19 Длинная ночь
Шрифт:
– Полиночка, ты мне для начала как-нибудь объясни суть коллизии, а то для меня эта их магия... нет, я не буду делать вид, что не верю в летающие пепельницы и двухметрового лося, который образовался у меня в коридоре, понимаешь, из света и воздуха сам собой, перед этим спросив разрешения по телефону. Но как-то все-таки неясно.
– Суть коллизии...
– Полина кивнула дежурному гвардейцу у дверей, он посторонился, пропуская их в серебряный декабрьский день со снежной взвесью, кружащейся в воздухе.
– Ну начнем с того, что все то время что я ее знала, исключая предыдущий и этот год, магом она была. Что и как случилось, это
– Какая проблема?
– спросила Лейшина, спускаясь по ступенькам крыльца.
– До целого восстановить?
– Мариша, дело в том, что это целое, вот я, со своей точки зрения, без сомнений сдала бы психиатру, - Полина вздохнула, взглянув в блесовато-синее небо.
– А может и не сдала бы, психиатров у нас мало, они ценные... В общем, слушай. Эти свои технологии они опирают на наивную дерзость, которая может поместиться только в голове, еще не знающей, что такое, например, пары ртути и жесткое излучение. Но они уверены в том, что они двигают науку и что наука эта круче всего, что они тут нашли.
– Поля, можно конкретнее? Ты меня путаешь и я злюсь.
– Еще конкретнее, Мариша? Ну давай. Только не пугайся. Представь себе трехлетнюю деточку, которая играет в ученого.
– Ну, допустим, - кивнула Лейшина.
– У меня оба это проходили, младшая играла в переводчика, а старший в химика.
– Ага, а теперь представь что у этой игры есть вполне серьезный конкретный результат, и у тебя прямо в детской невнятный лепет старшей превращается в годный перевод сложной литературной прозы... помнишь, что у тебя муж тогда переводил?
– Ой.
– Глаза у Марины невольно раскрылись до предела.
– Поля, ты про химию только ничего не говори, у меня воображение живое очень, ну ты знаешь.
– О, ты осознала, - улыбнулась Полина, - так вот, эти их якобы технологии - такая игра, только очень всерьез. С реальными последствиями.
– Да куда уж реальнее-то, восьмой год без метро живем, не вспоминая остального. Но как?
– Ну как, Мариша... в основном на нездравой наглости и наивности, как видишь. Ну и на каком-то внешнем факторе, которая им эту наглость и наивность позволяет сохранять. Этот фактор они называют Потоком, нам остальное неважно, не та тема. А тема как раз то, как они обходят естественные ограничения. Понимаешь, мы их тоже иногда обходим, но в рамках профессиональной деятельности.
– Поля? Ты меня теряешь...
– Ну Марина... Ну вспомни хоть твое явление в мае в Приозерск. И кстати в июне, когда ты ему сотрудничество предложила, он мне оговаривался потом о своих впечатлениях.
– Но...
– смутилась Лейшина, - это же другое. Это совсем другое.
– Да нет, то же самое. И когда я Алису при вас всех тремя фразами вернула в рамки перед тем, как она в коридоре упала, это тоже оно. Когда ты понимаешь, что действуешь, мягко говоря, на грани, а местами и за гранью допустимого, но по итогам получается решение, входящее в проблему идеально. Так вот, они это делают нормальным условием своих технологий. Но если ты или я, когда мы выходим за пределы ремесла и выполнения протокола, четко знаем, что и почему нарушаем и с какой целью делаем, и это дает нам наглость быть уверенными, что обойдется и получится, то они с этой наглости начинают, и уже из нее лепят что хотят. И наглость они берут снаружи.
–
– Они называют это Поток. Я не знаю, почему именно это, и что это, и мне это по большому счету неинтересно. А вот эта их шизофреническая раздвоенность, позволяющая сделать выводы на основе неполной, неверной и не той информации, и на базе этих выводов получить идеальный результат - как раз она очень интересна. Это культурное, и оно может быть исследовано. Кстати, в нашей истории подобные образцы есть, и они относятся к самым темным страницам истории. Инквизиция там всякая, диктатуры... Но мы использовали схоластику, и играли в логику. Как только перестали играть и сделали логику методологией научного познания, наглость себе сильно ограничили. А они играют в математику.
– О господи, Поля. Можно я не буду об этом думать?
– Да не думай, конечно. В этой игре общего с математикой только то, что она дает состояние, максимально отдаляющее от сознания любую конкретику, начиная с собственных рук, ног и имени, и заканчивая известными законами природы. Главное - забыть, что желаемое невозможно, и неважно, как именно это достигается. Алиса решила, что это математика, и пытается использовать математику, чтобы это делать. Если бы она знала математику чуть лучше, математика ей ничем не помогла бы, и могла даже помешать.
– Поля, но как? Ты же сама сказала, что она пользуется математическим аппаратом?
– Ну Марина... Ну да, она им пользуется. Катать счеты по полу тоже можно назвать "пользоваться счетами". Но можно ли учить трехлетку высшей математике? И нужно ли это? Сможет ли трехлетка решать задачи хотя бы из Перельмана, исходя из его детского опыта и практики на уровне "да будет так"?
– Нет Поленька, нельзя, ребенок непоправимо с ума сойдет. Ты мне сама и объясняла. Но взрослый может имеющийся высшую математику прицепить к магии, наверное?
– Да, Мариша, как-то может. Только работать не будет ни магия, ни математика, что они сейчас и получили. Да Айгит и еще один их спец сейчас терзают школьного математика, выясняя у него, что они делают не так, и скажу тебе, за этот месяц эти разговоры ему добавили порядком седины в голове. Опуская ненужные подробности, Алиса все это потому и приняла за их математику, что сама предмет знает примерно никак, а людей не лучше. И того, что и ее драгоценный князь, и ею так нелюбимый граф да Айгит - это трехлетки, и они просто играют в математические символы, она не понимает, ей нечем. Но она вслед за ними послушно все это списала на имеющийся навык решения школьных задач по математике.
– Поля, стой, - нахмурилась Лейшина.
– Откуда у девки с незаконченным журфаком теорвер и вышка в таком объеме?
– Ты не поняла. Она решила, что то, чему ее учат маги, когда говорят о расчетах - это такая местная математика, теорвер и прочая квантовая физика. А они на самом деле только играют в математику, смысла и логики в этом нет. Они-то, правда, считают, что смысла и логики там достаточно, чтобы строить развернутые алгоритмы. Но случайных факторов в этих, так сказать, расчетах, больше, чем протокола. Даже для них самих. А то, что они называют логикой, на самом деле не имеет к логике никакого отношения. Типичные паттерны эмоциональных реакций, задевающих сразу несколько зон коры. На логику похоже только тем, что в процессе их работы их можно рефлексировать и направлять.