1814. Явление гения. «Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать»
Шрифт:
К концу пушкинской эпохи стремление Императора Николая абсолютизировать право распоряжаться подданными коснётся также и вопросов чести. Своими указами и распоряжениями он фактически лишил дворян их прежней привилегии считать себя свободными людьми. Дуэли Николай считал «варварством», а слово чести полагал «мерзким». В 1829 году были ликвидированы полномочия офицерских собраний выносить приговоры по делам чести, а чуть позднее в «Своде законов уголовных» и «Военно-уголовном Уставе» поединки уже рассматривались в качестве особо опасных преступлений. Конечно, не волей одного Императора менялись в государстве условия социального бытия, но он приложил немалые усилия, дабы укоренить в обществе новые порядки и привёл к управлению именно тех людей, которые активно способствовали таким изменениям.
Умение «казаться, а не быть» во многие времена привычно значилось в числе правил хорошего тона, и романтический век здесь не исключение. Как говорил по этому поводу большой знаток человеческих страстей и стремлений Бальтасар Грасиан, «всё ценится не за суть, а за вид. Иметь достоинство и уметь его показать – двойное достоинство: чего не видно, того как бы и нет». Протекция влиятельного вельможи значила куда как больше, нежели истинные достоинства соискателя,
Безусловно, когда лица сокрыты масками, а поведенческие мотивы обусловлены ролью, особое значение приобретают правила игры этого социального маскарада. Такими правилами, создающими видимость приличия, во все времена являлся строго регламентируемый порядок и форма обхождения, иными словами – этикет. Этикет включал в себя множество общепринятых условностей и выражался, прежде всего, в соблюдении культуры речи и межличностного поведения.
Давайте посмотрим, что писал об «les convenances» [2] в александровские времена Александр Иванович Герцен: «…кто знает, что у кого на душе; у меня своих дел слишком много, чтоб заниматься другими да ещё судить и пересуживать их намерения; но с человеком дурно воспитанным я в одной комнате не могу быть, он меня оскорбляет, фруасирует; а там он может быть добрейший в мире человек, за то ему будет место в раю, но мне его не надобно. В жизни всего важнее esprit de conduire [3] , важнее превыспреннего ума и всякого ученья».
2
Les convenances – видимость приличия, (франц.)
3
Esprit de conduire – умение себя вести, (франц.)
Впрочем, социальная игра в приличия была характерна не только для эпохи, в которой рос и воспитывался Пушкин, такое не в диковинку было и прежде. Хотя тут нам был важен не сам факт всеобщего лицемерия, а его реальное наполнение и духом, и буквой романтического двоедушия. «Я сам обманываться рад», – писал много позже Александр Сергеевич. Да разве только один Александр Сергеевич!
Социальные изменения в российском обществе, вызванные проникновением западных идей и философских воззрений, вместе с появлением собственных теорий реформирования всех сфер общественной жизни, таких, например, как проекты Сперанского, не могли не отразиться на духовной жизни государства, на мистических и религиозных поисках многих думающих людей того времени. Как естественная реакция на невежество клира и чрезмерный догматизм официальной церкви стало широко распространяться масонство и религиозный мистицизм. Под появившимся термином «фармазонство» (вольнодумство) подразумевалось не только утверждение свободы разума или скепсис в отношении к официальным верованиям, но и мировоззренческая установка к поиску истины через сверхчувственное общение с абсолютным предметом познания всего сущего. Такие издания как «Сионский Вестник», «Русский архив» и «Русская старина» являлись проводниками религиозно-мистических взглядов и имели широкую читательскую аудиторию. В обществе появляется мода на мистицизм, который, в свою очередь, спровоцировал эволюцию религиозных воззрений и имел большое влияние на нравственное развитие, меняя даже линию человеческого поведения. Разговоры о пришествии Антихриста, о недавно вошедшем в научный и светский обиход магнетизме, о призраках и фантастических сущностях стали делом вполне обыденным; в эпистолярии той поры можно встретить немало строк, посвящённых таинственным явлениям и чудесам. Да что там досужие пересуды в «обществе», сам Император Александр был больше увлечён оккультизмом, нежели предан каноническому православию. Хорошо известно об его покровительстве западным мистическим сектам и о живом интересе Императора к их учениям.
Посвящение в масонскую ложу. Акварель неизвестного английского художника. Фрагмент. Конец XVIII века.
Если отвлечься от тем сакральных и обратиться к вопросам сугубо земным, то здесь обнаружится ещё больше удивительного и интересного. «Как? Неужели холопы способны чувствовать как господа, любить как господа и думать как господа?» Такая постановка вопроса в настоящее время может показаться просто недопустимой, но в начале XIX века эти слова были наполнены подлинным чувством и искренним недоумением. Нет, нет, отказывали простолюдинам в их естественном человеческом качестве не только «уездные барышни», которые хотя и воспитывались «на чистом воздухе», однако «знание света и жизни почерпали из книжек» [4] . Разделение на «мы» и «они», на «подлых» и «благородных», повсеместно господствовало в дворянской среде. Вот что писал о крестьянах один из образованнейших людей своего времени Александр Сергеевич Грибоедов: «У нас господа и крестьяне происходят от разных племён, которые не успели ещё перемешаться нравами». Такое удивительное деление было характерно для многих народов. В Польше, например, шляхта приписывала себе сарматское происхождение, выделяясь тем самым из остального населения. Крепостнический стереотип восприятия простого народа после войны с Наполеоном начал постепенно разрушаться, хотя в газетах по-прежнему продолжали мелькать объявления о продаже людей между предложениями купить дрова или скот. Всемирная история изобилует подобной дикостью, достаточно лишь вспомнить дискуссии в средневековой Европе о существовании души у женщин или отказ колонизаторов признавать человеческий статус у покорённых народов.
