообразностей, оценочных заблуждений, фактических ошибок. Хотелось при этом (естественно, по возможности) сделать книгу интересной для массового читателя, выйти в ней, как выражается австрийский историк Ф. Шахермайр, «за рамки общепринятого научного косноязычия» [132] .

132

Шахермайр Ф. Александр Македонский. М., 1986. С. 4.

Глава I

ПРОЛОГ

Тогда гроза двенадцатого года

Еще спала. Еще Наполеон

Не испытал великого народа —

Еще грозил и колебался он.

А. С. Пушкин

Перед грозой

1789 г. начинается предыстория «грозы двенадцатого года». Великая французская революция разрушила феодализм в самой Франции и поставила под угрозу его господство в других странах. Поэтому вся феодальная Европа вместе с буржуазной, но консервативной Англией ополчилась тогда против революционной Франции. Россия как самая крупная и авторитетная в мире феодальная держава, одна из двух (наряду с Турцией) «самых варварских в Европе деспотий» во главе с монархами, которые «являлись палачами Радищевых и "спускали" на верноподданных Аракчеевых» (по выражению В.И. Ленина) [133] , естественно, возглавила борьбу общеевропейской реакции против французской революции. Правда, до воцарения Александра I царизм не успел проявить себя на этом поприще в полную силу, хотя правительства Екатерины II и Павла I посылали армии против Польши, где с 1791 г. под влиянием французской революции развернулось национально-освободительное движение, и против самой Франции [134] . Гораздо активнее царизм стал действовать при Александре I — во главе 3-й и 4-й европейских коалиций.

133

Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 5, С. 30; Т. 26. С. 311.

134

Подробно см.: Джеджула К.Е. Россия и Великая французская буржуазная революция конца XVIII в. Киев, 1972. Гл. 4.

К тому времени, когда русский царизм организовал 3-ю антифранцузскую коалицию (две предыдущие были разгромлены в 1797 и 1800 гг.), политический режим Франции и характер войн с ее стороны существенно изменились. Все эти перемены были связаны с именем Наполеона Бонапарта, который в 1799 г. стал первым консулом Французской республики, а в 1804 г. объявил себя императором Франции.

Наполеон в нашей литературе обычно изображается однобоко — как агрессор и авантюрист, деятельность которого была лишена каких-либо прогрессивных начал (2. С. 41, 11, 51, 16; 16. С. 23–26) [135] . При этом, клеймя «жесточайший режим» самой передовой в начале XIX в. страны — Франции (16. С. 74–75, 333), советские историки помалкивали об ужасах крепостного режима тогдашней России, которые не стеснялась обличать даже царская пресса [136] .

135

Гарнич Н.Ф. 1812 год. М., 1956. С. 16–20; История России. С нач. XVIII до кон. XIX в. / Отв. ред. А.Н. Сахаров. М., 2000. С. 307–308; Шишов А.В. Неизвестный Кутузов. Новое прочтение биографий. М., 2001. С. 152, 231.

136

См.: Ужасы крепостного права в царствование Александра Благословенного // Русский архив. 1907. № 9. С. 119–135.

Наполеон действительно, с одной стороны, был деспот и завоеватель. Но такой исторический феномен, каким он себя проявил, нельзя рассматривать односторонне. Лучшие умы человечества отмечали в деятельности Наполеона и другую, прогрессивную сторону. Он создал знаменитый Гражданский кодекс 1804 г. — кодекс Наполеона (Code Napoleon), как его принято называть, поныне действующий не только во Франции, но и в других странах классической демократии (в Италии, Бельгии, Голландии, Швейцарии). Кодекс Наполеона гарантировал французам больше гражданских прав, чем где бы то ни было из тех стран (включая Англию), которые боролись против наполеоновской «тирании». Вторгаясь с войсками в другие страны, разоряя их контрибуциями, Наполеон уничтожал в них и феодальную рухлядь — разрушал средневековые режимы, отменял дворянские и церковные привилегии, освобождал крестьян от пут крепостничества, вводил свой Гражданский кодекс. В этом смысле он имел некоторое основание заявить в 1804 г. о себе: «Я — французская революция» (22. С. 444).

А.С. Пушкин нашел для исторической роли Наполеона точное определение: «мятежной вольности наследник и убийца» (28. T. 1. С. 331). Не просто убийца, но и наследник. Задушив революцию, Наполеон унаследовал и сохранил ее важнейшие завоевания: отмену феодальных привилегий, свободу развития буржуазного производства, гражданское равенство населения.

К тому же в представлении и Пушкина и М.Ю. Лермонтова Наполеон был «гений, колосс, хоть и тиран», «зиждитель истории» [137] : «И в десять лет он подвинул нас целым веком вперед» [138] . Точно так же оценивали историческую роль Наполеона А.И. Герцен и В.Г. Белинский, И.С. Тургенев и Н.Г. Чернышевский, П.И. Пестель и Д.В. Давыдов, А.В. Суворов и Ф.И. Шаляпин, И. Гёте и Д. Байрон, В. Гюго и О. Бальзак, А. Мицкевич и Г. Гейне, Л. Бетховен и Н. Паганини, Г. Гегель и Д. Гарибальди. Все они ставили Наполеона в первый ряд величайших полководцев мира (как правило, на 1-е место) и вообще самых крупных фигур в истории человечества, усматривая в нем наиболее характерный пример «гениального человека» (Чернышевский) и даже увлекаясь им до таких преувеличений: «небывалый гений» (Гегель), «лучший отпрыск Земли» (Байрон), «квинтэссенция человечества» (Гёте), «божество с головы до пят» (Гейне) и т. д. [139]

137

См.: Реизов Б.Г. Пушкин и Наполеон // Русская литература. 1966. № 4. С. 53–57.

138

Лермонтов М.Ю. Собр. соч.: В 4 т. М.,-Л., 1959. Т. 4. С. 15.

139

Чернышевский Н.Г. Полн. собр. соч. М., 1947. Т. 3. С. 139; Гегель Г.В. Работы разных лет: В 2 т. М., 1971. Т. 2. С. 343; Байрон Д.Г. Полн. собр. соч.: В 4 т. СПб., 1905. Т. 3. С. 152; Гейне Г. Собр. соч.: В 10 т. М., 1957. Т. 4. С. 424; Эккерман И. Разговоры с Гёте в последние года его жизни. М., 1981. С. 175.