4
Повести
Как Возрождение явилось временем возвращения к жизни идеалов Античности, так и эпоха Романтизма была обращена к Средневековью, правда, только к его формальной стороне, но не сущностной. Конечно, в культуре «тёмных веков» не было места свободной личности в привычном для нас смысле, а индивидуальность, как таковая, не признавалась, но интерес к человеку был исключительным, во всяком случае, в плоскости соблюдения им предписанных норм поведения. Человек романтической эпохи даже и не пытался вникнуть в суть этих норм поведения, тем более что предшествующее Романтизму Просвещение во многом изменило содержательное наполнение отдельных понятий этики, свойственных прошлому. Возвращённые из Средневековья культы, такие как «культ прекрасной дамы», «культ клятвенных обещаний», «культ дружества и верности слову» всё-таки выглядели иначе, хоть и опирались, казалось бы, на прежние рыцарские традиции. Несмотря на то, что большую половину XVIII века
Россию возглавляли императрицы, женщинам в русском дворянском обществе отводилась роль направлять мужчин к высоким свершениям, побуждать «пыл благородных страстей» и питать его «энергию души». Как там пели средневековые трубадуры и странствующие рыцари, восхваляя свою «прекрасную даму»?
Если бы не все на свете совершенства,Если бы не эта красота,Разве не нашел бы я в другой блаженство?Мысль одною ею занята.Даровало солнце свет Обездоленной луне.Как солнышко с луною,Госпожа моя со мною.Осветила взором сердце мне. [5]5
Генрих фон Морунген. Перевод Владимира Микушевича
В русском обществе начала XIX века господствовало представление о женщине как о хрупком, нежном создании, хранящей высокие идеалы нравственности и доброты. «Упражнения в науках и словесности» полагались вредным излишеством, ведущим лишь к «охлаждению женщины в любви супружеской». Угрожающим «дамским прелестям» считался как физический труд, так и любая умственная деятельность. Во множестве дамских изданий пестрели вышивки, шляпки, модные платья… Тексты были полны комплиментов и призывов к доброте и благонравию. «Без женщин не образовались бы ни мирные сёла, ни города цветущие: люди навсегда остались бы дикими сынами природы!» – писал один из авторов «Дамского журнала» князя Шаликова. «Пощёчина общественному вкусу» в лице отдельных представительниц слабого пола ничего не меняла: мужчины всё равно не видели в них достойных конкурентов. «Женщина должна любить искусства, но любить их для наслаждения, а не для того, чтоб самой быть художником. Нет, никогда женщина-автор не может ни любить, ни быть женою и матерью, ибо самолюбие не в ладу с любовию, а только один гений или высокий талант может быть чужд мелочного самолюбия, и только в одном художнике-мужчине эгоизм самолюбия может иметь даже свою поэзию, тогда как в женщине он отвратителен… Словом, женщина-писательница с талантом жалка…» Эта цитата из сочинения Виссариона Белинского 1835 года, когда уже о романтической эпохе остались одни воспоминания. Что же тогда говорить о настроениях начала века, когда на печатных страницах можно было прочитать такое наставление для прекрасных дам: «…Избегать противоречий мужу. Ни во что не вмешиваться, кроме домашних дел. Никогда ничего не требовать и казаться довольною малым. Жена может быть умнее мужа, но ей должно принимать вид, будто она этого не знает».
На балу. Фрагмент. Леопольд Шмутцлер.
Всё упомянутое здесь, безусловно, не является исчерпывающей «картиной мира», которую увидел юный Пушкин на заре своей недолгой творческой жизни. Любую реальность очень сложно представить в виде безупречной схемы, она всегда полна разных нестыковок и противоречий – иначе не было бы никакого развития, и одна эпоха бы не сменяла другую. А правдивое изображение русской действительности во всей сложности и многообразии блестяще воплотил наш национальный гений, Александр Сергеевич Пушкин, войдя в отечественную культуру в 1814 году и создав своим творчеством «энциклопедию русской жизни» [6] .
6
Белинский о романе «Евгений Онегин»
«Город пышный, город бедный, дух неволи, стройный вид…»
Пушкин впервые увидел Петербург ребёнком, однако семья будущего поэта, прожив в столице всего несколько месяцев, вернулась в Москву. Вторично двенадцатилетнего Пушкина привёз для поступления в открывающийся Императорский Царскосельский лицей его дядя, Василий Львович Пушкин.
Василий Львович с племянником и своей приятельницей Анной Николаевной Ворожейкиной, поселились в гостинице Демута, одной из лучших в городе, в которой обычно останавливалась весьма состоятельная публика. Выглядело владение наследницы французского виноторговца Филиппа-Якоба Демута, Елизаветы Тиран, совсем не так, как в настоящее время. Гостиница состояла из нескольких корпусов вокруг большого двора, в котором размещались хозяйственные постройки и большая конюшня. На Мойку выходил двухэтажный каменный корпус, на Большую Конюшенную – трёхэтажный. Здания отличались исключительной простотой форм, лишь гладкий треугольный фронтон украшал их гладкие стены, покрытые крашеной штукатуркой.